Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
С ребёнком было всё хорошо, и его выписали через неделю после родов, раньше Раи. Правда, фактически он оставался в роддоме с мамой. У неё было высокое давление, и врачи не хотели её выпускать. Ещё через два дня Раю согласились выписать, но мне пришлось дать письменное обязательство помогать ей во всём и следить за здоровьем. Я забрал их из роддома и через девять дней после рождения нового человека мы втроём пошли домой.
Глава 134. МОИ ПОМОЩНИКИ КОЛЯ И ВАЛЕРА
Как-то мы с Колей Петуховым [50] решили, что хватит питаться всухомятку, и надумали готовить себе на работе обеды. У нас там была электроплитка и кастрюля. Купили манной
50
Я о нём упоминал в главе 127. (Прим. авт.)
Мы как заворожённые стояли и наблюдали за процессом варки. Через некоторое время запахло гарью. Мы посчитали, что обед готов. Попробовали горячую, но оказавшуюся совершенно несъедобной массу, внутри которой попадались комочки даже не размокшей крупы.
Мы признали своё поражение. Всё варево вывалили на улицу. С горем пополам отмыли кастрюлю и больше никогда не пытались готовить обед на работе. Может быть, нам нужно было начинать с чего-нибудь попроще – например, супчика.
После того, как мы с Петуховым носили столбики из карьера для постройки нашего сарая, он, видимо, посчитал, что я ему обязан по гроб жизни, и буду закрывать глаза на его выходки, а иногда и работать за него. Он стал нередко в вечернюю и ночную смену приходить на работу под хмельком, а в утреннюю – с похмелья. Он вообще был большим любителем выпить, не скрывал этого и даже этим кичился. Возможно, его испортило хобби, которое он превратил во вторую работу. Он был музыкантом в городском духовом оркестре. По обычаю, заведённому у нас, ему часто приходилось провожать в последний путь людей, которых он называл «жмуриками». А на похоронах никогда без выпивки не обходилось. Я пытался его образумить, но он в ответ лишь нахальненько ухмылялся.
Лишь теперь я понял, почему машинист Тыринов от него отказался и «передал» мне. Сам же Петухов жаловался на своего старого машиниста: «Тыринов не давал мне целый месяц управлять локомотивом. Мне было так плохо!»
Николай любил ездить за управлением, и я ему обычно не отказывал, когда он был трезв. Но это случалось всё реже и реже, и в конце концов я тоже воспользовался методом Тыринова. Когда Петухов в очередной раз пришёл на работу «не в форме», я заявил:
– С сего дня лишаю тебя управления локомотивом в течение месяца. Если не исправишься, то мы расстанемся.
С неделю он держался, а потом снова пришёл в вечернюю смену под хмельком. Впервые стал извиняться:
– Ну как не выпить, когда все пьют! И мне подносят – после похорон-то.
– Значит, из тебя никогда машиниста не получится, – сделал я вывод. – Так и будешь работать в похоронной команде.
Было видно, что он обиделся, но ничего не сказал. А в ночную смену он снова пришёл выпивши. Мы заехали под погрузку вперёд электровозом в сторону тупика. Начали грузить с хвостового вагона. Мой помощник постелил на полу кабины телогрейку и улёгся спать. Я следил за погрузкой сам, по сигналу с экскаватора подавал вагоны вперёд. Когда догружали последний вагон, с ковша прямо перед электровозом упал крупный камень. Подали сигнал отправления. Я разбудил помощника и сказал:
– Коля, перед электровозом упал большой камень, ты его убери.
– Хорошо. – Он пошёл к хвосту поезда, даже не остановившись перед вагонами. Я ему крикнул:
– Ну что там?
– Всё нормально, – даже не оборачиваясь, ответил Петухов и пошёл дальше.
Я ему не поверил. Сошёл с электровоза, подошёл к тому месту, где видел падающий камень. Он, конечно, никуда не исчез, а лежал прямо перед электровозом. Если бы я поехал, локомотив мог бы получить серьёзные повреждения и сойти с рельс. Я догнал Петухова,
позвал его назад к электровозу и показал лежащий камень. Он молча начал его убирать, я ему помог. Вдвоём мы управились без помощи погрузчиков. Я был уверен, что этот камень Петухов не мог не заметить. Возможно, он хотел мне навредить. Этого я ему уже никак не мог спустить. Утром после смены я ему сказал:– Больше со мной работать не будешь. И ты знаешь, почему.
Я зашёл к начальнику смены и попросил у него другого помощника. Петухов ещё какое-то время поработал у других машинистов, но в конце концов его уволили. А мне он всё-таки насолил. В моё отсутствие зашёл к нам и попросил у Раи пятьдесят рублей, пообещав, что отдаст их мне. Поскольку Рая его знала, то одолжила ему нужную сумму. Я думаю, понятно, что он её никогда не вернул. Да и вообще я его никогда больше не встречал. К слову, пятьдесят рублей в то время составляли треть моей месячной зарплаты.
В последнее время на нашем поезде стажировался у Петухова молодой парнишка. Звали его Валерой, было ему 18 лет. Он был высокорослый, стройный, симпатичный юноша с чёрными кудрявыми волосами. Он был футболистом и играл за сборную города. Я даже ходил на футбол, когда он играл. Он закончил у нас стажировку, но с местом работы так и не определился.
Я намекнул начальнику смены насчёт Валеры, и мне дали его в следующую смену. Мы с ним проработали с неделю, всё было хорошо. Но в один не очень прекрасный для нас с ним день мы поехали в карьер. Миновали крутой спуск, нас приняли на ровный тупиковый путь по разрешающему светофору. Мы ехали вперёд электровозом, соответственно, из тупика должны были выезжать вагонами вперёд. Поэтому я высадил помощника у стрелочного поста.
Стрелочница перевела стрелки, а старшая включила нам светофор. Этот участок не был оборудован автоблокировкой. Помощник, который находился на площадке последнего вагона, подал мне сигнал отправления. Но как только я разогнался, как увидел, что он сигналит мне «тише». Я затормозил, но не экстренно, так не видел и не знал, что там впереди. Предположил, что следующий светофор, которого мне не видно из-за «перелома» профиля и изгиба пути, горит запрещающим. Замечу, что в карьере из-за частых взрывных работ ставили только карликовые светофоры [51] . Вдруг я почувствовал сильный толчок и увидел, что мой хвостовой вагон задрался вверх, почти до контактного провода. Поезд остановился. Первой промелькнула мысль о том, что я столкнулся с поездом, хотя вины моей в том нет. И тут же я ужаснулся: «Там ведь Валера, что с ним случилось?»
51
Карликовые светофоры располагаются на небольшой высоте над землей, как правило, на бетонном блоке или низком столбике. (Прим. ред.)
Я спрыгнул с электровоза и помчался к месту столкновения по правой стороне, откуда видел сигнал помощника. Но я никого не встретил. И на месте столкновения не было никаких следов чьего бы то ни было присутствия. Площадка, на которой находился перед столкновением мой помощник, была раздавлена в лепёшку и задрана высоко вверх.
Тут подбежала локомотивная бригада с поезда, с которым мы столкнулись. Первым делом я спросил:
– Ребята, вы не видели моего помощника?
Машинист Мельников меня успокоил:
– Он побежал к тебе на электровоз по этой стороне.
У меня сразу отлегло от сердца. Значит, жив, здоров, просто мы бежали навстречу друг другу по разным сторонам состава. Валера оказался молодцом, не растерялся в экстремальной ситуации, даже успел выбрать, в какую сторону безопаснее спрыгнуть на ходу поезда. Действительно, с правой стороны было много крупных камней, а слева, куда он соскочил, было ровное междупутье. Наверное, помогла ему уцелеть и спортивная сноровка. Кстати, на хвостовом вагоне имелся стоп-кран, но Валера им не воспользовался. Наверное, не было возможности – надо было спасать свою жизнь.