Рэмбо
Шрифт:
– Я только что сказал, что у меня нет десяти, где же черт возьми, я возьму пятьдесят?
– Ты находишься в зале суда, - сказал Добзин, резко наклонившись вперед. Не потерплю бранных выражений в моем суде. Еще одно нарушение, и я накажу тебя за неуважение к суду.
– Он умолк и принялся с задумчивым видом жевать табак. Мне так будет трудно сохранить беспристрастность, когда придется выносить приговор по второму обвинению. Я имею в виду сопротивление аресту.
– Невиновен.
– Я тебя еще не спрашивал. Подожди, когда спрошу. Что там с сопротивлением аресту, Уилл?
– Я его подобрал, когда
– Тисл помолчал.
– Но он вернулся.
– У меня на то есть право.
– Я опять увез его из города, а он снова вернулся, а когда велел ему сесть в мою машину, он отказался. И подчинился только под угрозой применения силы.
– Думаете, я сел в машину, потому что испугался вас?
– Он не хочет назвать свое имя. :
– А зачем оно вам?
– Говорит, что у него нет документов.
– За каким чертом они мне нужны?
– Хватит, хватит, я не могу сидеть тут вечно и слушать, как вы препираетесь, - прервал их Добзин.
– Моя жена больна, и я должен был в .
Пять уже быть дома и готовить детям обед. Тридцать суток тюрьмы или штраф двести долларов. Что выбираешь, сынок?
– Две сотни? Господи, я же только что сказал, что у меня и десяти нет.
– Тогда тридцать пять суток тюрьмы, - объявил Добзин, поднимаясь и расстегивая свитер.
– Я хотел отменить пять суток за бродяжничество, но ты ведешь себя хуже некуда. Мне пора. Я опаздываю.
Кондиционер зажужжал и загрохотал пуще прежнего, и Рэмбо теперь не знал, отчего он дрожит - от голода или от ярости.
– Эй, Добзин, - вы еще не спросили, виновен ли я в сопротивлении аресту, сказал он.
Глава 9
Рэмбо направился было обратно в кабинет Тисла.
– Ну, нет, теперь сюда, - сказал Тисл и указал на последнюю дверь справа, с решеткой в маленьком окне вверху. Он хотел отпереть ее ключом, но тут заметил, что дверь приоткрыта на четверть дюйма. Недовольно покачав головой, Тисл распахнул дверь, Рэмбо увидел лестницу с железными перилами и цементными ступенями. На потолке горели люминесцентные лампы. Рэмбо вошел, Тисл тут же последовал за ним и запер дверь. Они стали спускаться, сопровождаемые двойным эхом.
Рэмбо издали услышал шум льющейся воды. Цементный пол был мокрый и отражал флюоресцентные огни, у дальней стены тощий полицейский поливал из шланга пол камеры. Увидев Тисла и Рэмбо, он перекрыл воду.
– Голт.
– Голос Тисла отозвался гулким эхом.
– Почему верхняя дверь опять отперта?
– Разве я?.. Но ведь у нас нет сейчас заключенных. Последний недавно проснулся, и я его выпустил.
– Не имеет значения, есть у нас заключенные или нет.
Стоит тебе привыкнуть оставлять дверь незапертой, когда у нас никого нет, и ты можешь забыть запереть ее, когда у нас кто-то будет. Так что изволь запирать дверь всегда.
Рэмбо было здесь также холодно, как и в кабинете Добзина, он дрожал. Ему казалось, что лампы на потолке чуть ли не касаются его головы, но все равно было слишком темно. Железо и цемент. О Господи, напрасно он позволил Тислу привести его сюда. Когда они шли от судьи, надо было вломить Тислу и убежать. Уж лучше спастись бегством, чем провести здесь тридцать пять дней.
Но,
сказал он себе, какого же черта ты ожидал? Сам напросился, разве нет? Не захотел уступить.Вот именно - не захотел. И сейчас не хочу. Если меня запрут, это еще не значит, что мне конец. Буду сопротивляться. Чтобы когда придет время отпустить меня на свободу, Тисл вздохнул бы с облегчением.
Конечно, ты будешь сопротивляться. Смех да и только. Посмотри на себя. Ты уже дрожишь. Ты же знаешь, что тебе никак нельзя сидеть в камере. Двое суток в тесной камере - и ты свихнешься.
– Вы должны понять, что мне здесь нельзя оставаться.
– Это сорвалось с языка против его воли.
– Сырость. Я не выдержу пребывания в сыром месте.
Когда Рэмбо попал в плен, его долго держали в камере, где земляной пол был вечно сырой.
Вот и расскажи ему об этом, черт возьми.
Но он еще решит, будто я его умоляю.
Ну вот, подумал Тисл, сейчас, когда уже поздно, парень пришел в чувство и пытается выкрутиться. Тисла ужасно раздражала такая непутевость - ведь парень фактически сам запрятал себя сюда.
– Скажи спасибо, что здесь влажно. Что мы все моем из шлангов. По уик-эндам здесь сидят пьяные, и когда мы в понедельник их вышвыриваем, со всех сторон свисает блевотина.
Тисл окинул взглядом камеры, блестевшие лужицами воды.
– Хоть ты, Голт, и оставляешь ту дверь наверху открытой, моешь ты прекрасно, - заметил он.
– Немедленно принеси парню все, что полагается.
– Эй, ты, - повернулся он к Рэмбо, - думаю, средняя камера тебе подойдет. Иди туда, снимай сапоги, брюки, куртку. Оставь на себе носки, трусы, свитер. Сними все украшения, цепочки, если есть, часы... Голт, на что ты там уставился?
– Ни на что.
я ж вроде бы послал тебя за постелью и всем остальным.
– Я просто смотрел. Сейчас принесу.
Он поспешил наверх.
– Может, напомните, чтобы он запер дверь?
– поинтересовался Рэмбо.
– Нет надобности.
Тисл прислушивался к звяканью отпираемой двери. Потом стало слышно, как Полт ее запер.
– Начинай с сапог.
Интересно, чего он ждет? Парень снял куртку.
– Ну вот, опять за старое. Я же велел начать с сапог.
– Пол мокрый.
– А я тебе сказал войти туда.
– Я войду туда не раньше, чем это будет необходимо.
– Рэмбо сложил куртку, покосился на лужицы воды на полу и положил куртку на ступеньках. Сапоги он поставил рядом, снял джинсы, сложил их и аккуратно пристроил поверх куртки.
– Что это у тебя за шрам над левым коленом?
– спросил Тисл.
– Что с тобой случилось?
Рэмбо молчал.
– Похоже на пулевое ранение, - не унимался Тисл.
– Где ты его получил?
– У меня носки промокли на этом полу.
– Тогда сними их.
Тислу пришлось отойти в сторону, чтобы в него не попали летящие носки.
– Теперь снимай свитер.
– Зачем? Только не говорите, что все еще ищете мои документы.
– Я произвожу тщательный обыск, чтоб убедиться в том, что ты ничего не спрятал подмышками.
– Что? Наркотики что ли?
– Кто знает? Все может быть.
– Ну, только не я. Я давно с этим завязал. Черт возьми, это же противозаконно.
– Очень смешно. Снимай .
Свитер.