Ремонт человеков
Шрифт:
В таких продают фотобумагу.
Размеры конверта зависят от формата листа бумаги.
Я помню, что есть 9х 12, хотя могу и ошибаться.
Есть еще 13х 18, это я помню точно.
Этот маленький, видимо, 9х 12.
Я беру его в руки и чувствую, что в нем совсем немного снимков.
Чахлый и тощий черный пакетик.
Щеки у меня пылают, вот только непонятно, от чего.
Я смотрю на дверь в кухню, мать там и не собирается выходить.
И я достаю фотографии из пакета.
Быстро просматриваю их, а потом
В свою сумочку, даже не думая о том, что мать может их хватиться.
Если хватится, то я что–нибудь придумаю.
Но потом.
Я убираю альбом обратно на полку в сервант и иду на кухню.
— Нашла? — спрашивает мать.
— Нет, — отвечаю я, и добавляю: — да я особенно и не надеялась, просто захотела тебя повидать.
— Угу, — говорит мать.
— Я пошла, — говорю ей, идя в прихожую и крепко держа сумочку, будто ее могут вырвать из рук.
— Так обедать не будешь?
— Нет, — отвечаю я в очередной раз и начинаю одеваться.
Туфли, плащ, сумочка все так же при мне, как и боль в левой половине головы.
Я закрываю дверь и начинаю спускаться.
Вниз по лестнице, с четвертого этажа.
Слышно, как мать поворачивает ключ в замке.
Я дышу тяжело, мне хочется скорее убежать.
Хотя ноги не слушаются, а коленки подгибаются.
Я останавливаюсь на площадке между вторым и третьим этажом и лезу в сумочку.
Мне надо покурить, мать не курит и не любит, когда курят у нее дома.
Я достаю сигарету, закуриваю и вдыхаю в себя дым.
И снова смотрю в сумочку.
Я могу взять этот черный пакет в руки, достать из сумочки, вынуть из него фотографии, подойти к окну и внимательно рассмотреть при дневном свете.
Тусклом и сером из–за падающего снега.
Падающего и тающего под ногами, потому что — весна.
Но я и так хорошо запомнила их.
Мне хватило несколько мгновений, чтобы они запечатлелись в памяти.
Тем более, что их немного.
Всего три.
Три маленьких, черно–белых фотографии.
Очень старых.
Я не знаю, почему мать их сохранила, я бы себе такого не позволила.
Никогда.
Но я знаю, что никогда не спрошу у нее ничего об этом человеке, потому что она мне все равно не скажет правды, раз не говорила ее все эти годы.
Хотя это уже не важно.
Важно то, что я нашла, что хотела.
Нашла и украла, положила к себе в сумочку и сделала ноги.
Ноги снесли меня с четвертого этажа до площадки между вторым и третьим и встали.
В них появилась слабость, и я была вынуждена закурить.
На первой фотографии — моя мать, в том виде, в каком меня так и не смог ни разу заснять мой муж.
Молодая, голая, с очень красивым телом.
Какое и должно быть, когда тебе восемнадцать лет.
Или чуть больше.
На другой — мужчина.
С хищным носом и полными чувственными губами.
Ему под тридцать,
а может, чуть за.То есть, он примерно на десять лет старше моей матери.
И он одет.
Он в костюме и при галстуке, фотография из тех, которые называют официальными.
И я точно знаю, что это — мой отец, потому что на этой фотографии он очень похож на меня.
Гораздо больше чем там, в левой половине головы, где внезапно начинает появляться узенький лучик света.
Хотя боль не отступает, она просто становится глуше.
А вот третья фотография самая интересная, на ней все тот же мужчина и юноша, почти мальчик.
И это фотография крест накрест перечеркнута красным карандашом. С нажимом. За которым — ненависть.
И я даже знаю, чья.
Моей матери.
Как знаю и то, кто этот юноша.
Почти мальчик.
На фотографии ему лет пятнадцать, не больше.
А мужчине уже далеко за тридцать, может быть, что под сорок.
Она сделана позднее, чем две предыдущих.
И я не понимаю, где взяла ее мать.
Хотя мне это должно быть все равно.
Не все равно другое.
Этот мальчик на фотографии — мой муж.
Тот самый, который восемь лет назад изнасиловал меня в ванной моего брата.
Тот самый, который сегодня пьет кофе с человеком, который — судя по всему — мой отец.
И который, судя по тому, как он нежно обнимает моего мужа на фотографии, знает моего мужа уже очень много лет.
И если они и партнеры, то бизнес к этому не имеет никакого отношения!
16
Мы все боремся с демонами.
И я опять понимаю, как все же был прав Седой, назвав свою контору «Ремонт человеков».
Если мы боремся с демонами, то совсем не обязательно, что мы выигрываем.
И с нами начинает что–то происходит.
Как это сейчас происходит со мной.
А значит, мне необходим ремонт.
Как необходим он и тем, кто идет сейчас рядом со мной по улице.
Опять валит снег, крупными, совсем не весенними хлопьями.
Мне безумно хочется залезть в карман плаща и достать черные очки.
Те, что я купила вчера.
Хотя сейчас я не плачу, у меня нет сил плакать, я даже не знаю, смогу ли я когда–нибудь сделать это снова.
Я пуста, меня выпили и высосали.
Мои демоны оказались гораздо сильнее меня.
И я попросила Седого не о том.
Мне совсем не надо было знать, что происходит с моим мужем и почему он хочет меня убить.
Мне надо было узнать, что происходит со мной.
Хотя все это взаимосвязано, что–то происходит с моим мужем и что–то происходит со мной.
Я не знаю, куда мне сейчас идти, мне хочется кому–то выговориться, но я не знаю кому.
Летом можно сесть на лавочку и завести беседу с любым, кто сидит рядом.
С мужчиной, с женщиной, независимо от возраста.