Ремонт

– Куда мы едем?

– Нет, это Герлиц - Згожелец. На польской Згожелец, на немецкой Герлиц. Красивый город. Да и все города здесь и там красивые, Европа. А еще нравятся полицейские в Германии, их пистолеты. Рукоятка оголена, только перемычка. И ощущаешь некую силу, власть. Как нарочно. У наших все закрыто. Можно вообще ничего не носить. Так, для вида.

Вроде и поспать надо. Но что-то не спиться. Уже скоро. Уже подсасывает. Нерв нарастает. Закрываю глаза и вижу, как подъезжаем к Бресту. Именно к нему, обратно. Словно наркотик какой. Рефлексии. Хочется, быстрее. Достали эти вояжи. Ох, как достали.

Если бы кто сказал, что буду когда-то машины гонять - плюнул бы в лицо. Ну, или презрительный взгляд, на худой конец.

Папа тогда гордился. Сразу, после института.

– В министерстве работает, - говорил гостям.

На дне рождении или так, по-соседски.

Если уединялся с кем-то, на перекур, добавлял, чтобы "посторонний" не слышал:

– Ну, министры там всякие, шишки, Совмин в том же здании. Понимаешь.

Понимал? Просто ощущал некую потребность хозяина выговориться.

Любил родитель знаки всякие, должности громкие. Мечтал. Слабость такую имел. А вдруг?

Но не вдруг. Впрочем, вдруг, но не так, как представлял. Кувырком.

Конструкция вдруг сломалась и в глазах растерянность, типа - куда сынок, ты что, а звучит другое:

– Ну, надо, так надо. Ты уже взрослый.

А тоска дремучая и лицо серое.

Возможно, тогда стал взрослым. Никто больше про недоеденный суп, жена о перспективах всяких втирает. И начальник - только сам. Сам будильник, сам расписание, сам выходные. Жизнь крутая, главное - разнообразная и никто не тычет, особенно, если дурак.

Спи, дружок, спи. Еще за руль, еще дорога, непростая.

Это себе.

И река. Рассвет. И никого. И я с удочкой, ловлю рыбу. И спрашиваю себя - зачем? Ведь в жизни никогда не ловил? И внутренний голос - сейчас ловишь. Почему? Не знаю. Просто... Ничего просто не бывает. И какая-то сила заставляет забрасывать наживку. Снова и снова. И тащу рыбу, а она ртом пытается что-то изобразить. И мне это не надо. Но не отпускаю, а снова наживку...

– Вставай, приехали, - сказал Олег.

На рынке не так много машин, как хотелось бы. Думал больше.

Место нашли быстро. Первый же таксист подсказал, ну и подвез заодно, за деньги.

Ходим между рядов, лица кислые.

– Это бред, - говорит Олег, останавливаясь у очередной "Тойоты", - У нас цены такие же.

Сам вижу. Никогда не ездил сюда за машинами. Вроде и поближе к немецкой границе, а результат нулевой. Маржу забирают перегонщики, подчистую.

– У нас такие же деньги, - брюзжит напарник.

В голосе разочарование и лицо невыспанное.

Паскудно как-то на душе, погода портится. Не дождь, но нагнетает. Утро в Варшаве другое, перспективное. И мысли другие крутились. Вроде обещал, грозился. Истории там всякие рассказывал, а здесь, как обманул.

– Сам в Польше первый раз по этому делу, - говорю.

Хочу успокоить. Или оправдаться?

Молчит. Вернуться пустыми неправильно. Провал. Его не поймет, точно. На дорогу потратились. Он с работы отпросился, небось, наболтал с три короба. Да и самому неприятно. Как-то неудобно, вроде подвел. И голос его не такой заискивающий, как раньше.

В общем, ходим, руки в карманы, молчаливые. Даже не останавливаемся, мельком взгляд и дальше по рядам. А эти возле машин важные и довольные. В заключительной стадии. Сейчас продать и дело с концом. Натирают бочки, полируют бамперы, убирают влагу с "лобовиков".

Это у нас все только в начале, неприятности эти. Спиной ощущаю, нижней частью.

– Такая же цена, как и у нас. Смысл тащиться сюда, если тоже самое.

Очередной камень в мой огород. Ну, слышал я уже это, слышал!

– Нет, я не про то, не думай, - оправдывается, - У нас все получится, знаю.

Теперь успокаивает. И это неплохо и сам знаю, что все получится, что паника такая, начальная, когда в непривычных обстоятельствах. Крутить начинает, потом проходит.

Народу прибавляется. Много наших, приезжих, но большого энтузиазма нет и у них. Не с чего. Да и перегонщики, те, что из Германии, сюда, на этот рынок стараются, в основном наши, поляков мало, немцев вообще нет.

– Нужно было под границу, под переход, - говорю.

– А что там?

– Там горячие пирожки, челноки, которым не до базара. Им бы побольше выгнать на Польшу, количеством, и быстрее сбыть, чтобы обратно, пока виза живая.

– А сейчас можно?

Ходим. Хорошо, что погода налаживается. Во всяком случае, солнце начинает пробивать серую пелену. Вынырнет местами и снова туча. Но это уже приятнее.

– А как тебе этот "бумер", - говорит Олег.

– Пятый?

– Да.

– С битой дверью?

– Да.

– Так битая же?

– Ну и что.

Уже настырный. Понимает, что отступать нельзя. Правильно понимает.

Как-то и подзабыл, что партнер из тех, кто про гайки, сварку, не книжки по вечерам читает, у кого руки всегда темные от солидола, с черной каймой под ногтями, даже, когда в гости. Останавливаемся у "аппарата", осматриваем повреждение. Только передняя. Сзади целая, крыло тоже. Да и сама жестянка помята не сильно. Обходим со всех сторон. Щупаем, наклоняемся. Остальное живое.

– Дверь можно поменять или эту рихтануть, - говорит Олег вполголоса.

Отходим в сторону, закуривает.

– А краска? Попадем?

– Попадем, - говорит тихо, по-деловому сплевывает.

Начинает нравиться, его запал, нахрапистость. Значит не все так прискорбно.

– Можно поднять капот?
– спрашивает у продавца.

– Запросто.

Осматриваем двигатель.

– Внимательно на балки, внешне можно скрыть, а по внутренностям удар виден, - шепчет он.

Вот, не зря постоянно лежит под своей "старушкой". Опыт. Про эти балки я и сам в курсе.

Достает щуп, смотрит масло - черное, но уровень нормальный.

– Вроде подтеков нет, - говорит.

И уже хозяину:

– Завести можно?

Тот ныряет в кабину, его не видим за поднятым капотом. Щелкают, какие-то "релюхи", двигатель взрывается.

– Пороги целые, - говорит Олег, пока хозяин выбирается из салона.

Двигатель еще какое-то время работает.

– Глуши, - говорим.

И главное.

– Сколько.

Все всё понимает и начинается игра.

– Скинуть могу долларов триста.