Ремонт

– Не ссы, - говорю.

– Другое слово знаешь?

Вижу, как бледнеет фиолетовое лицо.

Мое дело ждать.

Возвращается. Осунувшийся, растерянный.

– Ну, все, - говорит, - Влетели. Ехал с дальним светом по населенному. Хотят сто долларов. Капец. Кто ж знал.

Я-то знал, но заснул, ненадолго, провалился на пару минут или больше. И про свет забыл. Сам на дальнем никогда, на трассе только, пустой, редко. Нужен был ему этот свет? И это ты ехал, ты! Но что сейчас? Пустое.

– Дай барсетку, - говорит.

Потом замирает.

– Может, сходишь, перетрешь с ними?

Чувствую, как ему плохо, но те с пассажиром утрясать не будут. Точно. У нас тоже самое.

– А теперь слушай, - говорю, - Вот тебе десятка. Говори, что последние, что еле дотягиваем до границы.

– Уже говорил.

Не волнуют, его слова. Знаю, как облупленных мастеров дороги.

– Десятка и больше соплей. Денег нет. Последние. Как хотите, задерживайте, но это последние. У меня, кстати, тоже нет, если спросят. На всякий случай. Нет и все. И бухла нет.

Деньги, конечно, есть, но это для них, для охотников поживиться, легенда.

Буквально сразу возвращается. Довольный.

– Все в порядке.

– Они бы больше потеряли, если бы начали возиться с нами. Уехали с подкормленного места и бабла лишились. Известная песня.

Осторожно минуем "луноход". Те остались ждать.

– Еще набьют кассу, - говорю.

Своя дорога кажется отдыхом, даже ночью. Прямая, две полосы, скучная в триста пятьдесят километров. Это потому, что, как бы дома, но еще не совсем, еще попахать. Но уже твое - асфальт, лес вдоль полосы, темное небо в ярких точках, разделительная, мелькающая белыми разрывами. Даже петь хочется или свистеть.

– Не надо, - говорит партнер, - Денег не будет.

Ух, ты! Суеверный! Смеюсь. Сейчас можно.

После границы сменил. Покрутились, по городу, заправили "обжору". В ларьке водички, сигарет, леденцы в дорогу. Родина, она и есть родина. Дышится по-другому, легко. Словно, воздух другой. И гаишники свои, родные, даже, когда останавливают просто так, по транзитным номерам. Можно ноги размять.

После города Олег не выпускает руль, вцепился. Дай, и все, говорит. Бережет меня. Возможно, тот случай с полицией растопил сердце. Раскрыл некие иные символы жизни, резервы. А мог бы отдать, думаю, деньги.

– Ты спи, - говорит, - Если устану, разбужу.

Ласково, как мама.

Чувствую, настроен по-боевому, до самого до дома. Ну и ладно. Мне то что. Молодец. В принципе, то, что надо чувак. Дотянет.

Засыпаю, под радио, там какие-то песни, наши понятные и голос ведущего свой. А мне уже что-то снится. Он хороший водитель, можно расслабиться. Проваливаюсь.

– Если хочется спать, знаешь что делать?
– вырываюсь из неги.

– Да. Вот музыку включил громче.

– Чепуха. Будешь засыпать, открывай окно. Я стучу рукой сзади по шее, а когда вообще, финиш, открываю полностью окно и смачиваю слюной веки. Палец в рот и по глазам. Потом ветер обдувает. Лучше лицо промыть, но лимонадом не в кайф.

Провалился.

Дома ждут. Чувствуем. Свой двор, он такой любимый оказывается, даже ночью, даже когда машину не куда воткнуть. И это лишь сутки прошли. Дикая ностальгия. А если через месяц, год? Проснулся на подъезде к городу, когда фонари, когда пост гаишный, когда "агрегат" провалился на семьдесят, после ста двадцати.

– Время?

– Около трех.

– Нормально, - говорю.

– У тебя или у меня?
– спрашивает Олег.

– У меня. Этаж ниже.

Шутить начинаем. Значит сложилось. Закрываем двери, проверяем багажник, капот. До этого чистим салон от незначительных предметов. У одного боковое разбили ради красивой зажигалки. Ничего не взяли, кроме нее. Эстеты.

– Вымотался, - говорит Олег.

Разминает шею и ноги.

– Почему не сказал?

Улыбается.

Тихонько активируем домофон, пробираемся длинным коридором, потом в квартиру, так, чтобы не разбудить. Тихонько ключ, осторожно дверь.

Подхватывается. Все слышит, не спит. Загорается свет, запахивает халат, глаза жмурит, волосы торчат.

– Ну как?

– Что-то пригнали. Не то, что хотели.

Олег снимает ботинки и идет на кухню, чтобы через окно показать.

– Не спала, - говорит, - Сны недобрые. Надо Нине позвонить.

Смотрит в окно, потом к телефону.

– Привет, спускайся, только не звони, двери открыты.

И нам:

– Есть будете?

– И пить, - говорит Олег.

Сейчас можно пошутить и вообще.

– Бедненькие, вымотанные.

Это Нина. И сразу:

– Ну как?

– Все нормально, - говорит Олег, - Только дверь чуть рихтануть.

– Как?! Битую взяли?
– расстраивается моя.

– Там выбора особого не было. А дверь? У меня на работе быстро в порядок приведем.

За окном, пронзительная тишина, от первой рюмочки - волны по голове и звуки странные там же. Усталость, но та под окном, близко. Под самым фонарем. Руку протянуть. Блестит. Наша.

Будет сегодня диван скрипеть? Нет, не угадал, да и дело ли мне?

Выходные. Вместо заслуженного отдыха, на базу. Быстрее убрать проблему. Женщины верят, что мы боги. Зачем разубеждать в обратном. Там и обычная слесарка, и ремонт машин, и много чего еще, и все его кореша. А конец, он близок, но как бы проблемка есть. Последний рывок.

Загнали за подъемник, чтобы не торчала занозой и началось. Профи ходят, поглаживают, улыбаются и Олег сияет. Не пустомеля.

Ребята толковые, советы дают. Так то и так. Олег отмахивается. Мол, сами с усами.

Происходящее - главное видеть. Это, как обмен опытом - я туда, он - здесь. Считаю, что зубной врач и автослесарь должны быть свои, в доску - родственник, знакомый или проплаченная ответственность. А здесь убедился на все сто.

Оказывается, машины ремонтируют не ключиками - тринадцать, семнадцать, антикорами, смазками разными, пресс пневматический, когда надо. Как и талант, все проще. Опыт на будущее. Берется деревянный чурбан, подставляется к "больному" месту и молотом по нему - хрясь, хлобысь... Шпатлевка, замазка, разболтавшиеся саморезы в разные стороны. Рихтовка называется. Это бравые парни с чужими машинами. Аж страшно, будто по тебе или твою. Что одно и то же.

У нас не так. Выгибаем постепенно, и резиновыми молоточками по чуть-чуть. Тук-тук. А потом гладим нулевыми наждаками с водой и любуемся работой. Чуть ли не в медицинских перчатках.

– Чего ж так сильно, - говорит Олег, останавливаясь возле товарищей на перекур.

– Жалко?
– плотный улыбается из-под машины.

– Свою бы так бил?

– Свою, нет.

Чувствую, у того сердце болит. В глазах "старушка" и несбыточная мечта в виде дизельного универсала, в котором, и к теще, и на дачу, и бабу, что лучше мочалки, во всяком случае, в ближайшее время.