Рената Флори

Ее снова понесло неизвестно куда и неизвестно откуда подувшим ветерком. Но останавливать это бессмысленное движение Рената уже научилась.

– Возьмите мясо, Тина, – улыбнулась она. – Животный белок ребенку необходим.

– Но вы же не берете!

– Мне не хочется.

– Наверное, у вас девочка, а у меня мальчик, – вздохнула Тина. – А так хочется наоборот! В смысле, мне девочку хочется.

Оба плода располагались в материнских утробах так, что точно определить их пол во время УЗИ не представлялось возможным. Словно сговорились эти дети, мамаши которых проводили друг с другом так много времени!

«Не хватало еще, чтобы характеры у них потом тоже похожие оказались», – с опаской подумала Рената.

Перспектива родить ребенка, который будет хоть чем-то похож на Тину, нисколько ее не прельщала. Впрочем, она была уверена, что он будет похож на своего отца, и ей было неважно, кто это будет, мальчик или девочка.

– Да, а знаете, ведь Виталик хочет, чтобы мы с вами на дачу перебрались, – сказала Тина.

– На Рублевку?

Рената с трудом оторвалась от своих мыслей. Вернее, от воспоминаний – ясный взгляд Винсента вдруг представился ей так живо…

– Нет, на Рублевку я сразу сказала, что не поеду, – ответила Тина. – Там, видимо, аура такая, что мне не подходит. А это же сейчас особенно важно, чтобы аура подходила, да? Но он говорит, что вы сказали, что мне обязательно из города надо уехать. Правда, Рената? Вы правда так считаете?

Обманывать в медицинских вопросах Тину Рената считала еще более бессовестным, чем ее мужа.

– Правда, – вздохнула она. – Вам вредно жить бог знает на каком этаже и вдыхать смог, который прилип к облакам.

– Я без вас не поеду, – быстро сказала Тина.

Это Рената и сама понимала. И так же хорошо понимала, что отказаться от Тининого предложения ей уже не удастся.

«А зачем, собственно, мне от него отказываться?» – вдруг подумала она.

Это была здравая мысль, и причина ее здравости заключалась в том, что вот уже месяц Рената не работала в больнице.

Она просто переоценила свои силы. Это в двадцать лет она могла работать не только до декрета, но и до самых родов, и даже ночные дежурства брала. А в сорок с лишним… Объективно ее самочувствие было вполне приличным, но к концу рабочего дня она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание от усталости.

Именно поэтому неделю тому назад Рената вынуждена была прекратить работу. Вернее, не всю ее прекратить, а только в больнице. И ведение Тининой беременности осталось с этих пор ее единственным занятием и единственным источником дохода. Притом дохода очень даже неплохого – Рената с каким-то почти физическим удовольствием отмечала, что денег у нее уже сейчас отложено достаточно, чтобы продержаться первый год после рождения ребенка.

И какие в таком случае могли быть причины для того, чтобы не выехать вместе со своей пациенткой на дачу?

– Это какая-то странная дача, – сказала Тина. – Такое дворянское гнездо.

– Вы же говорите, что она не на Рублевке.

– Все равно дворянское гнездо. Виталик там в детстве жил. Какой-то там был ведомственный пансионат, что ли, а потом его приватизировали жильцы, и это стало что-то вроде коммуны.

– Так коммуна или дворянское гнездо? – уточнила Рената.

Жизнь в любом из этих заведений представлялась ей сомнительным удовольствием.

– Я, честно говоря, сама толком не знаю, – призналась Тина. – Но ведь потому и интересно!

В отличие от нее Ренате вовсе не было интересно ехать туда, где жизнь устроена непонятным образом.

– Зато там воздух точно свежий, – сказала Тина. – Это довольно далеко от Москвы, и там сосновый лес.

– А живут там в чем, в этом лесу? – поинтересовалась Рената. – В избушках?

– Ну, не в избушках, но в чем-то вроде. В каких-то домиках с верандами.

– На верандах зимой не живут.

– Ну, я точно не знаю. Просто Виталик рассказывал про веранды, он их почему-то очень запомнил. На них всегда собирались, пили чай, какие-то дачные спектакли устраивали, не то шарады разыгрывали.

– Как в дореволюционной книжке, – усмехнулась Рената.

Ей с трудом верилось в существование таких вот идиллических мест. Образ жизни, при котором на веранде разыгрываются шарады, явно остался в далеком историческом прошлом.

– Еще там есть монастырь. Он за рекой, а река неширокая, и поэтому все время слышно, как колокола звонят, – продолжала Тина. – А это ведь полезно, правда? От колокольного звона в организме правильно выстраиваются молекулы, и тогда…

– И что, там действительно можно жить зимой? – бесцеремонно перебила ее Рената. – Отопление там есть?

– Есть, – кивнула Тина. – Печки, кажется. Вообще-то я не очень вникала. Но там зимой постоянно живут все, кто на пенсии, а кто не на пенсии, те к ним на выходные приезжают. Я хочу туда поехать, – тихо сказала она. – Мне почему-то кажется, что нам там будет хорошо.

«А может, такое правда бывает? – подумала Рената. – Печки, колокольный звон за рекой?..»

– Еще там есть белки, – сказала Тина.

– Это, безусловно, решающий фактор! – засмеялась Рената. – Что ж, Тина, заказывайте. – Она кивнула на подошедшего официанта. И неизвестно, имея в виду выбор блюд или Тинино предложение, добавила: – Я подумаю.

Глава 12

Такой тишины, как на этом холме, Рената не слышала никогда в жизни.

Или невозможно слышать тишину? Ведь тишина означает отсутствие звуков… Да неважно, что она означает! Поросший сосновым лесом холм был накрыт тишиной, как шапкой.

По утрам Рената долго лежала под этой шапкой, под этой тишиной и ожидала колокольного звона. Теперь, зимой, он еле-еле проникал в бревенчатый дом, а вот летом, наверное, был слышен гулко и ясно. Особенно если оставлять на ночь окна открытыми – тогда не только колокольный звон услышишь, но и почувствуешь запах жасмина, куст которого растет прямо у стены.

Оказалось, что все это не выдумка – и бревенчатые дома с верандами, и звон монастырских колоколов за рекой. Бывает же такое на свете!

Рената была человеком сугубо городским, и городскими были все поколения семьи Флори. У них даже дачи никогда не было. И не тянуло на землю, и попросту некогда было возиться с огурцами, цветами, а тем более с дачным домом, в котором вечно проламываются какие-нибудь доски, гниют стропила или проседают стены.

В этом доме ничего подобного не происходило. Стены его, правда, потрескивали, когда топилась печка, но в потрескивании этом не слышалось никакой угрозы. Наоборот, оно звучало умиротворяюще, так же, как вечернее пение сверчка, который жил под лестницей, ведущей в мансарду.