Рената Флори

Вот лестница действительно скрипела как-то опасно, поэтому Рената с Тиной старались вообще по ней не ходить. Они устроились внизу, в двух комнатах, двери которых выходили в третью, общую, где они ели, смотрели телевизор и пили чай.

Печка, обогревающая весь дом, тоже топилась в этой большой общей комнате. Топить ее Рената научилась быстро, хотя раньше ей никогда не приходилось этим заниматься. Березовые дрова лежали в маленькой пристройке, так что за ними можно было выходить в домашних тапках. Дрова эти были заготовлены, наверное, много лет назад и стали сухие, как порох.

Впрочем, обычно печку топил водитель Леня, которого Виталик Мостовой поселил в одном из домов по соседству.

– Сейчас колокол зазвонит, – донесся до Ренаты Тинин голос. – Сегодня суббота, а по субботам как-то раньше звонить начинают. Или я путаю, и не по субботам, а по воскресеньям? Ну да, точно по воскресеньям, там же православный монастырь, а у православных праздничный день воскресенье, они же не иудеи, чтобы в субботу. А у мусульман какой день праздничный, вы не знаете? Мне кажется, среда. Но, может быть, и пятница. – Для того чтобы рассуждать таким вот образом часами, Тина обычно не нуждалась в отклике. Но сейчас она все-таки обратила внимание на то, что не получает ответа, и спросила из своей комнаты: – Рената, вы уже проснулись?

– Да, – не открывая глаз, ответила Рената. – Тоже звона жду.

Двери в обе спальни ночью оставались открытыми, иначе, как только печное тепло набирало силу, спать становилось слишком жарко.

– Завтра все приедут, – сказала Тина.

– Шарады разыгрывать? – улыбнулась Рената.

– А здорово было бы, если бы шарады. Что это такое, между прочим? Я слово сто раз слышала, а что оно значит, не знаю.

– Кажется, это такие загадки, которые надо показывать, как театральные сцены, – сказала Рената. – Но я тоже только приблизительно знаю, никогда в шарады не играла.

С тех пор как они поселились на этом холме со странным названием «Москва», Тина почти перестала раздражать Ренату. Здесь эта мотыльковая женщина была так же уместна, как снег и сосны, по которым прыгали белки. И как сами белки, кстати, тоже.

«Москвой» назывался, собственно, не сосновый холм, а пансионат, который был на нем расположен. То есть это когда-то был пансионат – разбросанные под соснами домики, на две-три семьи каждый. Рассказывая Ренате о его нынешнем состоянии, Тина не ошиблась: домики были выкуплены бывшими жильцами. И, видно, потому, что все они жили здесь много лет, никому не захотелось менять привычный уклад. Бывшие пансионатовцы на редкость дружно образовали какое-то сообщество вроде жилтоварищества и зажили припеваючи, тем более что в годы полной государственной неразберихи им удалось оформить в собственность своего жилтоварищества также и землю – вот этот самый холм, поросший столетними соснами.

Оказалось, что кусочек этого холма вместе с небольшим бревенчатым домом принадлежит и Виталию Мостовому. Все это досталось ему в наследство после смерти родителей, но Виталик давно забыл об этой своей неказистой собственности. И только когда Рената предложила ему придумать для жены какой-нибудь вариант дачной жизни, он вспомнил свое детство в «Москве», и костры на склоне холма, где рос непролазный кустарник, из-за которого это местечко называли зарошкой, и две калитки, верхнюю и нижнюю, возле которых маленькие пацаны встречались для того, чтобы тайком от родителей сбегать в соседнюю деревню за зелеными яблоками, а пацаны взрослые назначали свидания девчонкам, и тоже, конечно, тайком от родителей… И про то, как взрослые в это время сидели на дощатых верандах, прогретых за день солнцем, и пили бесконечный чай из самоваров, которые имелись в каждом доме, – Виталик вспомнил тоже.

Может, конечно, все это лишь сквозь дымку лет приобрело в его сознании такой идиллический характер, а в действительности выглядело куда проще. И на верандах, может, пили не только чай, но и водку, и даже наверняка так оно и было, ведь не одни бабушки собирались на этих верандах, приезжали и отцы навестить свои дачные семейства. Но как бы там ни было, а Виталик немедленно решил, что «Москва» на сосновом холме – то самое место, где будет хорошо Тине. И даже удивился: как это он мог про такое знатное местечко позабыть?

Ренате казалось, что Виталий Витальевич рассуждал именно так. Во всяком случае, когда он приезжал в «Москву» навестить жену, вид у него был довольный, как у художника, который любуется произведением рук своих. Да так оно, в общем-то, и было.

Сама же Рената радовалась каждому дню, проведенному в «Москве», так, будто никогда раньше не знала глубокого, глубинного, настоящего жизненного спокойствия. И это, в общем, тоже было именно так.

«Москва» находилась в ста километрах к северу от Москвы, но Виталик приезжал чуть не ежедневно, потому что беспокоился за жену. Остальные же обитатели «Москвы», за исключением пенсионеров и детей, живших здесь постоянно, обычно собирались на сосновом холме по выходным. И сегодня как раз был день общего сбора. А вскоре всем желающим домовладельцам вообще предстояло провести здесь целую рождественскую неделю.

– Будут настоящие святки! – рассказывала Тина за завтраком.

Поселившись в «Москве», она очень быстро перезнакомилась со всеми здешними домохозяйками и была поэтому в курсе всех событий. К тому же еду для Тины и Ренаты готовила домработница одной из постоянных дачных жительниц, немолодой дамы по имени Агния Львовна Филаретова. От Агнии Львовны Тина и узнавала местные новости.

– Настоящие святки, по-моему, бывают от Рождества до Крещения, – заметила Рената.

– Может быть. Но от Рождества до Крещения не бывает каникул, а в эту неделю будут. И все приедут, устроят гулянья, как в старых фильмах. Ряженые будут. Все уже костюмы шьют. Давайте и мы пошьем, а, Рената?

Рената представила, как они, обе с животами, будут выглядеть в костюмах ряженых, и не смогла сдержать смех.

– Если только медведицами нарядиться, – сказала она. – Или снежными бабами.

– Еще будет спектакль, – продолжала просвещать ее Тина. – Галя Белозерская написала пьесу, а Галя Венедиктова ставит ее с детьми. Потому что взрослых, конечно, на сцену не заманишь. А я вот с удовольствием сыграла бы. Когда рожу, то обязательно буду. Вообще Виталик просто свинья, что скрывал от меня такую замечательную дачу.

Судя по всему, после родов жены спокойное существование Виталию Витальевичу не предстояло. Тина была так воодушевлена жизнью в сосновой «Москве», что собиралась перебраться сюда на постоянное жительство. Что при этом будет делать ее муж, работа которого требует его присутствия в Москве не сосновой, а обыкновенной, вряд ли ее волновало.

– Вы пойдете к Агнии Львовне, Рената? – спросила Тина. – Пойдемте! Она хорошая, хотя, по-моему, считает меня дурой. Вам так не кажется?

Ренате так не казалось – она была в этом уверена. Да и странно было бы, если бы ироничная Агния Львовна, в прошлом известная театральная критикесса, считала Тину умной.

– У Агнии Львовны просто такая манера общения, – объяснила Рената.

Ей совершенно не хотелось нарваться на очередные пустопорожние Тинины рассуждения на тему ума и глупости.

– Наверное, – согласилась Тина. – Так как, пойдете на седьмую дачу?

– Зачем?

– Костюмы шить. И вообще общаться. Вам же нравится Агния Львовна.

– Разве я сказала, что она мне нравится? – удивилась Рената.

– Ну, вы же сказали про манеру общения.

Рената хотела было объяснить, что имела в виду совсем другое, что Тина каким-то странным образом поняла ее слова… И не стала ничего объяснять. Искать логику в Тинином восприятии действительности было бессмысленно.