Репетиция Апокалипсиса

— Не распустил, а попустил — за грехи наши и к нашему же спасению, — поправила баба Тина.

— Не надо ругаться… — попросила стонавшая молодая женщина, которая в это время пришла в себя. — Больно очень, а так ещё больнее…

— А ты молись, Марина, молись, — посоветовала баба Тина.

— А ты, как там тебя, — обратилась Глафира Петровна к Эньлаю, — дуй, в конце концов, за доктором, за лекарствами, за обезболивающими, видишь же — мучаются люди.

— Зовите меня Лю, вам так проще запомнить, — сказал Эньлай и, постояв ещё мгновение, направился в коридор.

В остальные палаты он только заглянул, считая больных и вкратце объясняя, что происходит в городе. К концу своеобразного обхода понял: в онкологическом отделении больных было немного, но никто и не исчез. Во всяком случае, с подтверждёнными неутешительными диагнозами.

3

«Демократия… демократия… Слово-то какое красивое. В переводе с греческого — народовластие. А по сути? Помню: ещё докричавшиеся до криминальной революции русские рокеры осмотрелись по сторонам, изумились, увидели, для кого они расчистили сцены после комсомольских агиток, поняли, что проорали империю, и запели совсем другие песни. Правда, демос их уже почти не слышал. «Есть в демократии что-то такое, до чего неприятно касаться рукою» — это Юра Шевчук, кумир рок-интеллектуалов. Но, как только требуется мобилизация масс для выживания, массы сразу требуют того, кто будет за всё нести ответственность, — вожака, вождя, царя — как хотите. И сегодня я тому в очередной раз был свидетелем. Как это назвать? Обаяние грубой силы или чувства ответственности? Никонова признали первым почти без дискуссий и выборов. Его решительный выстрел, пресекавший любые проявления анархии, поставил точку в едва назревавшем споре. Если бы не выстрелил Никонов, пришлось бы мне кинуть в этого парня лопату… Наверное, так проходило выдвижение вождей в эпоху военной демократии, если она была…

Выборы… Есть ли у человека вообще выбор, кроме самого главного, данного ему от Бога: быть человеком или стать демоном? А ведь голосовали! Голос совали в урны! Иллюзия демократии, великий обман! Обольщённая своей значимостью толпа шелестела бюллетенями, до мордобоя спорила на кухнях, поддерживая ту или иную партию… Это уже не хождение по граблям, это последний уровень политической деградации. И всё же русские куда быстрее своих западных и заокеанских соседей поняли, что ложь может породить только ложь. Список претендентов-кандидатов всегда был изначально увечен, порядочный человек не мог туда попасть только потому, что был порядочным. Средства массовой информации, отравившись собственным ядом, уже не могли создавать иллюзию хоть какого-то народовластия. И тогда спешно в законодательном порядке начал падать порог явки избирателей: от 50% до 25%… а потом стало достаточно столько, сколько придёт к этой самой урне. Пришёл кандидат с семьёй и приспешниками — ура! Выборы состоялись! Волеизъявление народа получено, озвучено, раскручено… и выброшено на помойку на четыре ближайших года. На высшие должности, разумно возвращаясь хоть к какому-то подобию иерархии, стали назначать. Общество периодически делилось на согласных и несогласных, наших и ненаших, но, по сути, просто деградировало. Единственное, где общество оставалось собственно обществом, были церковные общины. И государство это не преминуло заметить. Армия между тем очень быстро поняла, что перестала быть народной, солдаты не захотели умирать за чьи-то откаты и награбленное у их отцов и матерей имущество, патриотическая риторика звучала как банальная демагогия, правительство в спешном порядке создавало наёмную (или как тогда говорили — профессиональную) армию, которая, в случае чего, будет стрелять в народ… Но народу к этому времени и на это было наплевать. Непассионарен он стал. Выжали из него к этому времени последние соки, а главное — выжали из души народной веру. И узловое, чего не хватало, — сосредоточенности, созерцательности, к коей располагали русских людей русские зимы. Суета поглощала всех и вся! И тут уж 99% читателей согласится: спешка! Куда бежали? Чего хотели успеть? Заработать? Нарастить комфорт? Получить инфаркт? Обеспечить детей тем, что тленно? Трудно себе представить, чтобы кто-нибудь в начале XXI века хвастался: мой прадедушка был красным комиссаром. На такого человека посмотрели бы скорее с сочувствием, чем с восхищением. Через тридцать лет так же стали смотреть на тех, кто мог бы сказать: мой дедушка был депутатом Государственной Думы такого-то созыва или, скажем, владельцем такого-то предприятия. Ну и что? А ты кто? У вас вся семья такая хитромудрая? А при товарище Сталине твой дедушка сидел бы как банальный расхититель социалистического имущества. Так что требуй льгот как незаконно репрессированный ещё до зачатия!

И мы смотрели в мутно-грязевой поток новостей (взорвали, убили, цунами, землетрясение, аномальные морозы, лесные пожары, техногенные катастрофы…) как наркоманы, сидящие на игле негатива. Чёрного! Больше чёрного! Голубой экран — чёрный квадрат! Чёрная дыра! Болевой порог давно был пройден, и сочувствие пострадавшим выражалось чаще по инерции, рефлекторно, нежели сострадающим человеческим сердцем. Когда-то Россия позорно проглотила бомбардировки Сербии и Черногории, никто особо не заступился за Ирак, и мировая закулиса медленно обкладывала со всех сторон Иран. Последнюю страну, которая открыто противостояла растущей лжи мирового правительства. США периодически проговаривались устами своих политиков: без военного вмешательства иранскую проблему не решить. Готовили, так сказать, общественное мнение к «демократической» военной операции. В то же время исламские террористы, прикрываясь Кораном, по сути, работали именно на это правительство, приближали царствие Антихриста. Полагая себя воинами джихада, поддерживали сына сатаны. Можно ли воевать с долларом, но за доллары? Не было такой фетвы, которая могла бы объяснить им их заблуждения. И что в результате? Желая максимальной защиты от того, чтобы быть взорванными в поезде, самолёте, школе, магазине, народы практически сами попросили, чтобы каждому вшили навигационный чип. А в нём и электронную идентификационную карту, и кредитку. Банальная многоходовка лукавого сработала. Вот только Иран никак не желал просто сдаваться. Пятую колонну в этой стране вычищали без экивоков на права человека и прочий гуманизм, придуманный для того, чтобы оправдывать и даже защищать пороки и предательство. Маленькой победоносной войны в Иране не получилось… И только дураки полагали, что война там идёт за ресурсы, за нефть.

Да ещё вдруг эти русские, которые всё никак не хотели считать педерастов и педофилов нормальными людьми, ещё и разгулялись до такой степени свободы, что обязательная чипизация в России не прокатила. Пришлось Кремлю опять придумывать постепенную и ползучую, заставляя надрываться средства массовой информации, воспевая удобства, преимущества и льготы для тех, кто добровольно станет «электронным гражданином мировой цивилизации». Хуже того, русские вообще перестали ходить на выборы и вежливо плевали властям всех уровней в лицо. Они перестали им хоть сколько-нибудь верить. Иллюзию демократии поддерживали там изо всех сил, но приходилось всерьёз думать о том, что завтра они захотят избрать себе царя. Причём православного, да ещё сделают это по законам уничтоженной, казалось бы, в 1917 году империи. Удивительнее всего, что идею эту поддерживали и мусульманские народы России, которые насмотрелись на всякого рода сепаратистов и просто хотели жить в приличном государстве, а не на клочке карты. Соединённым Штатам в это время было куда как хуже, чем всем остальным: несколько штатов превратились в постоянную и сплошную зону стихийного бедствия: землетрясения, пожары и наводнения там практически не кончались. А тут ещё как назло: засухи, неурожай, падёж скота… и надо кормить третьи страны. Их надо было кормить за то, чтобы они соглашались оставаться третьими. Получалось: всё не так, как задумывали, всё наперекосяк, и будто сама природа ставит планам глобального царства заслон. В системе «хлеба и зрелищ» то тут, то там происходили сбои. Особенно с хлебом. Поэтому весь шоу-бизнес напрягался, чтобы восполнить недостаток зрелищами. Но и здесь не всё было так гладко. Стоило, скажем, появиться с молитвой на устах или в сердце хотя бы одному благочестивому христианину на стадионе, где проходили шоу великих исцелений, где псевдокалеки должны были вскакивать с инвалидных кресел и пускаться в пляс с благодарностями великому правителю, и актёрам-калекам не по силам становилось отбросить костыли, состроить блаженные счастливые лица. Их начинало корчить, они бились в припадках, пуская сквозь стиснутые зубы пену, и сквернословили на разных языках. Многие из них в одночасье действительно становились инвалидами и больными людьми, поэтому желающих сыграть роль исцелённого нанять было всё труднее и дороже. Когда маги, факиры, лжепророки и спецслужбы разобрались, кто мешает их торжеству, началось открытое преследование христиан… Но пришли Илия и Енох… Говорили также, что где-то в Европе видели Иоанна Богослова. А России в это время было не до Ближнего и даже не до родного Дальнего Востока. Под боком разваливалась на части Украина…

Мне казалось в эти дни, что Россия немного в стороне от растущего во всём мире безумия. Она, как повелось, успокаивала себя собственным величием, ощетинившись последними ракетами и негустыми штыками. Сумасшедших — пробовать на вкус русские ракеты — не находилось. Правда, наши солдаты появлялись то в одном, то в другом огненном котле, спасая тех, кто ещё недавно не считал их полноценными людьми, называл рабами, идиотами, жалкими выродками азиатской России… Но солдат это не интересовало, они просто в очередной раз выполняли свою тяжёлую работу.

И мне довелось пощупать температуру в горячих точках, посмотреть на смытый морем Константинополь, где уже рыли котлованы под первые фундаменты стройбатовцы, а инженеры и руководители прикидывали на глаз, сколько можно поиметь на восстановлении турецкой Византии. Даже появилось выражение: зарыть пару миллионов на берегу Босфора. Россия, как всегда, не вписывалась ни в общемировые течения, ни в общемировые проблемы. И, как всегда, поражала своих и чужих крайностями: с одной стороны, в стране росло число верующих, а в их числе множились благочестивые праведники, поражавшие потребительский мир высоким духом аскетизма, настоящими чудесами и прозрениями, с другой — были потребители-обыватели, которые верили в прогресс и развитие забуксовавшей науки, смыслом их существования было накопление и совершенствование личного комфорта. Получалось, Россия была распластана на весах, чаши которых клонились то в одну, то в другую сторону. Наверное, это получался тот самый собственный, но весьма извилистый путь России, над поиском которого бились с незапамятных времён что славянофилы, что западники. Люди бились, Богородица покрывала, Бог вёл… Бог посылает страдания тем, кого любит. Выходит, и со странами так. Узкими вратами идут не только люди, но и народы. И если посмотреть на историю, то более всего страданий выпало на долю евреев, русских, белорусов и сербов… Нравится это кому-то или нет, но это именно так.

Израиль между тем быстро восстановил на месте сметённой якобы очередным природным катаклизмом Мечети Скалы Храм Соломона. Никто в бесконечной череде природных катаклизмов и безостановочной работе кровавого молоха особо на это внимания не обратил. Пощебетал интернет, остальные СМИ либо толерантно промолчали, либо высказались традиционно «объективно», невразумительно и без позиции, как и полагалось современным СМИ. Камни-то к нему уж давно были завезены и приготовлены. Помню, в нашем блиндаже разгорелся спор между двумя разведчиками, которые ходили на задание плечом к плечу, а тут сошлись в словесной перепалке так, что могло дойти и до мордобоя. Парни горячие. Один чистокровный еврей, если такие есть в природе, другой — в буквальном смысле рязанский умник. Родился в Рязани и поступил в рязанское училище ВДВ. Вот рязанец-то по имени Алексей и начал вдруг наседать:

— Не восстановили бы Храм Соломона — не венчали бы там на царство Антихриста!

На что его недавний друг Михаил возражал:

— А если бы русским запретили восстанавливать Храм Христа Спасителя? Что бы ты сказал?

— Ну ты сравнил!

— Равноценно!

— Да у вас синагоги по всему миру настроены.

— Как ты не понимаешь, в синагогах не может быть полноценного Богослужения! Господом было определено только одно место!

— Ну раз Храм был разрушен, значит, так попустил Господь, за грехи ваши. У нас, когда монголы нас топтали, в летописях так и писали: за грехи наши пришли на землю русскую поганые… Во как!

— И вы перестали бороться за независимость? Не восстанавливали сожжённые храмы? Вы в итоге после революции своими руками свои святыни порушили!

— Ага, а вы дирижировали; читал я, кто русские революции возглавлял.

— Без полной поддержки народа это было бы невозможно!

Спор раскалялся. И они обратились ко мне, обратились по прозвищу, которое я носил.

— Философ, — позвал Алексей, — рассуди, ты у нас умник. Он говорит, что евреи должны были восстановить Храм Соломона. Так же, как и мы — Храм Христа Спасителя.

— По-человечески, он прав. На все сто. Кроме того, Откровение Иоанна уже написано, значит, Суд уже вершится. Мы можем только просить милости, но не отмены приговора…

— Опаньки! — изумился Алексей и хотел уже и мне навесить пару оскорблений, но я опередил его.

— Но есть ещё проявленная в истории Божья воля. Ты же сказал, что Храм был разрушен.

— Два раза, — горько вставил Михаил.

— Два раза, — подхватил я, — Навуходоносором в 596 году до Рождества Христова, а потом римскими легионами Тита в 70 году уже новой эры. Не так ли? — обратился я к Михаилу.