Рерайтер
Шрифт:
Так, что у нас здесь? Так-то на студенческой кухне с посудой беда, она, конечно, присутствует, но какая? Это либо кастрюли, в которых кашу чуть-чуть не довели до состояния свободного горения, либо сковородки, в которых точно устроили кострище из продуктов. То есть хозяева сделали вид, что это не их кухонная утварь, остальное, что пригодно в готовке тихо растащили по комнатам. Полазив среди всего этого загрязненного металлолома, совершенно неожиданно натыкаюсь на утятницу. Хм, и чем она кому-то не понравилась? Там совсем немного надо ножом поскрести. Я и поскреб. Потом почистил и нарезал в нее пять картофелин, пару крупных морковок, залил
— А! А! А! — Ринулись мимо меня с чашками и ложками наготове студенты с моего потока, они ожидали в коридоре окончания моих кулинарных экспериментов и теперь настала пора «грабежа». Думали, что я этого не знал и готовил себе в одну харю, но как они не хоронились, все равно я их слышал.
— Утятницу помойте, — крикнул я напоследок, — а то потом хрен с вами поделюсь.
Интересно, как они три порции на четверых поделят?
Нет, никак мне не дожить до стипендии, здесь это просто невозможно.
* * *
Интересно, откуда взялся этот провокатор? Так-то подошел грамотно, вроде как заинтересовало его, что может делать студент глядя в микроскоп?
— Неужели не видно, — улыбаюсь я, — микросхемы курочу.
— И зачем? — удивляется он.
— Обвязку на память из чего-то делать надо.
— И для этого надо вскрыть микросхемы? — Продолжает он пучить глаза.
— А как иначе из них камни достать.
— Камни? Откуда в микросхемах камни?
— Ой уйди не смеши, — не могу удержаться от хохота, вот полез не в свое дело, получи.
А камнями мы на своем жаргоне называем пластинку кремния, которая и есть сама микросхема. Зачем я вытаскиваю их из корпуса? А вот захотелось мне продемонстрировать чудеса миниатюризации, если применить микросхемы в корпусе, то обвязка матрицы умещается на плате 20x20 см, а если использовать «очищенные» микросхемы, то все можно впихнуть в 7x7 см. Правда с распайкой будет та еще засада, уж слишком мелкие дорожки, но здесь уж ничего не поделаешь — искусство требует жертв.
Подождав в сторонке, незнакомец решил, что вряд ли дождется когда я освобожусь, и ринулся в атаку.
— Отвлекись на секунду, — попросил он.
Вздыхая откладываю маникюрные щипчики и переточенный скальпель, которыми ковырял микросхемы и смотрю на него, всем своим видом демонстрируя вопрос, «Чего надо?»
— Это ты Жилкину схему контроллера разработал?
— Я и что?
— Есть тема…
— Нет! — Обрубаю чуть начавшийся диалог.
— Чего нет? — В замешательстве отшатывается он.
— А на всё нет. — Возвращаюсь я к прежней работе.
— А что так жестко?
— Это еще я мягко, — наконец подцепил верхний слой пластика и стал его аккуратно закручивать в сторону, — а так должен бы с кулаками кинуться.
— Так не бесплатно же.
— Сколько? — Сжимаю я зубы.
— Ты еще не знаешь что делать надо. А уже спрашиваешь сколько.
— Хорошо, — соглашаюсь с ним, — что делать надо?
— Надо схемку векторного вычислителя набросать, — совершенно серьезно заявляет мне этот провокатор.
Тут
уж я не удержался, и фыркнул от смеха, чуть пластинку микросхемы не загубил. Бросив снова инструмент на стол, я уже откровенно расхохотался.— Схемку, — повторял между всхлипами, — векторного… вычислителя, набросать…. Вот так… между делом… Ой, не могу… Клоуны…
— И чего здесь смешного? — Насупился он.
— Да так-то ничего, — начал успокаиваться я, вытирая слезы,- кроме того, что об эти «схемки» не один коллектив зубы обломал. Наверняка разрабатываете какой-нибудь супер-пуппер процессор, на десяток мегагерц.
— Есть такое дело, — продолжал дуться товарищ, — перспективная разработка.
— Ты случаем не из Загорска?
Ух, как он дернулся, а ведь тут и угадать не сложно, где-то в это время Михаил Александрович Карцев должен был начать работы над многопроцессорным комплексом М-10 и одной его составной частью как раз и был этот пресловутый векторный вычислитель. И вроде как этот комплекс в семидесятых годах войдет в серию и вроде даже будет задействован на защите Москвы.
— Эх, — настроение от безудержного веселья стало быстро скатываться в противоположную сторону. Вот так в нашей стране, многие коллективы считают свои разработки гениальными, и пытаются тешить свое самолюбие через создание очередного суперкомпьютера, не понимая, что не это сегодня главное.Главное это периферия и программное обеспечение, имеется в виду нормальная операционная система. А пока это находится в зачаточном состоянии, нафига нужны все эти мегагерцы?
— Ладно, — поворачиваюсь в его сторону, — теперь серьезно, первый раз я сказал «нет» потому, что с предыдущей работой меня кинули. — И поднимаю руку, прерывая готовый вырваться из него словесный поток. — Но я снова скажу «нет» потому, что эта работа не имеет смысла.
— А какая работа имеет смысл?
— А вас это действительно интересует, или так, для выяснения позиций?
— Мне просто интересно, почему такое неприятие идеи векторного вычислителя. — Выдыхает товарищ, успокаиваясь.
— Причем здесь вычислитель, — выражаю досаду, — вы ведь заняты разработкой не сверхбыстрой ЭВМ, вы разрабатываете сверх дорогую вычислительную машину.
— Сверхбыстрая ЭВМ не может быть дешёвой.
— Вот в этом вся проблема, — с досадой прерываю диалог.
И чего я здесь пытаюсь доказать? Бесполезно это, сегодня люди мыслят иными категориями им важно показать, что советское самое лучшее, то есть наши компьютеры на столько-то операций в секунду считают быстрее. Это вызывает восторг у людей и гордость за наших ученых, и никто не задумывается, а насколько эффективно используются эти операции и во что они нам обходятся. Впрочем, как раз Карцев не гнался за показателями ради рекордов, просто заказ ему был на такой суперкомпьютер. Но эту бы энергию да в мирных целях.
Короче прогнал я этого провокатора, ишь чего удумал, сбацай ему на досуге «схемку».
* * *
— Валентин Федорович, — окликнул Жилкина заведующий лабораторией, — к телефону.
Странно, подумал тот, о том, что он идет сюда никого не предупреждал, кто бы это мог быть.
— Слушаю, Жилкин, — поднял он трубку.
— Наконец то, — обрадовались на той стороне, — трудно было тебя найти.
В прозвучавшем в трубке голосе, он опознал руководителя артели, с которым заключал договор.