Рерайтер
Шрифт:
— А почему «они»?
— Так одному эту работу провернуть сложно, — пожал плечами электронщик, — тут работы для четверых.
Ну, так-то да, — согласился с ним руководитель работы, и задумался. Получается, Климов с кем-то на стороне договорился. Мысль о том, что молодой человек мог провернуть все самостоятельно, он по-прежнему не брал в расчёт.
* * *
Месяц спустя.
— Как так-то? — Возмущался научный сотрудник МФТИ, которому поручили исследовать образцы ферритов, любезно предоставленные из
— Шлиф исследовали, — спросил Белоцерковский, уж очень его заинтересовала работа Зеленограда, так как они умудрились с ногами залезть в их тематику.
— Да, смотрели, по виду обычный феррит, только помол ингредиентов тоньше.
— А может в этом все дело?
— Нет, мы уже попробовали создать такой же феррит, и ничего не получилось.
Олег Михайлович задумался, получается можно изменять свойства ферритов с помощью какой-то технологии. Это уже интересно. Надо бы послать запрос в МИЭТ, вдруг да ответят.
— Ладно, давайте не будем ломать голову, а просто выполним свою работу, — пришел к решению Белоцерковский.
— Вот с этим могут быть проблемы, — вздохнул научный сотрудник, — у нас не хватает диапазона приборов.
— Что значит, не хватает?
— Так в этом то и проблема, мы уже подошли к частоте в два гигагерца, а потери в этом феррите не фиксируются.
— Вот даже как, — пробормотал Олег Михайлович, — а ведь это рушит нашу теорию.
Запрос из Физтеха поступил к нам в марте, когда я «запекал» последнюю матрицу.
— Смотри, кто нас осчастливил, — Комаров потряс перед моим носом отпечатанным письмом, — Белоцерковский собственной персоной.
— Надо же, — усмехнулся я, — и что это ректору долгопрудненского института понадобилось от нас?
— Надо же, как ты Физтех обозвал, — веселится руководитель работ, — сразу видно, зуб на них имеешь. Сознавайся.
— А я этого и не скрываю, — ухмыляюсь в ответ, — я эту «гениальную» братию с прошлого года на дух не переношу. Эти уроды что удумали, увидели, что вступительные экзамены на отлично сдал, предложили мне перейти на другой факультет, а когда я отказался, выкинули вон.
— А ты не свистишь? — Засомневался Виталий Владимирович. — Там просто так отличниками не раскидываются.
— Так то да, — вынужден был согласиться я, — потом в деканате сказали, что со мной хочет сам Белоцерковский поговорить. Но я решил, что он будет снова навязывать то, чего я не хочу, используя свой авторитет, поэтому решил, что мне это не надо.
— И сразу поехал поступать к нам?
— Точно, — киваю в подтверждение, — подумал, что здесь снобизма нет.
— Это ты зря так подумал, — продолжает веселиться Комаров, — здесь снобизма тоже хватает. И вообще научная среда это как пауки в банке, чуть не доглядел, хоп, и сожрали. По крайней мере, меня с одной работой два раза на ученом совете прокатывали, только заступничество зама по науке помогло. А сейчас, когда та работа получила высокую оценку, делают вид, что всецело поддерживали меня.
На это его утверждение мне остается только согласиться.
— Я так думаю, что ты против передачи «долгопрудненским» технологии запекания феррита?
— Категорически, — киваю в ответ, —
они обязательно попробуют присвоить заслуги открытия себе, двинув очередную заумную теорию.— Да уж, в теории они сильны, — заметил Комаров, — но и в позу тоже не стоит становиться, жизнь-то она такая может и другим боком повернуться.
— Вы хотели сказать «повернуться задом»? Лично я против передачи технологии, а вы решайте сами.
— А я тоже против. — Засмеялся Виталий Владимирович. — Это я решил твою позицию выяснить. Но естественно я не буду им также как ты жестко отвечать, уж подберу формулировки.
Надо же, удивлялся я, оказывается и здесь Физтех не очень-то уважают, видимо между технарями и научниками всегда будут разногласия. Хотя да, иногда последних в такие дали заносит, что, как говорится, ни уму, ни сердцу.
А на следующий день в лабораторию заявился Жилкин:
— Ты знаешь, — доверительно сообщил он мне, — а ведь работает твой контроллер.
— А почему он не должен работать? — Удивляюсь его сомнениям.
— Может, теперь признаешься, откуда ты схемы взял?
— Из головы. — Улыбаюсь, отвечая на в который раз уже заданный вопрос.
— Значит, не хочешь сознаваться, — делает он один и тот же вывод.
— Так уже сознался, и не раз.
Но как оказалось этим все не закончилось.
— Климов, к ректору. — Совершенно неожиданно находит меня секретарь.
— Прямо сейчас? — Спрашиваю я, так как должно наступить время философии, а пропускать лекции на нее, как уже говорил, крайне нежелательно.
— Прямо сейчас, — строго смотрит она на меня, будто я совершил что-то ужасное.
Ладно, к ректору так к ректору. Интересно, какие вопросы у него ко мне возникли? Так-то я Преснухина только два раза видел, не любит наш ректор на публике показываться, а тут на тебе решил лично познакомиться. Или до него дошло ходатайство Комарова о поощрении бедного студента в связи с изобретением. Так и гадал пока шел к руководству.
— Разрешите, Леонид Николаевич? — Сунул я нос в кабинет.
— Проходи Андрей. — Отозвался Преснухин.
О как! Ректор меня даже в лицо знает, и даже по имени величает. Очень интересно. Я не заставил себя долго ждать и просочился внутрь.
— Садись, — Леонид Николаевич показал на стул, и тут же представил находившегося в кабинете еще одного взъерошенного товарища, — это Леонид Никитич, он у нас отвечает за дисциплину. У него есть вопросы к тебе.
— За дисциплину? — Мне есть чему удивиться, никаких замечаний по дисциплине у меня еще не было.
— Да, вопросы касаются дисциплины, — подает голос товарищ, — ты работал в нашей лаборатории и подписывал документ о неразглашении.
— Да, подписывал, — не отрицаю очевидного.
— Ну и как же тогда вы объясните вот это? — Он кивает на стол, на котором я вижу чью-то докладную.
— А что это? — Интересуюсь у Леонида Никитича.
— Это докладная, — сообщает он мне таким тоном, будто я изобличен в какой-то преступной деятельности.
— И? — Поощряю его продолжать обвинительную речь.
— Вы совсем не чувствуете за собой вины? — Удивляется он.
— Нет, — говорю ему совершенно честно.
— А где вы взяли схемы устройства, которые предложили Жилкину?