Решала
Шрифт:
– Подарить Красной Армии, - напомнил лейтенант, остальные в разговор пока не вмешивались.
– Ага, нашли идиота, ваши же меня к стенке и поставят. Самолёт немецкий? Немецкий. На тебе зелёнку на лоб.
– Не веришь ты органам, - вздохнул лейтенант.
– Люди разные встречаются, вот и вас всякие кадры бывают.
– Это да, - неожиданно согласился лейтенант.
– Я про зелёнку не понял, - сказал старшина.
– Это о чём?
– А это когда пуля входит в мозг, чтобы не занесла инфекции.
Никто не засмеялся, но шутку явно оценили. Тут и зашла в дом матушка. Видимо доложили о гостях. Я представил гостей, ну и хозяйку дома, а о причинах их появления сообщил лейтенант, чего я не ожидал:
– Ваш сын, Алёна Яковлевна, подставлен командованием Южного фронта, к награде, за помощь Красной Армии.
– Нужно куда-то ехать?
– даже растерялась та.
– Нет, награда со мной, я буду награждать, осталось решить где и как, желательно торжественно.
Тут уже они сами решали. Кстати, тот сержант-молчун, взял наградное удостоверение и каллиграфическим прочерком внёс в книжицу мои данные. Списывал с метрики о рождении. А я пообщался со старшиной, пока все заняты. Тот в курсе, он сам получил после проведения этой операции награду. Медаль «За Отвагу», это вторая у него. Первая за Финскую. Меня представил к награде тот подполковник, командир танкового полка. Сильно обгорелого его всё же перевезли на судно, сейчас в госпитале, тот долго прикрывал эвакуацию с берега, но всё же танк достали. Вот и попросил найти меня и наградить, а командующий был его хорошим знакомым. В общем, к «Красной Звезде» представили. Вызывать не стали, было решено на месте наградить. Что по группе мичмана, то у них другое задание было, в том овраге, где они меня нашли, те хотели передохнуть, дождаться темноты и двинуть дальше,
Это ладно, все стали расходится, мы же у нас в доме отметили, матушка достала штоф, а у меня начали брать показания, всё хотели знать. Вот зачем приехали, а орден им в нагрузку дали, раз уж едут. Найдут и вручат. Узнаю нашу армию. За час до темноты гости, пусть и незваные, но дорогие, всё же укатили. Кажется, в сторону Краснодара. В ту сторону свернули. А так к нам гости шли довольно долго, как и полагается мама всех угощала, наливала, меня крутили, рассматривая награду, хвалили, и конечно расспрашивали, но я больше того, что сказал лейтенант на площади, не говорил. Помогал раненым красноармейцам, всё засекретили, поэтому больше сказать не могу. Теперь в планах поездка по двум госпиталям, и ехать придётся с каким поездом, что идёт на Новороссийск, дальше попутками до Геленджика, он ближе, и к отцу в Туапсе. Технику в ближайшее время, желательно до весны следующего года, использовать не стоит, чую я буду под плотным колпаком, лейтенант и так, и эдак при опросе спрашивал, что я ещё угнал? То, что угнал, он уже был уверен на все сто. Так что поостережёмся. Я конечно бесбашенный, но дразнить зверя тоже глупо, пока обойдёмся без этого. Вот так через четыре дня и поехали. Я гармонь прихватил, сначала мы три дня в Геленджике прожили, где я играл и пел для бойцов в госпитале, где находился Георгий. Причём сам я провернул ту аферу, что задумал. Это не я, это мама её так назвала. Матушка документы свои взяла, вот я и купил на неё в Геленджике домик, пусть всего на четыре комнаты и с одной печкой, на ней же готовить, но был водопровод. Во дворе летняя кухня, стол, две хозпостройки. Забор неплохой. В общем, мы даже обжились. Дали запасной ключ Георгию, дом оформлен как нужно был. Сам дом мы купили не пустой, я не про мебель, та на месте. В городе едва хватало мест для эвакуированных и военных, поэтому мы купили дом, где уже жили такие постояльцы. В одной комнате две медсестры из госпиталя, из другого, не где Георгий лежал, во второй комнате семья эвакуированного чиновника из Крыма, осталась хозяйская спальня и кухня-столовая. Довольно большое помещение. Дом интересно отстроен. Со двора попадаешь на кухню, тут печка, что огревала все четыре комнаты и из кухни-столовой три двери в разные жилые комнаты. Вполне удобно. Документы на дом я сохранил. А так за прошедшее время Георгий заметно поправился, округлился, уже сам ходил, не шатало, только повязка на руке. Его долго особисты опрашивали, впрочем, остальных тоже, что из лагеря были. Остальные уже служат, кроме Георгия и ещё одного, тяжелораненого. Тому долго лежать, а Георгия скоро на медкомиссию и дальше служить.
Вот так мать насмотрелась на чуть не пропавшего сына, наговорились, я в это время концерты в госпитале и давал. Неплохие, под гармонь, раненые были довольны. Потом мы на попутной машине, я договорился в комендатуре, это их техника, доехали до Туапсе. Там уже к отцу. Остановились у Глафиры, где ещё жила Раиса. К ней в комнату и заселили. Я новый презент хозяйке передал, это за постой. Заодно пообщался. От мужа письмо пришло, тот на Черноморском флоте служит, катерник. Обещал быть с оказией. Они в Туапсе, как оказалось, часто заходят. Очень рад что спаслись и не под немцем сейчас. Ну а мы прогулялись к отцу, пустили, тому до выздоровления долго ждать, несколько месяцев. Он тоже сказал, что с ним особисты работали, опрашивали. Скрывать про самолёт тот не стал, они знали. Я подтвердил, те со мной тоже общались. Награду и тут продемонстрировал, ну и дальше те пять дней, что мы находились в городе, я пел песни. Один концерт по часу в день. Там главврач назначал время. Хотел у отца в палате, она большая, но тут в зале выступал, куда сходились раненые. Использовал пси-бардовские умения, раненые даже дышать забывали, так заслушивались. Песню «Крылатые качели» исполнял по несколько раз, просили. А песня «Товарищ»? Тоже на ура шла. Ничего, отцу потом я тоже небольшую программу давал с песнями. Мы ему гостинцев привезли. Раиса пока помогала. Мы ей письма от Айболита привезли. Так эти дни прошли, без бомбёжки. Хотя два налёта было, Раиса с Глафирой рассказывали. Хорошо у них дом на окраине, центр бомбили, не пострадали, но толи ещё будет. А мы тем же маршрутом вернулись обратно. На день задержались в Геленджике. Ну и обратно, так и вернулись
Дальше была учёба, с редкими выездами на побережье Чёрного моря. Точнее приморские городки. Георгия в ноябре только выписали, прошёл тот медкомиссию и снова стал шоферить. Как я понял, попал всё также в ВВС, он там на какой-то спецмашине обучен ездить был, редкий специалист, поэтому без вариантов. Это всё что было известно. Новый Год прошёл, я чувствовал, за мной наблюдали, если не каждые шаги отмечали, то близко. Так весна наступила. Там и отца выпустили, тоже прошёл медкомиссию и попал в артиллерию, причём, как я понял из намёков, в реактивную. К тому моменту Раиса уже вернулась в станицу, с заметным животом, а в конце февраля и родила крепкую такую горластую девочку. Айболита известили, тот продолжал служить, чудом избежав очередного котла. Вот чуйка у него. Вот и школьный год подошёл к концу, я действительно сдал за два класса, четвёртый, и бегал в среднюю школы, это соседние корпуса, за пятый. Так что я теперь в шестой переходил. Причём попросил выдать табель с оценками. Завуч удивилась, но оформила всё и выдала. Немцы придут, потом как в школе восстанавливаться? Повторно экзамены сдавать или на слово поверят? Лучше табель иметь. Я же крепко размышлял, что делать мне лично. То, что Краснодар возьмут в августе, мне это известно, до станицы дойдут тоже где-то в это время. Принимать бой или нет, вот в чём вопрос. Сообщить что немцы на подходе, и встретить их пока станичники уходят в тыл? Если не уйдут, и я приму бой, немцы за потери, а они будут, отыграются на тех, кто остался. И сказать ничего нельзя, кто мне поверит? Хотя запасной вариант у меня есть, купленной дом в Геленджике, куда стоит перебраться, поэтому постараюсь хотя бы Раису с дочкой Дашей и Настю отвезти, да и матушку, а потом можно и встретить немцев. В редкие минуты, почти всё время забирало хозяйство, сад и огород, я гулял по окрестностям, прикидывал позиции, где немцы могут пойти, где встретить и как, с учётом что у меня один танк и нет пехотной поддержки. Она у меня была даже тогда, когда я в селе у Николаева немцев и румын бил, после освобождения лагеря военнопленных. Бывшие пленные и выступали пехотным прикрытием, и неплохо поработали, зачищая то, что после меня осталось. Вот и думал.
Надо сказать, что семья это заметила, что я постоянно хмурым хожу и чем ближе август, тем я смурнее, вот и задали вопрос за ужином:
– Терентий, что случилось? Сам не свой какой день.
– Немцы Ростов взяли…
– Ну да, ходят такие слухи, так они же его захватывали уже. В прошлом году, - сказал матушка.
– В этот раз куда серьёзнее. Немцы Кубань взять хотят, и к Кавказу рвутся. В августе Тихорецк возьмут и через неделю Краснодар. Тут войск нет, мелкие подразделения и курсанты, остановить нечем. А мы между ними, тоже попадём под этот каток, через станицу одна из автодорог идёт. В общем, через пару недель, немцы займут станицу. Знаете, мне было бы спокойнее, если бы вы в Геленджик перебрались, там переждали. Немцы его хоть и будут изредка бомбить, но до города не дойдут. Будет лучше, если бы вы туда уехали.
– Я не могу оставить станицу, - нахмурилась матушка.
– Конезавода же нет, десять кляч прислали и думают мы племенных разводить будем. Спасать нужно только станичников, объясни им, что немцы тут скоро будут.
Насчёт конезавода, ситуация довольно странная сложилась. Ещё в декабре, когда
битва под Москвой шла, прибыли военные, с ними был представитель тех, кто курировал наш конезавод. Забрали всех, что племенных, что молодняк. Остались только личные лошади, и то клячи, остальных мобилизовали. Как матушка не боролась, забрали всё. Оружием грозили. Если бы я на рыбалке не был, пригнал бы танк, глянули у кого ствол больше, ур-роды. А через неделю комиссия, посмотреть, как выводим коней. Такой скандал был, куда племенных дели? В результате кто крайним оказался? Матушка, что отдала. А племенных отдавать везде запрет стоял. А тому хмырю, что из весомой организации, ничего. Да, ничего, но у него вдруг дом в Краснодаре сгорел, с семьёй погорельцами стали, и машину его служебную угнали. Между прочим, большая редкость, кому такие авто оставляли. И кто бы это мог быть? Правда, нет худа без добра, статью матери не пришили, она справку от хмыря и военных тогда потребовала, прикрылась ею, но с должности председателя её сняли, им стал однорукий станичник. Недавно из госпиталя, в январе и принял должность, а мать снова бригадиром стала. Новый председатель смог выбить обратно несколько лошадей, вот с ними и работали, но это не тот материал. Результат в лучшем случае лет через пять будет. Кстати, а пахать и сеять на мать возложено было, и выдали всего двух лошадей с плугами, были ещё плуги, там хоть самим впрягайтесь, та вспомнила что я трактор обещал, с плугом и сеялкой, я и работал ночами, а то днём налетят, отберут технику, и все наши поля вспахал, что за колхозом числятся. Также ночью и засеяли частей полей пшеницей, остальное картошкой и разными овощами. Там мать командовала, её бригада сеяла. Едва посевного материала хватило. Председатель потом бегал, искал, видно же, что трактор работал, следы не скроешь, но мать говорила, что арендовала у военных, они и дали. Трактор уже забрали. Оказалось, председатель договорился соседями, помочь, то что на его полях трактор работает, тому уже доложили. Не получилось. А к матери не подходил, недолюбливал тот её. Впрочем, это было обоюдным.– Скажут, панику поднимаю, - вздохнула та.
– Предупредить всё равно нужно, чтобы хотя бы детей по родственникам отправили.
На следующий день всё же поговорила та со станичниками. Председатель наложил вето, обругал мать при всех, и запретил вообще покидать станицу. Кстати, он имел на это права, кто уйдёт может по статье загреметь. И не пристрелишь, все на мать подумают, они собачились больше всего. Недовольство среди жителей поднялось, у нас бабёнки боевые, тот от них в здании правления конезавода спрятался, старики только посмеивались. Быстро бегает. Вышел, когда те успокоились. Не сильно и потрепали, вырвался и смог сбежать. Тут началось время сбора урожая, этим и занялись, отвлеклись. Да ещё к нам дед приехал. Один, верхом. В прошлом году осенью приезжал, с внуком был, четырнадцати лет, брат двоюродный мой, сейчас без него. Тот стал помогать со сбором, ну и пообщались на предмет прорыва немцев. Про Ростов тот уже знал, да и слухи ходить начали, что немцы в нашу сторону идут. Дед решил остаться до конца августа, глянуть что будет. О немцах мы узнали от водителя «полуторки», что суматошно виляя проскочила станицу, только на миг остановилась у колодца, попить, да воды добавить в радиатор, мотор кипел. В нескольких километрах были, даже обстреляли его, вот и началась паника. Я же готовил вещи к вывозу, самое важное, включая документы, своего коня и повозки у нас не было, дед коня предоставил, я же быстро посетил погреб и хранилище, прибрал весь снятый урожай, что успели накатать в банках с вареньем и компотом. Тут бочонки. Соленья. А варили компот те просто отличный. В общем, чтобы немцем не досталось. Станичники тропились уйти, хотя бы в сторону, чтобы не попасть под стальной молот наступления немцев. Кто-то в погребах прятался, не уходил. Станица стремительно пустела. Бил в набат колокол в церкви. Председателя не видел, когда о немцах сообщили, тот куда-то пропал, вот и пришлось матери командовать, так что, потянулись люди прочь. Я вообще всё прибрал в доме. Сюда мы вернёмся, когда немцев прогонят. А так отбежав, я добежал до оврага, быстро надел шлемофон, и забрался в танк. Который уже достал. Один из трёх. У меня было две «тридцатьчетвёрки» и плавающий «Т-40» с крупнокалиберным пулемётом «ДШК». Да, месяц назад я отлучался на пару дней, летал под Харьков. Добыл новейшую «тридцатьчетвёрку», с башней-«гайкой» и командирской башенкой. Пушка та же. Именно эту машину и достал. Сам танк был доведён до идеала, на башне с обеих сторон номер машины и надпись: «Беспощадный». Кстати, среди немецких трофеев были такие танки, но с авиационными моторами. К счастью, я нашёл с дизелем, видимо редкий экземпляр. Машина майского выпуска.
Вот так сидя в открытом командирском люке, крышка полукруглая передо мной, я проехал мимо сельчан, помахав рукой, и прибавил газу. Матушка следом бежала, что-то крича и махая руками. Добраться до подобранного укрытия я не успел, немцы неприятно быстро оказались у станицы. По сути мы и столкнулись на противоположной околице. Тут шло с десяток мотоциклов, в основном тяжёлых, что сразу прыснули в разные стороны, лёгкий чешский танк и два бронетранспортёра. Остальные метрах в ста. Чех сразу вспыхнул, как я поразил его бронебойным, бил, чтобы пройдя лобовую броню, снаряд поразил двигатель, что и получилось. Из пулемётов работал по мотоциклистам, успешно, три аппарата остались на дороге, остальные ушли и укрылись за домами, сараями и плетнями, а я бил по бронетранспортёрам. Пехоте и остальной технике, что немалой змеёй колонны виднелась на дороге, благо я был выше и видел её всю, вот и крутился. Со снарядами проблем нет, я время от времени пополнял боекомплект, пушка била с частотой в секунду, жаль нагрев ствола начался, кучность падала. Хотя вру, такой «очередью», выстрел в секунду, я давал в сторону одной цели, если там одного снаряда мало, а так пока крутился, пока башню поворачивал и пушку наводил, больше времени уходило. Стрелять я старался, чтобы снаряды зря не тратить. По мне тоже из пушек били, уже несколько попаданий и рикошетов, и бил в ответ. Именно противотанковое выбивая в первую очередь, и саму бронетехнику. Иногда уходил за дома, используя как укрытия, сделаю несколько выстрелов, и пока немцы сносят снарядом хату, я к другому строению. Иногда по сторонам мелькали станичники, из тех что не ушли, вот и убегали только сейчас. С чем могли. И немцы войти в станицу так и не смогли. Откуда-то начали бить гаубицы, разрывы вставали то тут, то там, в небо поднимались обломки досок и соломы, некоторые хаты горели, наш дом тоже, другие уничтожены до основания. Те мотоциклисты, что были первыми и успели разбежится, я частично уничтожил, частично разогнал. А тут рванул назад, где станичники были. Там шесть немецких мотоциклов было, сгоняли людей. Видимо по параллельной дороге объехали, во так появившись на окраине села, я прицельно выстрелил, и рванул к мотоциклистам.
Первый снаряд разорвался между двух тяжёлых «Цундапов», отчего один загорелся. Немцы залегли, станичники тоже, расползались. На дороге был виден разбросанный скарб и вещи, подлетев к немцам, я работал пулемётами, видел как двое пытались подняться с поднятыми руками, но скосил и их. Убедившись, что опасности больше нет, старики и часть девок побойчее, подбирались к телам немцев и собирали оружие, один деловито снимал пулемёт с коляски, а я уже гнал обратно. Из всего опасного, что было на дороге где немецкая колонна, это семь самоходок, все восемь наличных танков и двенадцать бронетранспортёров я уже выбил, плюс три десятка грузовиков, часть с пушками, около трёхсот солдат уничтожено, но самоходки в лоб снаряды у меня не брали, хотя три я обездвижил, повредил гусеницы. Вот так вернувшись в село, стал бить именно по самоходкам. Причём немцы из колонны брать станицу и не думали, по ней продолжали бить гаубицы, отходили выжившие, а самоходки их прикрывали. Так я и остальные обездвижил, хотел было обойти и в борта их сжечь, но снова рванул обратно к станичникам. А до заката, когда на поля упадёт темнота, ещё целый час. По той же параллельной дороге видимо несколько танков обошли станицу, из них три средних, две «четвёрки» и «тройка». И самое обидное, маневрируя, атакуя танки, что шли на станицу с тыла, по полю, станичники отползали с их пути, те вели точный огонь, и не зря. Было ещё пять чехов, но я их не считаю, вот и бил.
Сначала двух чехов поджёг и одного подбил, потом «тройку», полыхнула красиво, из всех люков огонь, когда и меня достали. Мы почти лоб в лоб сошлись, сбили гусеницу, я поворачивал, и та, собираясь в колтуны, осталась комком за кормой. Танк замер, развернувшись правым бортом к немцам. Я торопливо разворачивал башню к ним, как первый снаряд рванул на броне, пробив её, двигатель замолк и зачадил, пламя появилось, а там ещё два пробития. Я же бил по немцам. Поджёг обе «четвёрки», у одной башню снесло от детонации, бил по чехам, спину припекало, жглось страшно, огонь из двигательного отсека вырывался в боевой, но добил последний танк, того обездвиженного чеха, и открыв крышку люка, я с трудом хватись за край люка и обломок антенны, выбрался, скатившись по борту, и стал кататься по траве спиной, старясь сбить пламя. Сухая трава тоже горела и большим пятном пламя шло на станицу, ветер в ту сторону. Немцы, те танкисты, что уцелели, стали стрелять по мне из пистолетов. Скинув шлемофон на спину, на глаза сбился, достал «ППД» из хранилища, и открыл ответный огонь, рубаха на спине тлела лохмотьями, ожоги там наверняка, но терпимо, вот так перемещаясь, подальше от своего танка, там полбоекомплекта, рванёт, мало не покажется, как ударило по ноге ниже колена, как палкой. Падая, я срезал стрелка, что меня подстрелил. Остальных немцев старики добили из трофеев.