Республика - победительница

Згурняк считал, будто бы у французов на Линии Зигфрида никаких шансов не было: на линии имелся миллион солдат, а Германия могла мобилизовать и больше. И он же напоминает, что в 1944 году Линия Зигфрида сдержала на несколько месяцев даже американцев.

Приведенные выше тезисы Згурняка, опубликованные по причине шестидесятилетия начала войны в интервью, помещенном в Газэте Выборчей" ("Gazeta 'Swiateczna", приложение к "Gazeta Wyborcza", 28 августа 1999 года) под заголовком "Не выиграл бы даже Александр Великий", возбудили серьезные споры. Почувствовал себя вызванным к классной доске генерал Леслав Дудек, который в полемике со Згурняком отмечал, что в сентябре 1939 года французская армия на восточной границе своей страны имела 61 дивизию против 33 германских, из которых 25 были резервными дивизиями и слабо подготовленными. Часть германских солдат, утверждал Дудек, даже не успела произвести пристрелку собственного оружия. Дудек цитировал расчеты Юзефа Литинского, из которых следует, что Германия могла сдержать наступление союзников не более, чем пять дней, а к моменту переброски войск с польского фронта союзники уже перешли бы Рейн. Так что на Рейне Германия опереться бы не могла.

В то же самое время – добавим – в их спины могло ударить польское контрнаступление.

Далее Згурняк аргументировал, что из этих 61 дивизии необходимо отнять дивизии крепостных подразделений, стерегущие Линию Мажино, у которых не было ни соответствующего оборудования, ни подготовки, чтобы принять участие в наступлении. Возможная атака, по мнению Згурняка, была бы возможна только лишь во второй половине сентября, когда к французам присоединились бы подразделения, собранные из других мест. А в Польше к тому времени – по мнению того же Згурняка – уже было бы чисто.

Лешек Мочульский в Польской войне 1939 года, в свою очередь, продвигается к (головоломному) утверждению, что только лишь советский удар в спину привел Польшу к краху – если бы его не было, полякам удалось бы навалять немцам. На восточных землях разбитые подразделения, по его мнению, можно было бы восстановить, а сражение на Бзуре [3] могло бы привести к перелому и связать вермахт на период, достаточный, чтобы союзники успели победить немцев. А русские, как утверждает Мочульский, не двинулись бы, если бы маршал Гамелен не приказал прервать наступление, а продолжал бы его.

3

Битва на Бзуре (также битва под Кутно; 9 — 22 сентября 1939 года) — одно из первых крупных сражений Второй мировой войны, происходившее между польскими армиями «Познань» (командующий дивизионный генерал Тадеуш Кутшеба) и «Поморье» (командующий дивизионный генерал Владислав Бортновский (польск. Wladyslaw Bortnowski)) и немецкими 8-й (командующий генерал пехоты Йоханнес Бласковиц) и 10-й (командующий генерал артиллерии Вальтер фон Рейхенау) армиями группы армий «Юг» (командующий генерал-полковник Герд фон Рундштедт).
– Википедия

Марчин Огдовский, журналист и писатель, занимающийся военными вопросами, считает, что в 1939 году польская армия обладала потенциалом, который позволил бы ей защищаться эффективней и дольше, чем она защищалась. Настолько долго, чтобы утверждать наступающих союзников в уверенности, что поддержка Польши обязана закончиться избавлением от Гитлера.

Способ проведения мобилизации – считает Огдовский – был чудовищной ошибкой: в сентябре у нас не было полностью отмобилизованной армии.

Ведь мобилизацию объявили только лишь 29 августа; а несколькими часами позднее, под нажимом союзников, от нее отказались, после чего еще раз – 30 августа – ее начало объявили на следующий день. Призывники были совершенно дезориентированы.

Мобилизовано было всего лишь около двух третей тех сил, которые можно было мобилизовать – считает Огдовскй. – А многие из тех, которых мобилизовать удалось, не были в состоянии добраться до своих подразделений.

Ну а если бы мобилизацию объявили за полтора десятка дней раньше? Немцы, нападая, и так были уверены, что мы давно уже отмобилизованы. А окрики союзников – как видно с перспективы времени – можно было проигнорировать или дипломатично подмести под ковер. Они и так помогли бы, тогда и только тогда, если бы эта помощь имела какой-то практический смысл.

Опять же, по мнению Огдовского, следовало отказаться от плана обороны "Запад". И заменить его иным.

"Запад" был плох – утверждает Огдовский – поскольку предполагал размещение важнейших сил вдоль границы, и в результате все эти силы понесли тяжелые потери уже в самом начале войны.

Фронт – аргументирует Огдовский – следовало бы с самого начала строить, используя территориальные барьеры, то есть реки, а не границы, на которых поляки с марша понесли гигантские потери, а польские силы – за исключением пары исключительных ситуаций – попросту все дальше отступали под германским напором и подвергались дезинтеграции.

Вот если бы надлежащим образом организовать мобилизацию, сконцентрировать вооруженные силы, обустроить оборону по линии рек – заверяет Огдовский – у нас имелись бы серьезные шансы на то, что немцы за Вислу бы не прогли.

Понятное дело, это означало бы, что полякам уже в самом начале пришлось бы сдать определенные территории. В Великопольском и Малопольском воеводствах, на Поморье лишь небольшие польские соединения вели действия, цель которых заключалась в том, чтобы придержать немецкое наступление и продемонстрировать населению, что Республика не до конца его бросила. Скорее всего, это были бы партизанские операции типа hit and run и, время от времени, показательные (и спешные) прохождения через деревни и городки. Ожидаемые поставки снабжения от союзников следовало получать из порта румынской Констанцы и транспортировать через Черновцы и Залещики. Совершенно в противоположном направлении от маршрута бегства польских элит. Следовало закрепиться на реках и ожидать помощи.

Почему всего этого не было сделано?

Штаб Смиглы-Рыдза попросту боялся, что Германия отберет у нас Силезию, коридор и Великопольску, после чего вкопают новые пограничные столбы и предложат перемирие, который в данной ситуации Польши ьыл ьы предложением, которое невозможно отвергнуть. И такой подход не должен нас удивлять – все в Европе прекрасно знали, что Германия агрессивна и экспансивна, только вот мало кто подозревал, что на самом деле она собирается поглотить всю Европу. В своей направленной вовне риторике чаще говорил об "урегулировании спорных вопросов", чем о пересмотре Версаля. Да, тезисы Mein Kampf были тогда известны, но к ним относились приблизительно так же, как в более близкие нам времена относились к положениям Зеленой Книги Каддафи или Рухнаме Туркменбаши: как к маниакальным высказываниям, которые, быть может, каким-то образом передают состояние духа германского лидера, но не совсем годятся для реализации. Впрочем, в каком-то смысле, XIX столетие закончилось только лишь в 1939 году, на самом деле только лишь Вторая мировая война была конфликтом, обладавшим новыми качествами. Еще когда немцы входили в столицу Польши, старые варшавяне успокаивали друга тем, что плохо не будет, ведь двадцатью годами ранее Германия тоже оккупировала страну, и жить было можно.

Мало кто понимал, что те, кто выламывал польские пограничные шлагбаумы в 1939 году, были уже совершенно другими немцами. Все националистическое презрение, все "цивилизационное чувство превосходства", которое до сих пор Европа демонстрировала только лишь в отношении других континентов, населенных обществами, "стоящими на низшей ступени развития" в гитлеровской Германии попросту изверглись наружу. И залили весь восток Европы.

Во всяком случае, весьма возможно, что позднее – убегая в Румынию и прорываясь в Венгрию и назад, инкогнито, в Польшу – Рыдз жалел, что не воспринял Mein Kampf серьезно. И что он не предположил того, что Гитлер собирается уничтожить Польшу как государство, а не попросту "отжать" от нее несколько западных воеводств.

Но давайте примем то, что штаб Рыдза с самого начала ставил на то, что война с Германией не будет сражением за коридор и Силезию, но игрой на все. А предполагать так было можно: знаменитая "каштановая речь" [4] Сталина, провозглашенная 10 марта 1939 года (то есть тогда в Польше продолжались работы над оборонным планом "Запад") намекала на сближение с Германией, а сближение СССР и Германии для Польши могло означать лишь самое худшее.

4

Сталин заявил на XVIII съезде партии: „Английская, французская и американская пресса натравливает Советский Союз против Германии, чтобы спровоцировать конфликт... Советский Союз вовсе не собирается таскать для других каштаны из огня...“

Давайте примем, что был разработан план, основывающий оборону на реках центральной Польши. И основанный на том, чтобы максимально избегать потерь, поскольку только более-менее сильная польская армия – готовая связать немецкие силы или нанести возможный контрудар в спину Германии – вызвал бы то, что для союзников игра стала бы стоящей свеч.

Такая попытка спрятаться за реки была бы существенной и по другой причине: в позиционной войне германские бронетанковые силы стали бы бесполезными. А вещь была весьма важной: соотношение германских танков к польским составляло более чем 5:1. Хотя следует признать, что те знаменитые "бронированные отряды Гудериана" в 1939 году не выглядели так, как представляет их большинство людей: времена пантер и тигров только должны были наступить, а на Польшу напали танки старых типов, совсем не лучше, чем польские. Просто их было больше.