Республика ШКИД (большой сборник)

Викниксор говорил зло и раздражаясь с каждым словом еще больше.

– Какие же вы старосты, если не можете справиться с бузой? Зачем тогда выбирали вас?… Школа бузит… Вчера, например, я слышал, здесь в клубе тоже была буза.

При этом лица ребят осветились улыбкой приятного воспоминания: они переглянулись и фыркнули.

– Молчать…- окончательно вышел из себя Викниксор. — Я предлагаю запретить доступ в клуб бывшим юнкомам; зачинщики бузы — это они… Кто против?… Нет?… Принимается…

Завклубом назначили Евсеева: возражать тоже никто не стал. Евсеев, тщедушный парнишка, с вечно мокрым носом и в меланхолически обвисших штанах, напуганный рассказами Ганского, своего предшественника, хотел отказаться, но его уже "проголосовали", и он покорился.

– Судьба.

Печально обстояло дело с замещением должностей. Число старост с каждым днем уменьшалось, старшие отказывались работать в самоуправлении, и оно разваливалось.

Наконец, решившись, Викниксор произнес в столовой речь.

– Они (т. е. старшие) не желают работать — прекрасно. У нас есть новые силы. — Свежие, неиспорченные бредовыми идеями ребята. Вот они (жест в сторону младших). Они создадут новое самоуправление. Они будут хозяевами школы.

Хозяева школы недовольно чавкали. Вечером Викниксор по одиночке вызывал их и назначал старостами.

Таким образом удалось сколотить школьное самоуправление. Шкидская демократия вновь была поднята на необходимую высоту. Не очень высоко, правда. Иначе — подними их высоко — они тебя за-панибрата сочтут. И крепко внушалось каждому вновь поступающему халдею:

– С ребятами не амикошонствовать: между воспитателем и воспитанниками должна быть стена.

Клуб работал с "перебоями". Евсеев, заслышав около него шаги, поспешно запирался и гасил свет.

Если это был кто из ребят, он отмалчивался. Если Викниксор — отпирал. Викниксор оглядывал пыльный клуб, пыльную мебель, пыльные груды журналов, шумно вздыхал и уходил.

Потом клуб стал "открываться" все реже и реже и наконец совсем закрылся.

Тутеры провалились.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Тр-рах!…

– Ах!…

Выстрел.

По лестнице, размахивая пистолетом, промчался Химик и юркнул за трансформатор. Из залы выбежал Сашкец. Схватившись за перила, он взглянул в пролет лестницы, где клубился еще пахнувший серый дым, но в ту же минуту за спиной один за другим грохнули еще два выстрела, и халдей, отпустив перила, пошел назад в залу.

И каждый, глядя на его фигуру, подумал бы, что выстрелы теперь в Шкиде обычное, приевшееся воспитателям явление. И еще представилось бы увидевшему, что Сашкец наверное думает: "Хорошо, по крайней мере, что они стреляют в воздух".

Притаившийся под лестницей Химик зашевелился. Поднял отброшенный в сторону "шпалер" — осмотрел, продул и спрятал в карман. Потом прислушался и, ухватившись за огромный рубильник, черневший на стенке трансформатора, с усилием оттянул его вниз. Щелкнула ослепительно белая искра, и вся Шкида погрузилась в темноту.

Пробиравшемуся по коридору Химику первой попалась кухарка, которая торопливо высказывала Амебке предположение, что на станции что-нибудь да лопнуло. Сверху спускался встревоженный Сашкец, из учительской на площадку лестницы перебирались халдеи, с тоненькой церковной свечкой, выпрошенной у мамаши, вышел Викниксор.

– Пробки? — деловито спросил он.

– Очевидно, — подскочил Амебка, — Очевидно, перегорели.

– Но, может быть, их вывинтили воспитанники? — заметил Сашкец.

– Это все равно! — оборвал Викниксор.

– Надо осмотреть пробки.

– Зачем смотреть? — сказал пришедший дворник. Это не пробки. Это рашпиль…

– Какой рашпиль?

– Тьфу, то-есть, напильник это…

– Может, рубильник?

– Во-во… Он самый… Ребята его в сторону отгинают, в бок… Я сам видел.

– Так сходите, посмотрите и поверните назад.

– Это вы сами поворачивайте! Я уже раз повернул, хватит! Я думал, это всем можно, — только взял, а он как вдарит, — даже искры посыпались и даже не отцепить.

– Довольно, — не выдержал Викниксор и сам пошел вниз. — Принесите лестницу и осмотрите пробки. Наверху раздался свист и грохот, питомцы, воспользовавшись удобным случаем, начали отводить свои дефективные души. И, забыв о рубильнике, Викниксор помчался наверх наводить порядок.

Халдеи вместе с дворником спустились к трансформатору, чиркали спичками, зажигалками и осторожно рассматривали рубильник.

– Подождите! — неожиданно радостно сказал Амебка и побежал наверх. Через минуту он появился снова, притащив за шиворот перепуганного шкидца Сухарика.

– Это ты, подлец, наверное свет погасил? — грозно говорил Амебка, подталкивая Сухарика к рубильнику. Ты и включи его. Слышишь!

Сухарик тоскливо огляделся — халдеи смотрели строго, и Амебка сверкал очками. Шкидец вздохнул и, ничего не поняв, повернул рубильник.

Вспыхнул свет.

– Ну иди, — разочарованно толкнул шкидца Амебка. — И смотри у меня. Я, брат, все-о знаю… Иди.

Сухарик поспешно и не рассуждая пропадает. Все расходятся. Кухарка — на кухню, дворник — в дворницкую, халдеи — в учительскую. Сашкец — наверх к притихшим, приструненным ребятам.

А Химик уже сходил в класс, посмотрел, как там делают самоделки-шпалеры, полюбовался в коридоре на ловлю мышей, зашел в уборную, где шла крупная игра в буру и штосс. Всюду скука, тоска, все давным-давно приелось и осточертело. Химик долго стоял в зале, раздумывал и, решившись, пошел к Сашке в музей.

После распада Юнкома и провала тутерской организации Сашка снова занял под музей пустующий, разгромленный клуб. И занял не только потому, что там теплей и уютнее и можно лучше расположить всю богатую коллекцию шкидских журналов, газет, альманахов, рисунков или удобней разбирать и классифицировать тщательно собранные архивы и документы, — а потому, что помещение музея само по себе возбуждало приятные воспоминания о прошлом. Все лучшие события школьной жизни начинались в музее, и его бессменный хранитель Сашка, прозванный "архивной крысой", часто иронически говорил, что шкидская история выходит из музея и потом опять — в документах, газетах, журналах — возвращается обратно.