Реванш Генерала Каппеля

– За спиной то у них японские войска находятся, что Семенова пригрели, вот пусть «правитель» и атаман хорошо пустят друг другу юшки. Им не до нас станет – эсеришки с монархистами враги злейшие, принципиальные. И нам сейчас дивизии нечего туда гнать, они здесь нужны, а потом мы их всех «примирим», как они между собой насмерть перегрызутся! Только пусть интервентов вначале выведут, то наше первое и обязательное условие! А «буфер» мы им живо создадим, всю Енисейскую губернию в него включим, даже Томскую и Алтайскую добавим! Жалко, что ли?!

Ленин возбужденно прошел по кабинету, чуть приволакивая ногу, потирая, друг о дружку ладони, будто стараясь вытереть с них влагу. Затем снова повернулся к Троцкому:

– Вы уж там, Лев Давыдович наши дивизии в какую-нибудь «народно-революционную армию» переименуйте, враг должен на время успокоиться. На левый берег Енисея все войска немедленно отведите, что ли, пусть не маячат пока, не злят без надобности, даже когда белые к Красноярску подойдут. Бывал я в тех местах, как и вы – мужичков местных хорошенько расшевелить надобно, кулачья среди них неимоверно много, да и середняки богатенькие. А как поднимутся они все вместе против контры, то потом мы и нажмем хорошенько им в спины. Пока поглядим, какая каша там славная заварится! Нам сейчас не на Байкал идти нужно, а хлеб у сибирских богатеев всей силой выбить, зажрались они там, а республика голодает. Нужно продразверсткой всю Западную Сибирь, от Урала до Алтая обложить. То архиважное для Республики дело, батенька. Хлеб нужен до крайности!

Троцкий моментально все понял – что не говори, а «Старик» гениален! Так стравливать врагов между собою только он умеет. Да и сообразил, что в 5-й армии всего четыре дивизии остались, пока их к Енисею перекинешь, весна с распутицей наступит, а железная дорога почти целиком порушена, на станциях заторы, водокачки взорваны, паровозы заморожены. Войска же для сбора хлеба настоятельно нужны – «продразверстка» разорила крестьян в европейской части совершенно.

Как прикажите прокормить советский аппарат и Красную армию – восемь миллионов едоков, по меньшей мере?!

– Создадим Енисейскую народную… Нет, не то! Лучше «демократическую республику» - эсеры на такие слова очень падки! Там у них в Красноярске «розовой властью» Колосов управлял, вот его обратно поставим, но рычаги у наших товарищей будут. И генерала ему придадим, сынка двух папаш - «рабочего и крестьянина», как его там? Зиневич вроде – пусть представляет «народную армию». И за действия партизан мы не в ответе – не подотчетны они нам, народ ведь сам против интервентов поднялся, - Ленин хихикнул, а Троцкий мгновенно понял – раздувать партизанское движение нужно всеми силами, оно житья ни белым, ни «розовым» никогда не даст. А Ленин тут же заговорил о главном:

– Пленных незамедлительно обменяем! Тысячи тифозников нам совсем ни к чему, а белые проверенных товарищей вернут, и своих доходяг долгонько лечить будут. И пусть наших до Красноярска сами везут, железную дорогу своими средствами полностью отремонтируют. Она ведь нам сильно потребуется, когда мы летом за Байкал всеми силами пойдем. К этому времени армию Деникина в Черное море скинем, хлеб соберем, и подкрепления в Сибирь подбросим. Вот тогда и прекратим войну с ними, только на наших условиях, раз они хотят мир, кхе… заключить!

Ленин снова щелкнул выключателем лампы – мягкий зеленоватый свет отразился на обширной лысине вождя и упал бликами на стекла очков Троцкого. Лев Давыдович поморщился, а Ленин заметил эту невольную гримасу:

– Не возражайте мне, батенька! Как там, в пословице удивительно точно сказано насчет торопливости?! Иркутские товарищи поспешили, а теперь им до смеху?! А мы будем устанавливать там Советскую власть через «буфер» - пусть долго, зато верно!

Архангельск

«Главный начальник Северного края»

генерал-лейтенант Миллер

«Теперь все – если ледоколы обратно с Мурмана не придут, то мы обречены. Отступление на Онегу из Архангельска, в февральские морозы, через снега полное безумие! Иного выхода просто нет, иначе меня здесь пристрелят, и неизвестно кто из офицеров!»

Евгений Карлович тяжело вздохнул и поднялся из кресла. Три дня тому назад, ломая лед тяжелыми корпусами, в Мурманск отправился первый отряд ледоколов. Из наиболее мощного «Козьмы Минина» и двух поменьше «Сибирякова» и Сусанина» - на последний корабль, отданный обществу Красного Креста, взяли чуть больше двух сотен раненых и больных военнослужащих. С отрядом вышли три посыльных судна, переделанные из траулеров и китобоя – «Ярославна», «Горислава» и «Соколица» - их спешно подготовили к отплытию. В трюмы и на палубы загрузили различные грузы, из наиболее ценного имущества, которым забиты склады портового города.

На борт корабли отряда приняли почти три с половиной тысячи пассажиров, в основном семьи моряков и армейцев, что продолжали держать линию фронта, несмотря на спровоцированные большевиками восстания в двух полках, которые чуть не привели к ее развалу. К счастью, вовремя полученные приказы Верховного Правителя и его обращение к населению Северной области вдохнули в ослабевших духом людей надежду, а также временно заглушили растущее недовольство.

Миллер с утра пребывал в нервозности, еле сдерживая рвущийся наружу страх. Сигнал о прибытии в Мурманск отряда ледоколов под командованием контр-адмирала Иванова уже должна была передать заполярная радиостанция еще вчера вечером. Хорошо, что сводки с нее поступали постоянно каждый день, а то можно было подумать, что северный город, переполненный тысячами строителей железной дороги, насильно оставленных вот уже на два года на холодном севере, буквально жаждущий скорейшего прихода красных, «перекинулся» на их сторону.

Но нет – сегодня от военного губернатора генерала Ермолова пришла радиограмма, что на конечную станцию прибыл бронепоезд «Адмирал Непенин» и эшелон с батальоном пехоты от Медвежьей Горы. В городе произведены многочисленные аресты всех заподозренных в большевизме, стоящие на якорях старые миноносцы уже взяты под караул, с них списаны на берег большинство матросов из экипажей, которых власти посчитали ненадежными. Полностью разоружен гарнизон заполярного городка, солдаты которого внушали беспокойство своими симпатиями к коммунистам.

Прочитав текст, Миллер даже перекрестился от облегчения – судя по всему, смертельно опасный мятеж предотвратили в самую последнюю минуту. Теперь затаившимся в городе большевикам будет гораздо труднее организовать новое восстание. На улицах стоят патрули с пулеметами, на станционных путях застыл единственный бронепоезд с морскими орудиями в башенно-подобных щитах, ненадежный гарнизон полностью разоружен, как и корабли на рейде. Все коммунистические активисты арестованы и брошены на время в крепкое узилище – путь теперь предстоит им только в Иокоганьку, где находится специальный для большевиков лагерь, основанный еще англичанами. И в котором, судя по обстоятельным докладам прокурора, царит ужасающая смертность. Конечно, с этим нужно что-то немедленно сделать, люди не должны вот так подыхать в отдаленной бухте, но мысли генерала снова вернулись к отряду контр-адмирала Иванова.

– Что же случилось?!

Миллер прекрасно понимал, что могло произойти что угодно. Караван мог застрять во льдах перед гирлом Белого моря – там зимою самые крепкие льды, пробить которые не под силу даже мощным морским ледоколам. А таковых сейчас, кроме «Минина», на русском севере у флотилии не имелось. Вернее, «Микулу Селяниновича» и «Святогора» прошлым летом захватили и увели англичане, к тому же они не вернули построенный для России корабль такого же класса «Александр Невский». Заодно британцы прихватили два имевшихся русских крейсера, участников войны с Японией – «Аскольд» и легендарный «Варяг». Не забыли увести более двух десятков других кораблей и судов, от старых миноносцев до новых траулеров. Кое-что «отжали» от русских и другие союзники, всего с десяток, но нужными являлись ледокол «Илья Муромец», новой постройки мощный корабль, доставшийся французам, и ледокольный пароход «Рогдай», нагло захваченный и уведенный американцами на продажу.