Реванш
Шрифт:
– Сынок, что ты наделал! – зарыдал Фернандо. – Сынок!..
– Ты несправедлив к отцу, – сказала Роса.
– Я несправедлив?! – возмутился Гильермо. – Это он несправедлив к своим сыновьям. Он уничтожил всех нас. По его вине Алехандро не может быть вместе с женщиной, которую любит. Рейнальдо прячется от людей, словно прокаженный, а я должен распрощаться с мечтой об адвокатской карьере и стыдиться своей фамилии. Но справедливость восторжествует! Нет, я не выдам тебя, отец. Я просто уйду, и ты меня больше никогда не увидишь. Для меня ты умер!..
Гильермо ушел, а Фернандо, ползая на коленях,
– Ничего, – приговаривал он, – я соберу это и склею. А потом вставлю в такую красивую рамку и повешу у себя в кабинете. Да, ничего страшного… Роса, поднимись ко мне в кабинет, принеси оттуда клей.
– В какой кабинет, Фернандо? – попыталась вразумить его Роса.
– Ну что стоишь? Давай побыстрее! Мне надо склеить диплом моего сыночка. Я вставлю его в золотую рамочку…
– Фернандо, опомнись, – взывала к его рассудку Роса. – Оглядись по сторонам; откуда здесь взяться кабинету?
– Ты все еще здесь?! – вдруг пришел в ярость Фернандо. – Я же велел тебе убраться отсюда. Ну что же ты застыла как вкопанная? У тебя есть пять секунд! – он взял револьвер и направил его на Росу. – Через пять секунд ты будешь мертва и превратишься в скалу… А через семь секунд эта скала рассыплется, и твой прах развеется по ветру как песок по берегу Энсинады! Ну?.. Один… Два…
– Нет, Фернандо! – вышла, наконец, из оцепенения Роса и опрометью бросилась к двери.
А Фернандо, уже забыв, что он собирался сделать, продолжал свой счет.
– Пять, шесть, семь, восемь… Мой сыночек, мой сыночек… Нет, я сложу эти клочки! Вот так, вот так… Вот они, все здесь: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… Вот они, все восемь! Я вставлю их в красивую золотую рамочку!..
К моменту приезда Алехандро Габриэла приняла твердое решение: им следует расстаться.
– Как это, расстаться? – искренне изумился Алехандро, не готовый к такому предложению Габриэлы. – Поверь, я не изменил тебе с Исамар.
– Алехандро, я знаю, что ты все еще любишь ее, – пояснила свое решение Габриэла, – и не хочу препятствовать вашей любви. Я сама навязала тебе наши отношения…
– Ты говоришь глупости, – прервал ее Алехандро. – У нас будет ребенок! Это очень большая ответственность, от которой я не намерен устраняться.
– Ох, Алехандро, – грустно вздохнула Габриэла. – Мне бы хотелось, чтобы ты был со мной, потому что любишь меня, а не потому, что чувствуешь обязанность перед ребенком.
– Габриэла, у нас есть будущее! – возразил Алехандро. – Я испытываю к тебе самые нежные чувства, а ребенок их только усилит. Ты должна мне поверить ради нашего малыша!
В глубине души Габриэла и сама хотела того же, о чем говорил сейчас Алехандро, а потому убедить ее в возможности их семейного счастья оказалось не так уж сложно.
Алехандро, вымотавшийся за последние дни в Энсинаде, вскоре уснул, а Габриэла так и не сомкнула глаз, ее донимала боль внизу живота. Утром у нее и вовсе началось маточное кровотечение, и Алехандро вынужден был отправить ее в больницу.
Доктор, осмотревший Габриэлу, сразу же сказал Алехандро, что ребенка спасти вряд ли удастся…
Очнувшись после наркоза, Габриэла слабым голосом спросила Алехандро:
– Что со мной случилось?
Я только помню, как меня везли в операционную… Со мной все в порядке?– Да, все уже позади, – уклончиво ответил Алехандро.
– А ребенок?.. Что с ребенком, Алехандро? Почему ты молчишь? – встревожилась Габриэла.
– Мы потеряли его, дорогая, – вынужден был сказать ей Алехандро. – Мне так жаль!.. Успокойся, не плачь… Успокойся, моя милая…
Но Габриэла не могла сдерживать слез, а, выплакавшись, с горечью произнесла:
– Видимо, это судьба. Наш ребенок не родился оттого, что и отношения наши были только неудавшимся экспериментом.
– Габриэла, не надо больше ни о чем говорить, – предложил Алехандро. – Тебе следует отдохнуть. Постарайся уснуть, а я побуду рядом с тобой.
– Но как долго ты будешь со мной? Я знаю: ты все равно когда-нибудь уйдешь из моей жизни. Теперь это особенно очевидно. Ребенок был единственной возможностью…
– Все, помолчи, пожалуйста! – мягко, но решительно прервал ее Алехандро. – Не терзай себя понапрасну! Усни, моя хорошая!
К этому разговору они вернулись несколько дней спустя и опять по инициативе Габриэлы. Приехав домой, она решила, что лучше будет сразу расставить все по своим местам и не начинать новый, еще более двусмысленный период этой странной совместной жизни.
– Мы не можем быть вместе, Алехандро. – В больнице я об этом достаточно подумала и не нашла другого решения.
– Габриэла, но разве я не стараюсь полюбить тебя так, как ты того заслуживаешь?
– В этом и заключается проблема, – печально усмехнулась Габриэла. – Любовь нельзя вызвать в себе усилием воли. Она либо есть, либо ее нет. Я знаю, ты привязан ко мне, ты испытываешь ко мне чувство уважения, но этого недостаточно. Я не хочу больше мучить тебя! Ты имеешь право быть счастливым с той, которую любишь.
– Габриэла, меня не покидает чувство вины перед тобой, – сказал Алехандро. – Я подвел тебя. Мне хотелось думать, что рядом с тобой я забуду Исамар. Но этого не произошло. Я помнил о ней, искал ее… Обманывал тебя!..
– Но я ведь тоже виновата! – возразила Габриэла. – Я знала, что ты меня не любишь, и, тем не менее, предложила тебе поселиться у меня. Потом, видя, как ты по-прежнему тянешься к Исамар, продолжала тебя удерживать возле себя. Лишь совсем недавно я поняла, насколько это было бессмысленным. И то, что ребенок не выжил, – еще одно подтверждение этой ошибки. Наши отношения изначально были обречены… Алехандро, я ни в чем тебя не упрекаю, и хотела бы, чтобы ты всегда оставался моим другом… Хорошим другом…
Габриэла умолкла, боясь расплакаться, и Алехандро тоже почувствовал комок в горле.
– Конечно, – сказал он, справившись с подступившими слезами, – мы будем друзьями. Я никогда тебя не забуду. Спасибо тебе за все, спасибо… Я только не знаю, как это воспримут дети.
– Да, мы виноваты и перед ними, – согласилась Габриэла. – Втянули их в свои отношения. Но мы успокоим их. Скажем, что будем, как и прежде, оставаться друзьями. Они поймут.
После разрыва с Пабло Каролина могла найти некоторое успокоение только в крепких напитках. Но Элисенду очень беспокоило то, что дочь с утра до ночи пьет джин, и она прямо сказала Каролине: