Ревельский турнир

– Чему ты смеешься, гордец? Я тебя не щекотал еще копьем своим; берегись, чтобы за твой смех по тебе не заплакали.

– Лх ты, безымянный хвастун! Ты стоишь быть стоптан подковами моего коня.

– Наглец и пустослов! Поднимай перчатку или убирайся вон из турнира.

– Я выгоню тебя вон из света, безумец!
– вскричал раздраженный Унгерн, вонзая копье в перчатку противника.
– И также воткну на копье твою голову.

– Пощупай лучше, крепко ли своя привинчена. На жизнь и смерть, Унгерн!

– Это твой приговор... Поклонись в последний раз петуху на олаевской колокольне, - вы уж больше не свидитесь...

– А ты приготовь поздравительную речь сатане...

– Посмотрим, какого цвета кровь, двигающая этот дерзкий язык!

– Поглядим, какая подкладка у этого надутого сердца, - говорили рыцари, разъезжаясь.

И вот герольды разделили им пополам свет и ветер, сравняли копья, и труба приложена к устам для вести битвы. Привстав, склонясь вперед, все чуть дышат, чуть поводят глазами. Сердца дам бьются от страха, сердца мужчин от любопытства; взоры всех изощрены вниманием. Унгерн сбирает, горячит коня своего, чтобы сорвать с места мгновенно; садится в седло, крутит копьем. Незнакомец стоит недвижно, солнце не играет по латам, ни волос гривы его коня не шевелится...

Труба гремит.

Вихрем понеслись противники друг на друга - раз, два, и копьев как не было, но удар был столь силен, что незнакомец зашатался, упал на шею коня, и перья шлема смешались с султаном конским, и бегун понес его кругом ристалища. Громкие плески огласили воздух, дамы завеяли платками в одобрение Унгерна.

Таковы-то люди, таковы-то женщины: они всегда на стороне победителя.

– Славно, славно, земляк!
– кричали ему ревель-цы.
– Ты так крепко сидишь в седле, будто вылит из одного куска с лошадью.

– Едва ли это неправда, - примолвил Лонциус Бурт-неку, который ни жив ни мертв ждал развязки боя.

– Теперь он знает, каково рвать незабудки с копья Унгернова, прибавил другой.

– Я чай, у него в глазах сверкают такие звезды, что и во сне не увидишь, - сказал третий.

– Распечатай его наличник!
– кричали многие.

Но рыцарь очнулся, и насмешки возбудили в нем новые силы. Так дымится и кипит вода от капли кислоты, - так вспыхивает умирающее пламя от немногих зерен пороху.

Снова, с новыми копьями, устремились рыцари навстречу: один с уверенностью в победе, другой с злобою мщения... Сразились, и Унгерн пал.

Разгорячен, спрыгнул с коня незнакомец и, наступив ногой на грудь полумертвого Унгерна, простертого в пыли, поднял его оплечье острием меча, направил меч в грудь и оперся на него.

– Ну, Унгерн, кто победитель?

– Судьба, - отвечал тот едва внятно.

– И смерть, если ты не сознаешься; кто победил тебя?

– Ты, ты!
– отвечал Унгерн, скрежеща зубами.

– Этого мало. Ты отнял неправдою землю у Бурт-нека. Откажись от ней, или через минуту тебе довольно будет и той земли, которую теперь закрываешь телом. Да или нет?..

– Я на все согласен!

– Слышите ли, герольды и рыцари! Я лишь на этом условии дарю ему жизнь.

Подобно электрическому удару, восторг обуял зрителей, доселе безмолвных, то от страха за Унгерна, то из участия к незнакомцу.

– Слава великодушному, награда и честь победителю!
– раздалось в громе рукоплесканий.
– Ему, ему награду!
– восклицали все.

– Неизвестный рыцарь выиграл золотой кубок!
– решили судьи турнира, и герольды провозгласили то.

Величаво кланяясь на все стороны, приблизился рыцарь к возвышению, где сидел гермейстер с царицею красоты; поклонился им и в безмолвии оперся на меч.

– Благородный рыцарь, - сказал гермейстер Бруг-геней, стоя, - ты, оказал свою силу, свое искусство и великодушие; покажи нам победное лицо свое для принятия награды!

– Уважаемый гермейстер! важные причины запрещают мне удовлетворить ваше любопытство.

– Таковы уставы турнира.

– В таком случае я отказываюсь от прав своих и сердечно благодарю судей за честь, которою не могу воспользоваться.

Сказав это, неизвестный с поклоном отворотился от гермейстера...

– Храбрый паладин!
– сказала тогда трепещущая судьбы своей Минна, наполняя кубок вином венгерским.
– Неужели откажетесь вы ответствовать на мой привет за здоровье победителя?.. Как царица праздника, я требую повиновения, как дама,, прошу вас...

Она отпила и поднесла кубок к незнакомцу.

– Нет, нет!
– говорил тот, отводя рукою бокал; видно было, что страсти сражались в нем, - он колебался.
– Минна!
– воскликнул он наконец, хватая кубок, - да будет!.. Я выпил бы смерть из чаши, которой коснулись вы устами... Вожди и рыцари! За здравие и счастье царицы красоты!

При громе труб незнакомец поднял наличник...

VI

Не встанешь ты из векового праха, Ты не блеснешь под знаменем креста. Тяжелый меч наследников Рорбаха , Ливонии прекрасной красота.

Н. Языков

[Рорбах был первым магистром Ордена лифляндских меченосцев (Schwert-Briider). (Примеч. автора.)]

Происшествие, которое представляю теперь, было в 1538 году, то есть лет пятнадцать спустя после введения лютеранской веры.

Орден крестоносцев ливонских недавно потерял тогда главу свою в прусском Ордене, преданном Сигизмунду, и уже дряхлел в грозном одиночестве. Долгий мир с Рос-сиею ржавил меч, страшный для ней в руке Плеттепберга. Рыцари, вдавшись в роскошь, только и знали, что полевать да праздничать, и лишь редкие стычки с новогородскими наездниками и варягами шведскими поддерживали в них дух воинственный. Впрочем, если они не наследовали мужества предков, зато гордость их росла с каждым годом выше и выше. Дух того века разделил самые металлы на благородные и неблагородные; мудрено ли ж, что, уверяя других, рыцари и сами, от чистой души, уверились, что они сделаны по крайней мере из благородной фарфоровой глины. Надо примолвить, что дворянство, образовавшееся тогда из владельцев земель, много тому способствовало. Оно доискивалось слиться с рыцарством, следовательно, возбуждало в оном желание исключительно удержать за собою выгоды, которые, бог знает почему, называло правами, и нравственно унизить новых соперников. Между тем купцы, вообще класс самый деятельный, честный и полезный изо всех обитателей Ливонии, льстимые легкостию стать дворянами через покупку недвижимостей или подстрекаемые затмить дворян пышностию, кидались в роскошь. Дворяне, чтобы ые уступить им и сравниться с рыцарями, истощали недавно приобретенные поместья. Рыцари, в борьбе с ними обоими, закладывали замки, разоряли вконец своих вассалов... и гибельное следствие такого неестественного над-меиия сословий было неизбежно и недалеко. Раздор царствовал повсюду; слабые подкапывали сильных, а богатые им завидовали. Военно-торговое общество Черноголовых (Schwarzen-Haupter), как градское ополчение Ревеля, пользовалось почти рыцарскими преимуществами, следовательно, было ненавидимо рыцарями. Час перелома близился: Ливония походила на пустыню, - но города и замки ее блистали яркими красками изобилия, как осенний лист перед паденьем. Везде гремели пиры; турниры сзывали всю молодежь, всех красавиц воедино, и Орден шумно отживал свою славу, богатство и самое бытие. На чем бишь мы остановились?

VII

Что будет, то будет, что будет, то будет, а будет то, что бог даст.

Богдан Хмелъпицпий

Медленно открыл незнакомый рыцарь бледное лицо свое и пал без чувств к ногам изумленной Минны, пал от изнеможения и первого удара.

– Эдвин!
– воскликнула Минна.

– Купец!
– закричали дамы и рыцари, и ропотное волнение разлилось по собранию.

– Такая наглость стоит наказания... Эта обида заслуживает месть! раздавалось отовсюду, и рыцари, дворяне, шварценгейптеры хлынули на ристалище.