Ревельский турнир

– Выбросьте вон, прибейте, убейте этого самозванца!
– кричали рыцари.
– Он не наш.

– Он будет наш!
– возражали шварценгейптеры, стеснясь в кружок около бесчувственного Эдвина.
– Мы не дадим тронуть его волоском...

– Кто не даст? Кто не позволит? Кто? Не по нашей ли милости впущены вы в круг рыцарский?
– шумели дворяне.

– Не из милости, а по праву.

– Кто дал права, тот может и взять их.

– Вы их продали нам, а не дарили. Мы такие же господа, как и вы, в Ревеле, который не раз уже выкупали своим золотом и спасали своею кровью.

– Старые песни, старые сказки!.. Храбрость ваша качается на весовой стрелке, а честь, как обстриженный червонец, очень упала в цене...

– Гром и буря! Мы напечатаем на лбах ваших такие монеты, что век не износите штемпеля...

– Аршинники, разбойники!
– летело навстречу друг другу, и обе стороны пышали боем, когда венденский фогт фон Дельвиг вскочил на перила и громовым голосом говорил:

– Дворяне и рыцари! вот следствие пашей доброты! Когда бы не позволили мы шварценгейптерам и первым гражданам мешаться с нами, этот купчишка не стоптал бы нашего собрата и преимуществ Ордена, не обидел бы в лице Унгерна нас всех. Но пусть прошлое будет нам уроком для переду. Да будет же отныне и навсегда запрещено всем без изъятия, не носящим звания рыцаря или дворянина, въезжать за турнирную решетку.

– Да будет, да будет, - загремели дворяне и рыцари, и герольды под звуком труб возгласили, что никто, кроме дворян и рыцарей, не может отныне ломать с ними копья в турнире.

– Так мы сломим их в битве!
– зашумели обиженные таким исключением шварценгейптеры, обнажая мечи.

– А! коли так, бейте черноголовых!
– закричали рыцари.

– Рубите пустоголовых!
– восклицали шварценгейптеры, кидаясь к ним навстречу, и вмиг мечи запрыгали по латам и бой завязался.

Вопли женщин, клятвы противников, громы оружия огласили воздух. Теснота умножала тревогу, конные и пешие, латники и невооруженные, бойцы и миротворцы смешались, и все орудия от рук до копий были в деле. Обиженное самолюбие и неуклонная гордость подстрекали сражающихся, вино и гнев ослепляли всех, ожесточение росло. Напрасно гермейстер просил, уговаривал, повелевал; напрасно, крича и топая ногами, бросил свой жезл, даже шляпу и мантию на ристалище в знак закрытия турнира, - никто не слушал, никто не замечал его. Наконец усталость сделала то, чего не могли совершить ни моления жен, ни приказы старших. Обе стороны склонились на увещания доброго бургомистра Фегезака, и противники разошлись, грозя друг другу мечами и взорами. Опустелое побоище усеяно было перьями и шпорами, рыцарскими и дамскими украшениями. К счастью, теснота помешала дальнему убийству, ибо сражение превратилось в борьбу; говорят, немногие заплатили яшз-нию за эту игрушку.

Эдвин все еще лежал в смертном обмороке от сильного ушиба и бури чувств. Подле него на коленях стояла прелестная Минна, забыв весь мир для любезного и ничему не внимая, кроме чуть слышного биения его пульса; Лонциус, ухаживая на Эдвином, уговаривал беснующегося Буртнека, который всем тогда известным светом клялся, что он не отдаст Эдвину дочери, хотя он и остался победителем.

– Но ваше слово, барон, ваше рыцарское слово!

– Но мои предки, г. доктор, мои предки! Лучше не сдержать слова, чтобы поддержать имя. Коротко сказать, Эдвин очень высоко задумал; я вовек не выдам Минны за человека без славного имени.

– Зато с доброю славою.

– За человека, у которого родословная в счетной книге, у которого нет герба.

– У него их тысячи, барон, и все на золотом поле.

– Хоть весь он рассыпься червонцами, - я не соглашусь раздвоить [Ecarteler - геральдическое выражение. (Примеч. автора.)] свой щит с вывескою.

– Вспомните, барон, что Эдвин кровью выручил вам отнятое Унгерном, неужели за великодушие заплатите вы неблагодарностию?

– Добродетель - не титул...

– Мы производим его в командоры шварценгейпте-ров!
– гордо возразили старшины сего сословия.
– Он заслужил это достоинство храбростию.

– Слышите ли?..
– сказал доктор.
– Это почти рыцарское достоинство!

– Батюшка, - вскричала, наконец, Минна, будто вдохновенная, - он оживает, мой Эдвин оживает. Простите, - продолжала она, обливая грудь отца горькими слезами, - я люблю Эдвина, я не могу жить без него... В руке моей вольны вы, но мое сердце навечно принадлежит Эдвину.

Казалось, она истощила все силы души и тела, чтобы выговорить слова сии, и, сказав их, как лилия, поникла головою и без чувств опустилась на плечо отца.

Это тронуло Буртнека более всех доводов. В гербе его не было сердца, но оно билось в груди отеческой. С нежною заботливостью поддерживая дочь левою рукою, он веял над ней перьями шляпы, хотел поцелуем призвать в нее жизнь, и даже слеза блеснула на непривычной к тому реснице.

Между тем добрый Лонциус наступал на него сильнее и сильнее:

– Он богат, прекрасен, командор и храбр; это пресечет злые языки... Неужели вы хотите уморить дочь и лишить счастья друга, изменив слову? Притом же любовь дочери вашей известна всему городу...

– Дай мне подумать хоть день, хоть час...

– Вы никогда не выдумаете лучше того, что говорит вам сердце... Итак, Эдвин зять ваш?

– Зять и сын... Эдвин и Минна, милые дети мои, пробудитесь для новой жизни!

Светел и радостен скакал с турнира Эдвин подле колесницы невесты своей, не сводя с нее глаз и поминутно целуя ее руку.

Спускаясь с Блоксберга, им встретился Доннербац в полном вооружении и с копьем в руке...

– Куда едешь, любезный Доннербац?
– спросил Буртнек.

– На турнир, - отвечал тот, протирая глаза.

– Ты проспал его... Поедем-ка лучше ко мпе на свадьбу, - с усмешкою сказал Эдвин.

– На твою свадьбу, - неужели с фрейлейн Минною?.. Не сон ли это?

– Дай бог не просыпаться от такого счастливого сна!

Шумно промчался поезд мимо, - и Доннербац долго стоял на улице с отверстым ртом от удивления.

КОММЕНТАРИИ

Ревельский турнир. Впервые - в альманахе "Полярная звезда", 1825 год, за подписью: А. Бестужев.

Стр. 124. Звон колоколов с Олая...
– Церковь св. Олая является памятником древнегерманского зодчества в Прибалтике. Впервые упоминается в 1267 г.

...кружева Арахны - to есть паутина. В "Метаморфозах" Овидия упоминается героиня Арахнея, искусная рукодельница, дерзнувшая вызвать Афину на состязание в ткачестве и превращенная ею за это в паука.

Стр. 126. Брандскугелъ (не м.) - зажигательное ядро.

Греческий огонь - зажигательные снаряды.

Кираса (ф р.) - металлические латы, надевавшиеся на спину и грудь для защиты от ударов холодным оружием.

Стр. 127. ...под Маголъмом, под Псковом... под Нарвою!
– Имеются в виду сражения с русскими войсками в 1501 - 1502 гг.

Стр. 128. Орвиетан - особый эликсир от всех болезней, названный по имени лекаря Фероата из Орвието; впоследствии - назва-пие всякого шарлатанского лекарства.

Паладин (ф р.) - в средние века - рыцарь из свиты короля.

Стр. 129. Рыцарь Икскуль - владетель поместья Резенберга; за жестокость со своими вассалами и убийство одного из них был казнен жителями Ревеля в 1535 г.

Ратсгер (нем.) - член совета магистрата.

Стр. 131. Шпензер (нем.) - род одежды.

Стр. 135. Риттергауз (и е м.) - рыцарский дом в Ревеле (Тал-дине) на Вышхоре; перед ним в старину происходили рыцарские турниры.