Реверанс со скальпелем в руке

– Но вас нет рядом… - бормотал он мне в волосы. Так мы и уснули – первый раз вместе. И проснулись тоже вместе, улыбаясь и глядя друг на друга – помирились. Я приняла его решение, понимая, что и правда мало соображаю в их реалиях. А мои страхи – они ожидаемы. Если бы еще не прошлая война…

Он стал приходить ко мне вот так довольно часто и оставался на всю ночь. Часто мы просыпались, обнявшись и это было здорово, это означало новую ступень доверия и близости. А потом, когда Франсуа уже исполнилось тринадцать, ночные визиты мужа резко прекратились. Неделю я ждала каких-то сдвигов или объяснений, наблюдала, но ничего необычного в его поведении не обнаружила. А потом ко мне подошел Андрэ.

– Мадам, мсье запретил мне, но… я считаю своим долгом уведомить вас – у мсье общая вялость, он не справляется с тренировками, а еще случаются боли.

Я где стояла, там и села – благо что-то подходящее оказалось рядом.

– Уточните, пожалуйста, Андрэ, тут нужны подробности.

– У мсье боли в области поясницы и паха, но больше – поясницы.

– И как давно… боли?

– Боли в паху довольно давно… многие годы, еще со времен ранения. Но потом они утихли. Возможно, все дело в лечении травами, которое прописал мсье Дешам?

– Возможно. А сейчас… мсье мочится без трудностей? А дефекация… по большому, то есть, он ходит? Андрэ, мне нужно знать всё.

– Мочится, но… вяло, мадам. С остальным, насколько знаю, порядок.

– Почему я-а… ничего такого не замечала – ни слабости мсье виконта, ни упадка сил?
– потерянно тянула я.

– Мы старались не тревожить вас, - потупился Андрэ.

– Ваш мсье…! И вы тоже! – кипела я, - срочно снарядите гонца в Безансон. А лучше - двух, чтобы наверняка. Пускай они вдвоём… а я напишу письмо Дешаму. Уже пишу, а вы ищите людей.

«Дешам, миленький! Насколько я помню, в ваших медицинских инструментах был в том числе и металлический такой уретральный катетер. У Рауля трудности с мочеиспусканием, пока ещё разрешимые, но вы должны понимать всю опасность. Я подозреваю воспаление простаты, хотя возможны и более серьезные вещи, но пальпировать себя он однозначно – НЕ ДАСТ! Сразу оговорюсь – то ранение, как причину проблемы, не считаю основной из возможных. И он похудел, Дешам – только это я и заметила, но этот… мужчина! Он нашел и здесь объяснение, постаравшись меня «не тревожить», по словам Андрэ. Немедленно! Прошу вас – немедленно не пришлите катетер – нет! Он просто не допустит меня к своему мужскому органу, когда… если вдруг это понадобится. Сами, Жак! Приезжайте сами как можно быстрее – вопрос жизни и смерти!!!! Возможно, нужен будет опий. В больших дозах. Ваша Мари.»

Через два с половиной месяца в сентябре Рауля не стало. Скорее всего – онкология… о вскрытии, само собой, речи не шло. Но я пальпировала потом… Эти месяцы выпали из моей жизни – их просто не стало. Я спала всё это время у него. Если он был в сознании, а не в наркотическом опьянении, мы говорили – много и о многом. Признавались друг другу в любви, благодарили за неё. Я рассказывала о своём мире – о всех его прелестях и недостатках. Я уверяла его, что смерти нет, а есть просто умирание. А потом – новая жизнь, где мы с ним обязательно встретимся, иначе быть не может.

– И я найду вас… поможет солнце. Мне указало на вас солнце. И полюбил я вас сразу… внезапно. Вы верите, Мари?

– Верю… и люблю так же сильно, Рауль. Мы обязательно будем вместе – иначе просто нельзя! – уверенно улыбалась я ему. А потом шла в горы… лес, как можно дальше и выла так… казалось – просто не выживу. Потому что будущая встреча после смерти сейчас казалась далёкой и неважной по сравнению с годами, которые предстоят мне без него. Но там ждал муж, и я возвращалась.

– Вы опять плакали… - огорчался он – страшно похудевший и изжелта-бледный, с обеспокоенно блестевшими черными глазами. И любимый мною до безумия.

– Странный вы человек, - обнимала я его, - естественно, я плакала и буду ещё – я женщина! Так мы облегчаем себе страдания.

– Только не страдайте по мне слишком сильно, - улыбался он.

– И не собираюсь! Мы с вами скоро встретимся, чего тут страдать?

– Только не спешите слишком сильно, любимая, - беспокоился он.

– А это уже, как Господь управит, Рауль, - соглашалась я.

Мы обсуждали будущее Франсуа – только вдвоём и вместе с ним. За эти месяцы, в свои тринадцать, мой сын резко, сразу как-то повзрослел. Если он не сидел возле отца в минуты его просветления, то фехтовал с Андрэ или уходил в горы с Дешамом. А я забросила всё – себя, дом, Ло и занималась только мужем. Но он так и не дал мне ни разу поменять под собой бельё, обмыть, проверить допотопный катетер, который может быть и скорее всего только продлял его мучения в последний месяц… Гордость этого мужчины, казалось, доходила до маразма! Но думать так было обидно для него, и я смирялась – рядом были Дешам и Андрэ.

В последний день он отказался от опия и терпел ради возможности говорить с нами – через боль и страдания.

Последними его словами было: - Солнце… солнце…

Я только кивала, не в состоянии открыть рот, чтобы не зареветь раненым зверем, но он этого уже не видел.

– Это агония… уйдите, - велел мне Дешам, когда, проводив кюре, я опять села рядом с мужем, только чтобы услышать эти слова. Будто получив разрешение на уход с последним причастием и сказав мне их, он окончательно впал в беспамятство. Я держала его за руку… его пальцы оставляли синяки на моем запястье, тело выгибалось и тянулось… Дешам выгнал меня:

– Убирайтесь вон, Мари, или я вас просто вышвырну! Я побуду с ним до конца. Выйдите немедленно! Вспомните – там его сын и ему тоже плохо.

Я ушла.

Хоронили Рауля… я не очень это помнила. Наверное, как положено. Дальше был поминальный обед, а потом я ушла «отдохнуть» и дня два провела в прострации. Я просто не верила – мозг не воспринимал. Знал, помнил, но не всеохватывающе, не безусловно… Меня не трогали и правильно делали – это время нужно, раз душа его требует. Иначе я выла бы, рыдала, вспоминала и рассказывала всем, каким он был хорошим… а кому это нужно? У них своего горя выше крыши. В конце концов я оделась, умылась и как-то выползла.

– У нас проблемы, Мари, - с ходу привел меня в чувство доктор, - я не отправлял гонца в Монбельяр, но это вопрос времени – вести дойдут сами. И тогда у вас отберут Франсуа.

И я вдруг поняла, что это возможно. И даже – скорее всего. И, как к любимому племяннику, относиться точно не станут. А с другой стороны…

– Мадам, я этого не желаю и вас не оставлю… во всяком случае до своего отъезда на учебу, - раздалось из отцовского кресла. Сын был здесь – сидел и внимательно нас слушал. И Андрэ тоже. Я подошла сзади и обняла Франсуа. Он взял мою руку и поднес к губам, прошептав потом:

– Вы уже с нами, мама…

– А как иначе? Простите женскую слабость, нужно было прийти в себя. Жак, прошу вас? Что вы предлагаете? – беспокоилась я,

– Нужно просить о формальном опекунстве высокопоставленное лицо, которое смогло бы противостоять герцогу Вюртембергскому.

– И кто это, по вашему мнению? – терялась я.

– Из того, что нам доступно - только герцог де Роган, - спокойно объяснил Дешам, - их Дома равны, но у нашего герцога преимущество – он французский подданный.