Революционер
Шрифт:
– Хочу вам напомнить, что вы не можете утверждать что именно он был убийцей ваших родителей, генерал.
– Он был одним из них. Пусть отдувается за всех своих друзей…
– Это не справедливо! – воскликнул я, не зная на что ещё надавить.
– Так или иначе, по законам военного времени, на которые вы, полковник, так любите полагаться, я объявляю его виновным по всем статьям! — кобра размахнулась посильнее, врезав молотком по подставке, — Я единственный главнокомандующий данного гарнизона, и мои приказы не обсуждаются!
Никто не кинулся выполнять этот приказ. Змея возмущенно
– Это сумасшествие! — Покачал головой овчар, — Я отказываюсь подчиняться этому приказу!
– Значит вы отстранены от службы, полковник! Фарр, взять их!
Тигр который напряженно молчал, поиграл желваками, но все же тяжело шагнул вперед и медленно, как бы нехотя полез за наручниками.
В зале начал нарастать возмущенный шепот.
– Тихо! — Змея застучала по подставке молотком.
Я не выдержал:
– Вы не понимаете что делаете! — Я возмущенно вырвался вперед. — Вам мало войн? Хотите опять подлить масла в огонь, который только-только начал утихать?!
– Это мы еще посмотрим! — нахмурилась змея.
– На что?! — Меня уже просто трясло от ее непробиваемой тупости. — На Оружие Людей?! Убийство солдата по такому сумасшедшему обвинению — это почти объявление войны, если не считать того, что она уже объявлена!
– Я передумала! — громко произнесла змея и в зале повисла тишина — на секунду всем показалось что змея отменить свою сумасшедший вердикт. Но мы ошибались.
– Я передумала, – строго сказала кобра. — За угрозу безопасности, нашей общине к смерти приговариваются все пришельцы!
В зале повисла полная тишина — казалось что упади сейчас на пол скрепка — все услышат.
Я поднял лапы и несколько раз громко хлопнул в ладоши:
– Браво. — Спокойно констатировал я. — А то вдруг наши командиры не объявили бы войну на уничтожение! А так... — Я уверенно кивнул. — … точно.
Шепард выдохнул что-то матерное и отпихнув тигра, выскочил из зала.
Фарр удивленно проводил его взглядом и очумело уставился на генеральшу:
– Мем, а что делать с раненым?
– Тоже! — коротко кивнула кобра.
Если бы у меня в этот момент в руке был ствол, я бы ей голову прострелил. Без долгих разговоров, чтоб не мучиться.
– Мама?! Что тут происходит?! — Шанни растеряно смотрела на всех нас. Сзади с топотом нарисовался Шепард.
– О-о-о! — Усмехнулся я. — Ничего особенного! Просто твоя мама приговорила всех нас к смертной казни!
Докторша обалдело уставилась на мать:
– Что?!
– Шанни, выйди! — строго приказал старшая змея.
Но к ее удивлению наша докторша расстроено покачала головой:
– Нет мама! Это не семейные разборки. Тут все серьезно!
Я хлопнул Добба по плечу и театральным шепотом, так что бы было слышно в самом дальнем углу зала, произнес.
– Гляди-ка, а дочка в папу мозгами пошла.
– Господин Полковник! — Взбесилась змея. — Замолчите!
– Или что? — Поинтересовался я. — Вы меня два раза расстреляете?
– Хватит с меня ваших острот! — Зашипела кобра. Она повернулась к
дочери:– Выйди! Я приказываю!
– Нет, мама! — Шанни покачала головой. — Я не выйду. Это... — Она посмотрела на меня и Добба. — ..мои друзья.
– Это наш враг! А ты знаешь наш закон: «око-за -око»!
– И они следуют ему! — Со слезами на глазах кивнула наша змейка. — Они неоднократно спасали мне жизнь. Даже тот... — Она взглянула на Добба. — …кого ты считаешь злейшим врагом. Так что он уже вернул тебе долг. Я жива.
– Шанни! — Хмуро произнесла старшая кобра. — Не болтай ерунду! Или я тебя отправлю под домашний арест!
– Нет, мама, это не ерунда! — Змейка подошла к нам и упрямо встала между мной и Доббом.
В зале воцарилась тишина. Шанди выпрямилась за своей трибуной, грозно посмотрев на дочку сверху вниз.
– Говори, если хочешь, – тихо сказала она.
Шанни какое-то время стояла совершенно молча, но потом гордо подняла мордочку. Она чуть вздрогнула, что-то сказала – но голос дрожал так сильно, что я не расслышал. Первая попытка провалилась, но никто не винил и не торопил. Она собралась с духом и заговорила уверенней:
– Эти звери – не просто мои друзья. Вместе с ними, в их армии мы стали семьёй, которую не разрушит даже смерть. Я вместе с ними праздновала победы, вместе с ними провожала погибших. Я доверяю каждому из них – больше чем тебе! На войне они видели всё – и слёзы, и смех, и ненависть, и любовь. Я доверяю им. Знаю, что никогда не бросят, что даже если не будет и крошечной надежды на спасение – они будут бороться до конца, а я – буду сражаться вместе с ними. Несмотря на звания – мы с ними равны. Полковник, генерал, кто угодно – они помогут и выручат. Утешат и рассмешат, когда надо. Мы были на войне, мама. Настоящей войне – не то что вы тут сидите и давите на кнопки. Вместе с ними я шла под градом пуль и осколков, твёрдо зная, что если один из нас будет ранен – про него не забудут. А если он будет убит – он будет отомщён.
Она перевела дух, красными от слёз глазами осматривая зал. Она медленно подошла к трибуне, отойдя от нас, по армейскому порядку покинув строй, и заложив лапы за спину – так, как сейчас стояли все мы.
– Меня учили чести и справедливости здесь. Чётко делили на добро и зло. Говорили что добро – это только здесь. Но сейчас мой дом стал для меня вражеской землёй. Я уже не знаю, а может никогда и не узнаю что такое добро и зло. Никто их нас этого не узнает. Но я знаю что такое честь. Доблесть. Я знаю что эти бойцы, мама, всегда бьются с честью. С честью они и умрут. Подняв головы и смотря своим врагам в лицо – тем, кого сначала посчитали друзьями.
Услышав это, мы все встали прямо и гордо – как говорила Шанни.
– И я знаю только одно, мама! Когда я буду стоять с ними у стенки – любой из них повернётся ко мне и скажет – не бойся. Всё в порядке. И тогда даже умереть будет не стыдно! Пускай как собаки, пускай не в честном бою, но мне не будет стыдно умереть за любого из них! Они – моя семья. Они – лучшие воины, которых я когда либо видела. Многим из них я обязана жизнью. Многие из них обязаны жизнью мне. Если ты не отменишь своего решения – мы узнаем кто кому должен.