Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

Немедленно к вице–адмиралу Мейреру, командовавшему оккупационной эскадрой, выехала делегация, состоявшая из нескольких офицеров и матросов.

Этой делегации было передано требование, чтобы к 30 марта весь русский флот покинул Гельсингфорс; те же корабли, которые по своему состоянию принуждены будут остаться, должны в условленный час поднять флаг «Щ». Это значило бы, что на них осталось минимальное количество команды, необходимое лишь для охраны, и то, что они не примут никакого участия в борьбе немцев с финскими красными. В случае неисполнения этих требований германский адмирал угрожал принять активные меры.

По возвращении делегации капитан 1–го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт. Совершенно не считаясь ни с двусмысленными приказаниями Москвы, требовавшей то вывода, то оставления флота, ни с определённым давлением со стороны англичан, требовавших его уничтожения, Щастный приступил к выполнению такой трудной задачи.

Началась лихорадочная подготовка к предстоящему переходу. Лёд ещё был довольно прочный, в особенности от Гогланда до Кронштадта, а потому сильно опасались, что часть кораблей, не осилив его, затонет во время пути. Однако рассуждать не приходилось; затих даже Центробалт. Было решено послать все суда, даже и те, которые стояли в ремонте, с разобранными машинами. Они должны были идти на буксире ледоколов.

Работа кипела. Команды, напуганные слухами, что немцы будут вешать матросов без суда и следствия, работали так, как не работали и в доброе старое время. Один за другим корабли быстро готовились к выходу в море.

В порту творилось что-то невообразимое. День и ночь там грузились баржи и подводы; грузились провизией, углём и всем, что только можно было захватить на корабли. Это делалось без всякой системы и учёта: масса продуктов пропадала, многое раскрадывалось и под шумок продавалось на сторону частным лицам. Все думали только о том, как бы побольше захватить и награбить.

На многих кораблях всевозможным добром были завалены все палубы, каюты и коридоры. Между прочим, на одном из линейных кораблей возник вопрос — куда девать огромные запасы муки, чтобы она не подмокла. Думали недолго: решено было спрятать в. орудийные башни. В результате многие механизмы оказались испорченными.

В момент ухода флота англичане вывели к маяку Грохара и взорвали там свои подлодки «Е-1», «Е-8», «Е-9» и «Е-19». Кроме этих, больших подлодок, ими были уничтожены ещё и маленькие — «С-26», «С-27» и «С-35».

Невольно вспоминаются прошлые заслуги английских подлодок и та помощь, которую они оказали нашему флоту. Находясь в Балтийском море и работая рука об руку с нами, они совершили много подвигов, нанесли огромный вред противнику. В своё время «Е-1» подорвала линейный крейсер «Мольтке»; «Е-8» потопила крейсер «Принц Адальберт»; «Е- 9» потопила крейсер «Хела» и подорвала линейный корабль «Поммерн», а «Е-19» потопила крейсер «Ундине». Некоторые из них потопили ещё несколько миноносцев и пароходов. Им не суждено было вернуться на родину; но они стали жертвами не врага, а русской разрухи.

Первыми, ещё задолго до прихода германцев, ушли дредноуты. Потом потянулись другие большие суда: линейные корабли, крейсера, заградители и транспорты. Наконец, в последнюю очередь — миноносцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная Звезда» с членами Центробалта и посыльное судно «Кречет» с А. М. Щастным. Больше всех волновались и торопились члены Центробалта, которые боялись, что германцы не выпустят яхты из Гельсингфорса и всех их немедленно расстреляют.

В Гельсингфорсе осталось лишь самое незначительное число судов, не имевших никакого боевого значения. Согласно условию, они в назначенный час подняли флаг «Щ».

30 марта германская эскадра вошла на Гельсингфорский рейд и, одновременно с войсками, её десант занял город.

Переход в Кронштадт был особенно труден маленьким кораблям. С большим трудом ломая лёд, они страшно медленно продвигались вперёд. При нормальных условиях этот переход занял бы всего 10–12 часов; теперь же многие миноносцы совершили его в 8–9 дней. Однако, несмотря на такие трудности, все корабли благополучно дошли до Кронштадта, и только несколько миноносцев оказались с сильно продавленными бортами. Многие корабли дошли, имея у себя самое ничтожное количество команды, едва достаточное, чтобы обслуживать котлы и машины на одну смену. Также мало на многих кораблях было и офицеров — иные дошли только с одним командиром.

Это был исторический, но вместе с тем и глубоко трагический поход русского флота, так недавно мощного, в блестящем состоянии, а ныне разрушенного, не пригодного ни к какой борьбе. Во время этого последнего похода во флоте ещё раз вспыхнула искра прежней энергии, прежнего знания дела, и личный состав сумел привести его развалины в последнюю базу.

Главная заслуга в том, что флот был приведён в Кронштадт, без сомнения, принадлежит капитану 1–го ранга А. М. Щастному. Только благодаря его энергии он не был оставлен неприятелю или затоплен, как того хотели союзники.

Придя в Кронштадт, часть судов перешла в Петроград и расположилась там вдоль всей Невы; часть же миноносцев и тральщиков была поставлена в Шлиссельбург для охраны берегов Ладожского озера.

Теперь флот оказался вблизи от центра власти, под непосредственным влиянием и неусыпным наблюдением Смольного. Тем не менее на нем далеко не всё было спокойно, в особенности на Минной дивизии. На многолюдных митингах, на которых выступали и офицеры, там стали раздаваться речи против власти комиссаров и призывы к открытому восстанию. Наряду с этим готовился и план овладения Петроградом после переворота на флоте.

Смольному, конечно, сейчас же стало об этом известно. Немедленно начались аресты, как среди офицеров, так и среди команд. Миноносцы как ненадёжные корабли были переставлены значительно выше по течению Невы, вне черты города.

Одним из первых был арестован и затем отправлен в Москву А. М. Щастный, которому предъявили обвинение в измене. Депутация от команд, выехавшая туда, чтобы требовать его освобождения, не была никуда допущена.

Обвинение, предъявленное А. М. Щастному, было формулировано так:

«Щастный, совершая героический подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать её против Советской власти».

Такая странная формулировка обвинения не может не поразить каждого здравомыслящего человека, тем более что на суде не было ни одного факта, ни одного свидетеля, показывавшего против А. М. Щастного. Наоборот, все показания в один голос говорили в его пользу.

Против Щастного выступал только один — Троцкий. У него не было фактов; он высказывал лишь предположения, но всё же утверждал, что Щастный искал популярности, чтобы направить её против советской власти.