Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

А. М. Щастного защищал присяжный поверенный В. А. Жданов. Он произнёс блестящую речь. Защищать было легко, так как за подсудимого говорил его подвиг.

Присутствовавшие ни одной минуты не сомневались, что будет вынесен оправдательный приговор.

Когда судьи наконец удалились в совещательную комнату, Троцкий, бывший только «свидетелем», тоже моментально шмыгнул туда: он боялся, что под влиянием речи защитника судьи вынесут оправдательный приговор.

Суд вышел. Председатель верховного революционного трибунала громко и раздельно прочитал смертный приговор.

Все остолбенели, не хотели верить своим ушам. Кажется, привыкли уже ко всему, но такой явной и возмутительной несправедливости никто не ждал.

Защитник спросил: «Куда можно обжаловать приговор?» «Приговор революционного трибунала кассации не подлежит, хотя можно ещё обратиться к Президиуму Центрального Исполнительного Комитета», — ответил ему, уходя, председатель.

По статусу верховного трибунала, приговор мог быть отменён только пленарным заседанием ЦИКа. Однако председатель последнего, Свердлов, заявил, что ранее 24 часов ЦИК созван быть не может, а по истечении этого срока созывать его бесполезно, так как Щастного уже расстреляют.

На рассвете 22 мая 1918 года во дворе Александровского военного училища Щастного расстреляли; расстреляли — за спасение Балтийского флота.

Брожение на флоте, и главным образом — на миноносцах, продолжалось ещё до начала июля. После целого ряда арестов среди офицеров и команд, а также бегства от почти неминуемого расстрела одного из главных инициаторов возмущений лейтенанта Г. Н. Лисаневича [38] флот окончательно замер, то есть стал только сборищем кораблей, без руководителей и личного состава. Кронштадт и Петроград превратились в кладбище его прошлой мощи и славы, а сами корабли — в живые трупы.

38

Лисаневич Георгий Николаевич (1894–1938) — один из выдающихся офицеров отечественного флота, окончил Морской корпус (1914), после восстания в Минной дивизии (1918) уехал на Север и принимал участие в Гражданской войне на стороне белых, в 1920 году арестован, но вскоре освобождён, работал в промышленности и в научно–исследовательскихучреждениях РКВМФ. Арестован органами НКВД и расстрелян в 1938 году по ложному обвинению.

IV

Офицерский состав флота. Его отношение к перевороту. Офицеры–ренегаты. Причины признания Временного правительства. Взаимоотношения между офицерами и матросами. Борьба за влияние на команды. Офицеры в революцию. Тип русского матроса. Его воспитание. Условия жизни и службы на корабле. Пропаганда на флоте. Аналогия между русским и французским флотами в революции. Речь эмигранта Лебедева. Взгляд матросов на революцию. Её влияние на них. Общественное мнение о матросах. Нагорный и Седнев. Сапун. Железняков. Тип революционного матроса. Матросы как часть народа.

Неожиданный взрыв революции, перевернувший весь уклад жизни русского государства, поставил всех офицеров в тяжёлое положение, особенно — морских. Они росли и воспитывались в традициях монархического строя, принесли присягу на верность царю и Родине и никогда не допускались до политики. Поэтому им были совершенно чужды те лозунги, которые были выдвинуты революцией.

Временное правительство встретило их недоброжелательно и с полным недоверием, сказавшимся в оскорбительном отношении и натравливании на них подчинённых. Это не могло завоевать симпатий, и с первых же дней офицеры стали к нему в оппозицию. Вскоре, однако, убедившись, что без офицеров никакая военная сила немыслима и будет только разнузданной толпой, правительство стало заискивать перед ними.

Среда морских офицеров была очень однородной. Большинство из них были кадровые офицеры, вышедшие из Морского корпуса. Война не повлияла на такую однородность, так как за всё время потерь было очень мало. Таким образом, все главные должности, как например — начальников бригад, дивизий, отрядов, командиров судов, старших офицеров и специалистов, были заняты кадровыми офицерами. Только младший состав на кораблях был частью из мичманов «военного времени», да должности в тылу флота замещались офицерами из запаса, моряками торгового флота и произведёнными кондукторами. Таким образом, в общей массе офицерство было монархично и совершенно не сочувствовало перевороту. Только среди офицеров «военного времени», в число которых вошло довольно много студентов, были его сторонники. Между прочим, именно среди них выделился мичман Ильин (Раскольников), который, как потом оказалось, стал морским офицером только для того, чтобы удобнее вести революционную агитацию.

Но и среди кадровых офицеров встретились такие, что решили использовать революцию и сразу «перекрасились», то есть стали ярыми сторонниками новой власти. Здесь были и молодые, и старые офицеры, которым в прежнее время по службе «не везло», а потому они считали себя обиженными. Теперь все они, не гнушаясь никакими средствами, стремились сделать карьеру. Можно привести целый ряд имён офицеров, запятнавших себя своим поведением во время революции, например: вице–адмирал А. Максимов (революционный командующий флотом), контр–адмирал В. Альтфатер (прежде состоявший при Ставке Верховного Главнокомандующего, впоследствии — правая рука Троцкого); капитаны 1–го ранга: А. Немитц (ныне командует советским Красным флотом и имеет орден Красного Знамени), А. Ружек (коммунист), Модест Иванов (командует судами, находящимися в распоряжении Чека) и В. Шельтинга (коммунист); капитаны 2–го ранга: В. Мякишев (агент Чека), барон В. Майдель, И. Третьяков и Н. Пини; старшие лейтенанты: В. Янкович, Б. Радзиевский и К. Василевский; лейтенанты: С. Калакуцкий (агент Чека), Б. Элленбоген и П. Ламанов; подполковник корпуса гидрографов А. Ножин (коммунист) и прапорщик С. Гарфильд (один из главных деятелей переворота в Гельсингфорсе) и так далее [39] .

39

писок «ренегатов», приведённый Г. К. Графом, может быть продолжен и займёт не одну страницу. В Красном флоте служили очень многие бывшие офицеры Российского флота, при этом часть из них, например, такие выдающиеся, как A. M. Щастный и С. В. Зарубаев, погибли в результате сомнительных обвинений уже в 1918–1921 годах. Многие (П. Н. Леонов, М. В. Викторов, Н. И. Игнатьев, В. П. Римский–Корсаков и другие) пали жертвами репрессий 1937–1938 годов. Некоторые стали адмиралами Красного (Советского) флота, например, Ю. Ф. Ралль, Л. А. Галлер, С. П. Ставицкий, А. П. Шершов, Н. Б. Павлович, И. П. Чернышёв, А. В. Шталь и т. д. Служба в Красном флоте являлась естественным продолжением службы в Российском флоте. Мотивы её, естественно, были разными, как и у военнослужащих в настоящее время, после распада СССР (1991) и ликвидации советской власти (1993).

Вряд ли, однако, большевистское правительство имеет в них надёжных слуг. С той же лёгкостью, с которой они в первый раз изменили своим старым взглядам, они изменят и во второй и в третий разы, едва почувствуют первое колебание власти.

Главная масса офицерства признала переворот и Временное правительство только потому, что считало его принявшим власть законным порядком и совершенно не знало закулисной стороны. Офицерам казалось, что государь добровольно отрёкся от престола и добровольно передал власть.

Знай же они, что власть захвачена Временным правительством насильно, большинство из них продолжало бы твёрдо стоять за государя. Весь переворот был произведён за спиною офицеров, которые были всецело поглощены войной и не могли ждать никакой революции. Они были глубоко преданы государю и любили его, и хотя бы уже потому переворот не встретил среди них сочувствия. За них решили главнокомандующие, командующие и другие высшие начальствующие лица, на которых и лежит вся ответственность. Офицеры явились только статистами в этой величайшей трагедии, разыгранной либеральными кругами русского общества при благосклонном содействии союзников.

Кто думает, что офицеры только потому были так привержены монархии, что она давала им хорошее положение и материальные выгоды, — тот ошибается. Они были убеждёнными монархистами, так как, кроме всего остального, понимали, что для России, при её самобытности, только царская власть могла и может дать спокойное развитие и силу. Они понимали всё безумие проведения утопических идей социализма, отрицания отечества и признания какого-то «всемирного III Интернационала».

Многие из них уже в самом начале революции ушли бы из флота, если бы не война. Они остались только из-за чувства долга в борьбе с внешним врагом Родины. Но, оставшись, они как бы не замечали того, что творилось вокруг, совершенно игнорировали «всех и вся» от революции.

Видным представителем такой части офицерства прежде всего был вице–адмирал М. К. Бахирев, который и в революцию являлся исключительно адмиралом службы его величества. Из всех его действий, разговоров и отношений к революционным порядкам неизменно вытекало полное презрение. Команды как-то сразу поняли, что с адмиралом разговоры будут коротки и всё равно ни к чему не приведут; поэтому они «махнули на него рукой», тем более что признавали за ним недюжинные военные способности.

Рядом с адмиралом Бахиревым всё время находился и бывший командир «Новика», а тогда — командир «Петропавловска» капитан 1–го ранга М. А. Беренс. Он тоже никак не мог примириться с революционными веяниями.