Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

Император Николай II сдержал своё слово до конца, а союзники по отношению к нему оказались клятвопреступниками.

Дважды обращались к англичанам русские люди с просьбой помочь им в освобождении томившихся в тяжкой неволе государя императора и его августейшей семьи.

Первый раз — это было в апреле 1917 года — обратились за содействием к Бьюкэнену. Требовалось только, чтобы он снёсся со своим правительством и оно выслало бы навстречу русскому крейсеру английский корабль, который принял бы на свой борт государя и августейшую семью. В то время, невольно поддаваясь обаянию личности нашего царя, этому плану сочувствовал даже Керенский. Потому-то казалось, что удастся совершить великое дело спасения чистых, невинных жертв безвременья и безлюдья.

Но сэр Джордж Бьюкэнен ответил решительным отказом, сказав:

«Есть ли когда об этом думать! Теперь все заняты гораздо более серьёзными вещами. Да к тому же, я не хочу обременять моего государя и моё правительство лишними осложнениями.»

Не менее характерный ответ в июле того же года на такого же рода просьбу дал английский военный агент генерал Нокс, к которому, кстати, в дни величия и счастья России очень милостиво относились при нашем дворе.

«Англия, — сказал Нокс, — нисколько не заинтересована в судьбе русской императорской семьи. »

Когда Временное правительство безвременно слетело со своих курульных кресел и на их местах водворились вожди большевизма, союзники забили тревогу и стали кричать, что большевизм — это дело немецких рук, «погубивших» таким образом Россию.

Да, Ленин и другие приехали в «запломбированных» вагонах; но не будь февраля, не было бы и октября. Большевизм — это естественное следствие керенщины, отцами которой были союзники.

С водворением большевиков центральная Россия стала союзникам недоступной, а потому они перенесли свою «просвещённую деятельность» на Юг, где стала формироваться Добровольческая армия и где среди казаков росло движение против большевизма.

«Помощь, поддержка — что хотите», но только на словах, а не на деле. А факты говорят другое и обнаруживают явную враждебность к вопросу о восстановлении Великой России, сложную сеть интриг и утончённое предательство.

В говоре волн Чёрного моря слышится ропот. То, свидетелем чего ему привелось быть, вопиет к небу, ибо на суд человеческий — надежда плоха, а кроме того, многое скрыто.

Былой мощи России на нем уже нет. Одна часть Черноморского флота нашла свою могилу в глубинах тех вод, на которых ещё так недавно господствовала; другая — лежит искалеченной в своей базе; третья — ютится в иностранном порту. Краткий обзор состояния Черноморского флота после переворота, составленный капитаном 2–го ранга Н. Р. Гутаном [43] , а также другие данные позволяют представить ход событий и указать виновников этого разгрома.

43

Гутан Николай Рудольфович (1886—1940–е годы) — капитан 2–го ранга (1917), в Первую мировую войну служил на Черноморском флоте, с 1917 года командовал эсминцем «Поспешный», в белом Русском флоте на Чёрном море командовал эскадренным миноносцем «Дерзкий», который в 1920 году увёл в Бизерту. Скончался в эмиграции, предположительно в Тунисе. Автор воспоминаний, опубликованных в сборнике «Гангут» (СПб.: издательство «Гангут», 1992–1994, выпуск 4–6).

«Черноморский флот, идя крупными шагами с первых дней революции к полному развалу, окончательно перестал существовать, как таковой, к декабрю месяцу 1917 года. До этого момента, несмотря на то что дезорганизация была уже полная и флотом распоряжались и Совет, и Центрофлот, и различные комиссии, всё же время от времени миноносцы продолжали ещё высылаться к неприятельским берегам. В море, по инерции, команды держались в повиновении и сохранялась даже видимость некоторой организованности, которая сразу исчезала при возвращении на рейд.

К декабрю 1917 года, благодаря разным декретам и приказаниям, были окончательно уволены в запас последние старые матросы. К этому времени в Севастополе успел окончательно свить себе гнездо большевизм, чему способствовало большое число съехавшихся в этот город как немецких агентов, так и специальных комиссаров и агитаторов, присланных из Москвы и Петрограда.

В Севастополе начинает играть видную роль, а затем Совнаркомом назначается даже комиссаром флота некто Спиро — тип талантливого международного афериста, по слухам, имевший отношение к австрийскому Генеральному штабу.

Все же на Минной бригаде нижние чины разлагались сравнительно медленнее, чем на больших судах, где они занимались исключительно митингованием, вынесением модных резолюций, обысками и отбиранием оружия у офицеров и гражданского населения. В ноябре велась очень сильная агитация против Дона и главным образом его атамана — покойного генерала Каледина.

Благодаря этой агитации, матросы стали формировать сухопутные отряды, отправлявшиеся походным порядком против Дона; туда уже вошли и команды Минной бригады. Отряды эти в пути таяли, так как большинство расходилось по городам и сёлам с целью грабежа; меньшинство же, доходя до фронта, несло поражения. Обозлённость против офицерства усиливалась с каждым днём.

Было ясно, что назревает резня. Начались аресты, сначала лиц, якобы причастных к подавлению предполагавшегося мятежа на Черноморском флоте в 1912 году. По приказанию комиссара, матроса Роменца, были арестованы адмиралы: Новицкий, Каськов, Александров; генерал Кетриц; капитаны 1–го ранга: Кузнецов, Свиньин; капитан 2–го ранга Салов и несколько других офицеров. Тогда же, за отказ идти с командой против Дона, были арестованы командир миноносца «Пронзительный» капитан 2–го ранга Каллистов и почти все его офицеры. Первым сигналом к расстрелу офицеров было убийство среди бела дня на миноносце «Фидониси» гулявшего по палубе мичмана Скородинского. Убит он был в спину из машинного люка [44] .

44

Убийства офицеров в Севастополе в декабре 1917 — феврале 1918 года были вызваны разгулом анархии и отчасти бандитизма, который вышел из-под контроля растерявшегося Севастопольского совета. Жертвами этих расстрелов стали такие незаурядные флагманы и офицеры, как вице–адмирал П. И. Новицкий (1857–1917), контрадмирал М. И. Каськов (1867–1917), капитан 1–го ранга И. С. Кузнецов (1871–1917), А. Ю. Свиньин (1870–1917), капитаны 2–го ранга Н. С. Салов (1885–1917), Н. Д. Каллистов (18831917), B. M. Пышнов (1884–1917), В. И. Орлов (1879–1917), старший лейтенант Б. В. Бахтин (1882–1918) и другие. Всего, по подсчётам известного историка А. Е. Иоффе, в 1917–1918 годах на Черноморском флоте были убиты 62 офицера (в т. ч. адмиралы и генералы), три морских врача и священник.

В эти же дни командующий флотом адмирал Немитц с капитаном 2–го ранга Максимовым и флаг–офицером срочно выехал в Петроград на какое-то совещание, но на пути все они неизвестно куда скрылись. За день перед ними в Петроград выехал и комиссар Роменец. Уезжая, Немитц за себя оставил начальника штаба адмирала Саблина [45] .

Вечером 15 декабря, в день похорон мичмана Скородинского, командой миноносца «Гаджибей» были арестованы и затем расстреляны на Малаховом кургане командир капитан 2–го ранга Пышнов и все офицеры миноносца, за исключением одного. Ночью же матросами, среди которых видную роль играли вернувшиеся с похода против Дона, были в экипаже расстреляны и все арестованные офицеры с адмиралом Новицким во главе. На следующий день происходили почти поголовные аресты офицеров, из которых в ближайшие ночи были расстреляны: капитан 1–го ранга Климов, капитан 2–го ранга Орлов, старший лейтенант Погорельский, лейтенант Дубницкий и другие. В большинстве случаев расстрелы производились из-за личной мести. Дня через два–три разными революционными организациями были приняты меры к прекращению расстрелов, которые, конечно, не помогли бы, если бы они не прекратились сами собой. Далее были лишь отдельные случаи убийств в других портах. Всего офицеров было убито человек тридцать пять — сорок. В это время Спиро и был назначен комиссаром флота.

45

Немитц (Биберштейн) Александр Васильевич (1879–1967) — вице–адмирал (1941), в июле — декабре 1917 года командовал Черноморским флотом, незадолго до разгула убийств офицеров выехал из Севастополя в Москву. С 1918 года — в Красном флоте, в 1920–1921 годах командующий Морскими Силами Республики. Кавалер ордена Красного Знамени. С 1922 года — на штабной и преподавательской службе, с 1947 года — в отставке. Автор ряда научных трудов по истории и теории войны на море.

В январе месяце выяснилось;,что несмотря на пресловутый Брест–Литовский мирный договор, немцы продолжают вести наступление и что целью этого наступления является завладение Черноморским флотом и портами Чёрного моря. Среди так называемой революционной демократии появляется обычный лозунг «борьбы до конца — до последнего снаряда». Появляется упорное желание, на словах, оборонять Крым путём создания Перекопского фронта. Эту идею особенно рьяно пропагандирует, вплоть до разрыва с Совнаркомом, комиссар Спиро.

Между тем, из Москвы приходят директивы — с одной стороны, военных действий не открывать, так как немцы в Крым не пойдут; с другой же, секретно предписывается приспособить Новороссийск для перехода туда флота, а сам флот, в том числе и все старые корабли, давно стоявшие уже у стенки без команд, готовить к эвакуации. От прямых ответов, грозит ли Севастополю и Крыму захват со стороны немцев, Совнарком уклонялся.

В середине января было спровоцировано наступление на Севастополь каких-то несуществующих Крымских войск. Дело в том, что после декабрьских событий большое число морских офицеров бежало из Севастополя. Часть их остановилась в Симферополе, где в это время, под призрачной охраной образовавшегося Крымского правительства, собралось значительное количество офицеров армии. Был образован штаб Крымских войск, но самих войск, кроме 2—3–х татарских эскадронов на весь Крым, не было. Штаб этот повёл дело очень легкомысленно и, быть может, даже иногда «бряцал оружием». Конечно, это был достаточный повод для провокации, и 11 января, ночью, было объявлено о татарском наступлении на Севастополь. Были срочно призваны и вооружены матросы и рабочие, и отряд, численностью около 7 тысяч, отправился на Симферополь. Не встретив никакого сопротивления, этот отряд вступил туда и стал избивать не успевших бежать офицеров и местных богачей. Часть офицеров бежала в Ялту, а часть — в Евпаторию, где они решили оказать сопротивление.