Революция.com. Основы протестной инженерии

Подчеркнем важность с точки зрения методологии внимательного изучения тех путей, которые в данных случаях принесли победу. Как писал один из исследователей, в прошлом были и другие религиозные секты, но только одна из них получает столь широкое распространение, став христианством. Из всего этого следует, что введение и удержание любой ультрасистемы требует серьезной ресурсной поддержки. Например, институт церкви реализуется также в инквизиции, в ордене иезуитов и так далее, чтобы удерживать свою миросистему.

Можно увидеть следующие основные три этапа такого вхождения:

• этап первый – создание новой ультрасистемы (искусственное или естественное);

• этап второй – нейтрализация старой ультрасистемы;

• этап третий – удержание новой ультрасистемы за счет более сильной поддержки.

При этом возникают разного рода конфликтные взаимоотношения, когда существует несовпадение следующих видов:

• ультрасистема-1 – ультрасистема-2;

• ультрасистема – инфрасистема;

• ультрасистема – антропосистема.

Известный феномен культурного шока лежит в этой области, когда ультрасистема не соответствует инфрасистеме, то есть развитие физического мира не эквивалентно имеющейся ультрасистеме. Иногда на первое место вырывается ультрасистема, как это было, например, с христианством, которое как определенная виртуальная модель постепенно «переделывало» под себя мир физический, задавая как определенные ограничения, так и вполне конкретные цели развития. Христианство вырывается вперед, в сравнении с другими монорелигиями, по причине того, что его механизмы давали большую динамику развития.

Что в этом плане представляет собой революция? По сути это введение новой ультрасистемы максимально скоростным путем, когда для ее продвижения опираются на насильственные методы. 1917 год несет лозунг «Мир – хижинам, война – дворцам», видя слом старого мира в качестве своей задачи. Ресурсная поддержка в этом случае включает в себя и опору на штыки. Советская модель в дальнейшем также удерживалась с опорой на репрессивный аппарат, который ограничивал как ультрасистему, так и инфраструктуру. При этом естественным был также многоканальный поток нормативной информации, включающий и художественную коммуникацию, которая также управляла правильностью картины мира, отторгая картину мира неправильную.

Адекватными миру были обе картины: и советская, и западная. И та и другая соответствовала своего вида инфраструктуре материального мира. Смена картины мира приводит к смене материальной инфраструктуры. Материальный объект всегда нуждается в системном присоединении, позволяющем задать его интерпретацию. Реклама активно пользуется этим, привязывая, например, жевательную резинку к способности наладить дружеские отношения с противоположным полом. Материальный объект становится частью решения задачи социального порядка.

Бренд, репутация, имидж строятся на попытке присоединиться к одной из таких ультрасистем. Мы подводим индивидуальный объект под уже имеющиеся ценностные линии. В результате наш объект начинает подпитываться энергетикой этой ультрасистемы. Наша задача в доказательстве его принадлежности данной общности, остальное сделает сам человек, получивший эту информацию. Происходит определенное переключение ценностей: ценности чисто физические меняются на ценности нематериального порядка. Верно и обратное: покупая физический объект, я получаю взамен нематериальный результат. Реклама, например, становится определенным «переводчиком» материальных объектов в нематериальные.

Когда сегодня мы заговорили об Америке как об империи, то это тоже является отражением захвата ценностных миров других стран со стороны Америки. Отнюдь не случайно, что сама идея «мягкой» силы также приходит из уст американских исследователей [3]. «Мягкая» сила призвана привлекать, а не принуждать, поэтому основным ее инструментарием становится массовая культура, которая несет в себе в открытом и скрытом виде набор базовых ценностей, в рамках которых развивается сюжет. При этом Дж. Най подчеркивает: «Сообщения и образы передаются частично правительственными действиями внутри страны и за ее рубежами, частично с помощью популярной и высокой культуры. Но те же самые сообщения получаются и интерпретируются с разным эффектом разными получателями в разных ситуациях. Мягкая сила не является константной, но чем-то варьируемым от времени и места» [3. – С. 44]. Тут можно возразить, что и жесткая сила зависит от «сопротивления» среды, сквозь которую она проходит.

Возможным вариантом продвижения себя и своих ценностей является не только массовая культура. Так, Норвегия, имея всего 5 млн. населения и не обладая международным языком и транснациональной культурой, четко удерживается в мировом общественном мнении как страна миротворческой деятельности.

Т. Фергусон подчеркивает, что в современном мире в процессе глобализации происходит движение не только капитала или труда, но институций, знаний и культуры [4. – С. 184]. Революция или падение банка может передаваться из одной страны в другую. Однотипно происходит перемещение ультраструктуры, которая движется за счет перемещения своих виртуальных объектов на новые территории.

Ультрасистема пытается расширить свое пространство за счет других символических пространств. Глобализация, которую многие трактуют как американизацию, является ярким примером этого. Вестернизация часто вписывается как единственный вариант модернизации. Чужие виртуальные объекты первоначально отторгаются. Но при множественности контактов иммунная система данной культуры теряет свою активность. Советский Союз из-за идеологической чувствительности первоначально отторгал западные виртуальные объекты. Вспомним, например, борьбу со стилягами, которая реально была борьбой с чужим виртуальным миром, с чужой ультрасистемой.

Ценностные миры все время находятся в динамике и подвержены достаточным изменениям. Антрополог Дж. Даймонд подчеркивает, что успех или падение страны зависит от ее ценностей, каких ценностей она продолжает придерживаться, а какие заменяет на другие [5. – С. 433]. В качестве примера таких замен последнего времени он говорит об отказе Британии и Франции быть независимыми мировыми державами, Японии – от своей военной традиции, России – от коммунизма, США – от расовой дискриминации, подчиненной роли женщин, сексуального подавления.

Понятно, что при таких трансформациях очень важно, чтобы чужое не становилось чуждым. Теоретик евразийства Петр Савицкий писал: «В восприятии европейских начал русские находятся в наименее выгодном положении. Начала эти создавались без их участия. Здесь они чувствуют себя не мастерами, но учениками. Европейские решения не вросли в их плоть и кровь. Восприятие их будет всегда механическим» [6. – С. 102]. Чужие проекты всегда будут «ломать» ментальность населения, что хорошо видно как во времена Римской империи, так и в периоды вьетнамской или иракской войны, когда «чужое» входит в конфликтные отношения с «местным». В результате даже нужные проекты отвергаются местным населением как чужие.