Революция.com. Основы протестной инженерии

Постсоветские процессы в этом плане представляют собой, наоборот, массированное вхождение именно слов (демократия, рынок и так далее), за которыми или под которыми нет реальных объектов, а только их определенные симуляции. Происходит скорее захват когнитивного пространства пока чужими понятиями, за которыми должна последовать соответствующая трансформация пространства физического.

Р. Дебрей также подчеркивает, что передвижение идей опирается на передвижение человеческих тел: пилигримов, торговцев, поселенцев, солдат, посланников [14]. Или такая идея, как роль парижских салонов XIX века в порождении определенных литературных и нарративных структур. Конкурентность идей покоится на конфликтности цивилизаций, которые пытаются все перекроить на свой лад. Как писал С. Хантингтон: «Каждая цивилизация видит себя центром мира и пишет свою историю как центральный сюжет истории человечества» [15. – С. 72]. Вероятно, это отражение феномена отторжения чужого, защитная реакция, спасающая «мой» мир.

Сходно защищаются секты, которые также должны ввести и удержать свою миросистему. Психологи подчеркивают следующие механизмы [16]:

• согласие с группой;

• зависимость от лидера;

• занижение чужаков;

• избегание инакомыслия.

Тоталитарные секты интенсивно строят свои виртуальные миры, и пока никто не может им помешать, поскольку в основе такого построения лежит создание своих и отторжение чужих информационных потоков. Создаваемый виртуальный мир программирует почти автоматически нужный вид поведения. Однотипно происходит разрушение ультрасистем. Гибель Римской империи была обусловлена двумя видами конфликтов ультрасистем: с варварством и с греческим миром. Рушатся разнообразные старые формы, за которыми следует и новое содержание. «Греческий мир, напротив, пробуждался, и это возрождение также подчеркивало упадок латинян, предвосхищая перенос центра Империи на Восток. Самые лучшие ораторы говорили по-гречески; Плутарх, Эпиктет, Лукиан, историки Аппиан, Арриан и Лион Касий гораздо весомее своих латинских собратьев; Тацит еще избегал эллинизмов, но письма Плиния Младшего пестрели греческими цитатами, а император Марк Аврелий «Наедине с собой» и вовсе написал по-гречески» [17.
– С.1 32]. Овладение чужой формой предполагает овладение чужим содержанием, но это отнюдь не так. Это переход, равный рекламному ходу: надев данные джинсы, ты станешь как кинозвезда. Однако в реальности совпадают только джинсы.

Передвижение идей кодируется в формы, адекватные аудитории и обладающие достаточным уровнем эффективности. Голливуд облекает ультрасистему в гедонистическую форму, облегчающую восприятие. Отсюда следует особая роль формы, которая в ряде случаев может побеждать содержание. Сильная по эффективности форма может усиливать слабое содержание.

Перед нами возникает новая технология, способствующая распространению христианства как новой ультрасистемы. «Церковь, имевшая жесткую структуру, делала из верующих, так сказать, пропагандистов. Вырабатывалось мировоззрение, в равной мере согласовывавшееся с догматикой, с человеческой природой и с античной философией. Наконец, исключительная интенсивность распространения христианства была подготовлена иудейской диаспорой, поддержана миссионерской деятельностью, усилена идеей мученичества и вернее достигала цели благодаря христианскому братству» [1 7. – С. 128]. Данная религиозная идеология несомненно соответствовала потребностям целевой аудитории.

Власть также может внедрять в среду своеобразных «нормализаторов», задачей которых является удержание ситуации в заданных властью параметрах. «Опричнина при Иване Грозном, Преображенские сержанты при Петре, комиссары в 1920-е годы – все это примеры действия такого рода схемы», – пишет Ринат Шайхутдинов [18]. Это также можно трактовать как феномен эксплуатации социальной подсказки, значимость которых резко возрастает в условиях неопределенности [16. – С. 56].

А. Неклесса суммировал ряд видов такого управляющего воздействия в следующем виде [19]:

• рефлексивное управление, учитывающее реакцию тех или иных лиц и групп на ожидаемые события;

• персонализированное управление, ориентированное на мотивацию лиц, принимающих решения либо иным образом существенно влияющих на развитие ситуации;

• рефлекторное управление, основанное на знании системных реакций той или иной популяции;

• методы нелинейного и деструктивного управления, включающие сразу несколько формул эффективной реорганизации реальности.

Кстати, нелинейное управление можно увидеть в любом стратегическом подходе, а не только в том, который несет деструктивную направленность. Ультрасистема создается и удерживается в контексте существования другой ультрасистемы, которой она противопоставлена. Чем сильнее это противопоставление, тем больше ресурсной поддержки требует такое удержание. В принципе такое представление соответствует теории Дж. Фиска о том, что массовая культура противостоит культуре высокой как подавляющей и доминирующей [20]. В таком случае две эти ультрасистемы существуют за счет противопоставленности друг другу.

Виртуализация действительности

Действительность приобретает те или иные черты виртуальности в связи с все возрастающим объемом виртуальности, в рамках которой живет сегодняшний человек. Облегчает этот процесс также и определенная однотипность в организации действительности и виртуальности [21–22]. В этом плане мы можем говорить об определенной нарративизации действительности, что также может быть связано с тем, что то, что лучше поддается описанию, а оно носит у нас нарративный характер, лучше запоминается и лучше хранится в памяти, поскольку обладает большим уровнем осмысленности для человеческого мозга. И действительно, любые выборы обладают своим сюжетом, где от уровня столкновения добра и зла мы также опускаемся до конкретных имиджей политиков, например, противопоставленности «хозяйственника» и «политика», что всегда имеет место в выборах Юрия Лужкова.

При этом мы будем иметь разные варианты этой виртуализации для разных культур, например, японской или китайской [23–24]. Кстати, французский оригинал книги М. Гране обильно цитирует в своих работах Сергей Эйзенштейн. Перед нами возникает иная модель действительности: «Китайцам нравится отмечать не причины и следствия, но странные явления, произрастающие, правда, из одного корня, причем порядок их появления малосущественен. В равной степени выразительные, они выглядят взаимозаменяемыми. Пересыхающие реки, рушащиеся горы, мужчина, превращающийся в женщину, – все это предвестники скорого конца династии» [24. – С. 228]. Или такой пример: «У китайцев нет ни малейшей охоты классифицировать по родам и видам. Они избегают думать с помощью понятий, которые, будучи погруженными в отвлеченное время – пространство, не имеют непосредственной связи с действительностью. Четко определенным понятиям они предпочитают богатые ассоциациями символы, вместо того, чтобы различать время и пространство как два независимых явления, они склонны помешать наборы своих символов в среду, образуемую их взаимодействием. Они не отделяют Инь и Ян от социальной действительности, ибо те вносят в нее ритмический порядок» [24. – С. 101–102]. Мы видим тип абстракции, которая максимально приближена к действительности, не пытается от нее отделиться, являясь ее частью.

Нарративизация (виртуализация) действительности обусловлена следующим набором факторов:

• возрастающим объемом времени, которое средний человек проводит в виртуальном времени и пространстве;

• заимствованием из виртуального пространства моделей поведения;

• поставкой проблем для обсуждения;

• возможностью конструирования действительности за счет акцентуации тех или иных характеристик виртуальной действительности.

Кстати, сама по себе перестройка шла по модели перехода от виртуальной действительности к реальной, поскольку собственного опыта соприкосновения с западным миром средний человек не имел, зато он имел колоссальный объем знаний о Западе сквозь массовую культуру. В результате сегодня страны СНГ строят какую-то свою особую виртуально-реальную действительность: массовая культура – виртуальный мир – перестройка – смена виртуальностей – виртуально-реальная действительность.

В нашей виртуально-реальной действительности присутствуют все объекты виртуального мира, но они получают реальную реализацию, которая может в ряде случаев быть полностью противоположной заявленной. И это касается всех: от президента до депутата.

Нарративная действительность выполняет ряд функций:

• нейтрализация действительности (в этом, например, была роль христианства);

• трансформация действительности (это делают революции);

• гиперболизация действительности (это свойство художественного типа коммуникации);

• компенсаторная функция (в виртуальном мире человек может проигрывать те роли, которые недоступны ему в реальности).

Например, С. Эйзенштейн писал о театре, что он «дает возможность человеку через сопереживание фиктивно создавать героические поступки, фиктивно проходить через великие душевные потрясения, фиктивно быть благородным с Францем Моором, отделываться от тягот низменных инстинктов через соучастие с Карлом Моором, чувствовать себя мудрым с Фаустом, богоодержимым с Орлеанской Девой, страстным – с Ромео, патриотичным – с графом де Ризоором и опрастываться от мучительности всяких внутренних проблем при любезном участии Карено, Бранда, Ромера или Гамлета, принца Датского» [25. – С. 52]. Перед нами возникает иллюзия параллельной жизни, гораздо более интенсивной и явно завышенной, что несомненно и создает тот уровень привлекательности, который характеризует виртуальную действительность.

Расцвет супергероев в США (соответственно комиксов как первых их визуальных реализаций, возникших до кино) также связан с компенсаторной функцией, поскольку в это время США находились в периоде Великой депрессии [26].

Но подобный герой также не всемогущ, Р. Бакстон попытался проанализировать те ограничения, которые наложены на героя [27]. В качестве советского примера реализации компенсаторной функции можно вспомнить фильм «Свинарка и пастух», который был закончен в июне 1941 года, и создатели думали о его полном провале в связи с начавшейся войной. Но он с триумфом пошел на экраны осенью 1941 года, а Алексей Толстой написал в газете «Правда» о том, что именно за эту свою мирную жизнь сейчас сражаются советские люди.