Рейд в опасную зону. Том 1

Лицо стянуто потом и пылью, но не сейчас не до душа — в любой момент могут снова поднять по тревоге.

И тут появляется она.

— Лейтенант Беркутов?

Я поднимаю глаза. Девчонка в халате, белом, как жаркое полуденное солнце, заходит ко мне так уверенно, будто мы старые друзья.

Темно-русые волосы, косая чёлка, большие серые, как сталь, глаза сверлят прямо в душу. А я — хоть убей, не узнаю её.

— Ты меня не помнишь? — говорит она и мягко улыбается.

— Извини, я не знаю, кто ты, — отвечаю честно, чуть хмурясь. Глаза непроизвольно скользят по её форме — медсестра. Странное чувство беспокойства ворочается в груди. Вижу её впервые, точно, а её взгляд будто сверлит, копается во мне.

— Маша Озерова. Я ведь тебя ждала, Глеб. Всё это время. Только дождалась, видимо, того, что ты в упор меня не помнишь. — Она делает паузу, и во мне поднимается лёгкое раздражение.

Зачем ей это всё? Мне что, делать нечего перед вылетом, как слушать про какие-то давние ожидания?

— После ранения я ничего не помню, — говорю, стараясь, чтобы голос оставался ровным. — Контузия, понимаешь? Вся память стерта, что до Афгана было. Так что, извини, я не в курсе, чего или кого ты ждала.

Получилось грубовато. Но извиняться я не собираюсь. Она без разрешения вторглась в моё личное пространство. И как –то незаметно, чтобы собиралась его покинуть.

Девушка Маша смотрит на меня пристально, словно заставляет вспомнить её, ну, или думает, что я прикидываюсь. В её взгляде появляется что-то решительное.

— Знаешь, Глеб, я списалась с твоим братом Сергеем. Он сказал, что хочет приехать сюда, в часть, узнать, как ты.

— С каким ещё братом? — Я удивлён так, что у меня, кажется, пульс ускоряется.

Брат? Сергей? Чушь.

У меня нет брата. Ни Сергея, ни кого другого.

— Ну, ты не шути так, ладно? — Она чуть наклоняет голову, словно вглядываясь в мои глаза, ищет там что-то. — Это, знаешь, даже как-то нелепо. Ты не помнишь ни меня, ни его?

— Маш, послушай. — В голосе невольно появляется нотка раздражения. — Мне, честно, плевать на то, что было до ранения. Никаких родственников не помню, никакого «брата» у меня в голове нет. А тем более перед вылетом на задание, прости уж, мне не до разборок.

Не хочу объясняться с незнакомой девушкой, что у меня не было еще минуты свободной после возвращения со вчерашнего задания, ночного дежурства и сегодняшнего марш- броска.

— Сама подумай, как всё это звучит. Всё, что ты говоришь, мне незнакомо. Я этого всего не помню.

Она чуть сдвигает брови, но лицо её не меняется.

Спокойное, как у медсестры в операционной.

— Ладно, — говорит она тихо. — Значит, ничего не помнишь… — И уходит, не оборачиваясь, оставив меня наедине с этим странным ощущением.

Чуть позже, на построении, я всё ещё мысленно перевариваю наш разговор.

Да откуда бы взяться этому Сергею? Если бы он был, я бы его помнил. Но мысли ускользают.

Полковник Петров начинает инструктаж, называет имена погибших. Семь раненых, пять — не вернулись. Среди них Кочетов Саша. Пропавшие лица на мгновение оживают в памяти, словно всё же дают о себе знать, но это ощущение мимолётно, стирается сразу после слов полковника. Он что-то продолжает говорить о новом предстоящем задании, а я вдруг ловлю себя на мысли, что эта Озерова засела вдруг у меня в голове, и не выходит оттуда.

С чего это она взяла, что мне не наплевать?

— Лейтенант, Беркутов, — неожиданно обращается ко мне Петров. — Придёт информация о Джаафаре, сам знаешь, кто его ликвидирует.

Слова его виснут в воздухе.

Потому что ликвидирую его я.

Спускаются сумерки. Шум, дымка в воздухе от пронесшегося недавно ветра с песком,

Я только прихожу в себя в тени армейского ангара, когда рядом появляется знакомая фигура в вычищенной до блеска форме. Особист Власов Антон Анатольевич собственной персоной. Прямо-таки как фантом: ни шагов его не слышу, ни тени, пока не оказывается прямо передо мной.

— Лейтенант Беркутов, — голос у него мягкий, даже слишком для человека с его обязанностями, но от этой мягкости по спине не то, чтобы ползёт холодок, лучше сказать зудит от его излишнего внимания.

Власов всегда говорит будто невзначай, а каждый раз при этом кажется, что сканирует тебя до костей. — Рад видеть, как всегда, — тянет он.

— И я, товарищ подполковник, —говорю ровно.

— Значит, всё у нас по-старому? — спрашивает он, облокачиваясь о металлическую стену ангара. — Задания, потом брифинг, потом — личное время?

Опаньки! Откуда он знает такие слова, как «брифинг»? Такие слова вряд ли употребляли в 1984 году.

Уж, не из «наших» ли он будет?

И чего ко мне прицепился? Вроде я повода не давал. Хотя, где бы я теперь не находился, особисты меня в чём-то подозревают.

Только вот доказать ничего не могут. Правда, пока.

— Всё по уставу, товарищ подполковник.

Если честно, хочется уйти, и как можно дальше. Но он пристально смотрит, не отпускает, как будто уже знает, что-то про меня такое, чего не знаю я.

— По уставу, говоришь? — сдвигает он брови, но улыбается, будто в шутку. — Знаешь, уставы они, конечно, разные бывают. Одно в книжках, другое — в реальной жизни. Ведь так, лейтенант Беркутов?

Чувствую, как что-то внутри напрягается. Он не первый раз говорит загадками, но сегодня его взгляд какой-то особенно внимательный.

— Служим, как положено, — коротко бросаю.

Но Власова это не смущает. Он выдерживает паузу, с таким вниманием разглядывает меня, будто собирается что-то сказать.

— И ты ведь, насколько я понимаю, у нас отличник службы? — продолжает он, и в голосе его проскальзывает что-то вроде издёвки. — Надо же… такой человек, как ты, в самом центре событий. Неприятно только, когда отличников вдруг начинают искать какие-то особые… связи.

Какие ещё связи?

Никто мне ничего не говорил, никаких проверок не было, но тон Власова не оставляет сомнений — он точно что-то знает.

— Какие связи, товарищ подполковник? — говорю, стараясь ничем не выдавать себя.