Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
— Интересно, — произношу я с вызовом, глядя прямо в его глаза. — А ты уверен, что я промахнулся только в твоих приказах? Может, и в твоём рапорте пару строк не сойдутся?
Горелов застывает, и я вижу, как в его глазах на мгновение мелькает тревога.
Ухмыляюсь и отворачиваюсь от него.
Спустя час, едва успеваю позавтракать в офицерской столовой, как меня вызывают к особисту.
Что –то зачастил, товарищ подполковник по мою душу. Теперь не дожидается, где удастся меня подловить, сразу вызывает к себе «на разбор полётов».
О том,
А тут не терпится ему, ухмыляюсь.
Защитная реакция.
Вхожу в прохладную комнату с бетонными стенами, где сидит подполковник Власов. На столе ровными стопками выложены папки, наверное, с нашими личными делами.
Взгляд у особиста суровый, будто изначально меня в чём-то подозревает. Начинаю уже привыкать к его манере общения.
— Здравия желаю, товарищ подполковник, — приветствую я.
Подполковник сидит за столом, всматривается в меня своим цепким взглядом. Ни единой эмоции, но чувствуется — сейчас начнётся допрос.
— Присаживайся, Беркут, — кивает он, не сводя глаз.
Сажусь, не торопясь, стараюсь держаться спокойно.
— Что скажешь про нашего нового командира? Полковника Грачёва?
Голос ровный, будто между делом, но я знаю, что это только видимость.
— Что сказать? — пожимаю плечами. — Командир как командир. Точнее не могу, товарищ подполковник, мало я его видел.
Власов откидывается на спинку стула, внимательно изучает моё лицо. Прищуривается.
— А с начальником штаба Бессмертным у него как?
Стараюсь не показать удивления. Откуда мне знать, что там у них?
— Если честно, не в курсе их отношений. Мне бы свои задания выполнять.
Власов молчит, барабанит пальцами по столу. Мне кажется, он сверлит взглядом дыру прямо в моей голове.
— Ты должен понимать, Беркут, что от взаимоотношений между ними многое зависит. Война — штука сложная. И тут мелочей не бывает.
Мать твою! Куда он клонит? Хочет, чтобы я стучал на своё руководство? Ну, уж нет. Пусть кого другого поищет на эту должность. Это не про меня.
Киваю, но ничего не отвечаю.
— Ладно, — говорит он наконец, берёт лист бумаги. — Тогда другой вопрос. Твой напарник — старший лейтенант Горелов жалобу написал. На тебя.
Тон становится более жёстким.
— Жалобу? — повторяю, делая вид, что удивлён. — На что?
— Пишет, что ты оказываешь на него давление, унижаешь при бойцах.
— При каких бойцах? Я его вчера, можно сказать, впервые увидел. Да и были мы с ним вдвоём, никаких бойцов. А всё, что было — по делу. Остальное не знаю.
Власов прищуривается.
— По делу? Это ты называешь по делу, он утверждает, что ты отказался выполнять его приказ.
— А как по-другому, товарищ подполковник? — резко отвечаю. — Мы тут воюем, а не в детский сад играем. Он на операции тормозит, себя не проявляет. Мог сорвать выполнение поставленной задачи.
— Так не сорвал же, — смотрит на меня
хмуро.— Так его там не было, а то точно бы сорвал.
— Не тебе решать, кого куда отправлять, Беркут, — голос Власова становится ледяным. — Есть командование, и ты должен подчиняться.
Стараюсь не реагировать, но внутри закипает.
— Я своё дело знаю, товарищ подполковник. Но если мне подсовывают ненадёжного напарника, за которого я должен отвечать, который способен мне мешать, то я буду делать все, чтобы выполнить поставленную задачу единолично.
Власов меняется в лице, но голос остаётся спокойным:
— Единолично? Ты забываешь, где находишься. Забудь свои замашки. Или тебе кажется, что ты неуязвим?
— Мне ничего не кажется, — отвечаю твёрдо. — Но дальше этой войны вы меня не отправите.
Он наклоняется вперёд, сложив руки на столе.
— Ты думаешь, это предел? Ты даже не представляешь, как можно испортить тебе жизнь.
Пауза. Смотрит мне в глаза, будто хочет залезть в самую душу.
— Тебя держат здесь, Беркут, только потому, что ты пока нужен. Но если необходимость в тебе отпадёт, можешь оказаться не только за пределами Афгана, но и в таком месте, где о тебе никто не вспомнит.
Встаю, пытаясь скрыть ярость.
— Ясно, товарищ подполковник. Могу идти?
Власов молчит, жестом показывает на дверь.
— Иди.
Выходя из кабинета, чувствую, как кулаки непроизвольно сжимаются.
Да пошел он…! Слишком много на себя берёт.
На жалобу Горелова плевать. Тут дело в другом, ему не понравилось, что я отказался «стучать» на командиров.
Взбесился.
Хочет всё получать на блюдечке с голубой каёмочкой. Оторви #опу со стула, попотей, побегай, может сам нароешь то, что ищешь.
А меня в свои дела не впутывай, мне это пох…!
Шагаю по воинской части дальше.
Тут подходит Серёга Свиридов.
— Беркут, — смеется он. — Смотрю на тебя сегодня повышенный спрос, — кивает на окна кабинета Власова.
— Есть такое, — ровно говорю я.
— Я тоже тебя искал. Что ты с Гореловым-то сцепился? — сразу спрашивает он.
— А тебе зачем?
— Так я кое-что знаю про него.
Мы отходим чуть в сторону. Садимся на деревянную скамейку.
У Свиридова осунувшееся лицо, глаза карие, он их щурит от солнца, прикрывает ладонью. От него пахнет табаком.
— Горелов в той части, где раньше служил, операцию провалил. Америкоса должны были взять живым.
— И?
— А он, — продолжает Серёга, — этого америкоса чуть ли не к своим проводил. Дал уйти. Взводной капитан попытался исправить ситуацию, но его самого грохнули. А Горелов жив и здоров.
— Жив? Ну, конечно, жив, — я сжимаю зубы. — Потому что он с американцами вежливо обошёлся.
— Слушай, Беркут, как дело было. Операция в районе кишлака Шигал проводилась. Там америкосовский инструктор засветился, спец по подготовке моджахедов. Наши наводку получили, дескать, этот гад собирает там очередной «курс» по подрывам.