Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
Шохин улыбается.
— Она такая, знаешь… не навязчивая. Просто делает своё дело. И уже сегодня принесла мне еду прямо в палату. Спросила, что мне нравится, и через час принесла горячую гречку с мясом. Я такого даже в Союзе не ел.
— Так уж не ел! — подначиваю я. — Ну, ну.
Обычно разговоры Шохина — это про пушки, боеприпасы и план очередного рейда. А тут — сплошная лирика.
— И вообще, как мы знаем, ты женатый человек. Нечего голову девушке морочить, — усмехаюсь я.
— Жена, — кивает он. — Когда я в Польше служил, довольная была. Все мечтала, чтобы меня в Германию перевели. А как я ей про
Шохин коротко хмыкает, будто отмахивается от воспоминаний.
— А теперь я не хочу ждать, когда Ольга решит. Хочу сам съездить в Союз, поставить точку. Хочу развод оформить, чтобы Лена знала, что я свободен.
Шохин внезапно выпрямляется, насколько позволяет боль в боку, и смотрит прямо на меня.
В это время дверь приоткрывается, и в проёме появляется Лена. Она приносит что-то в мискеи стакан компота. При виде меня останавливается. На лице лёгкая растерянность, но быстро берёт себя в руки.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — говорит она тихо, кивнув.
Я киваю в ответ и смотрю, как она осторожно ставит миску на тумбочку. Улыбнувшись ему, уходит.
— Ладно, я пойду, — говорю, поднимаясь. — Тебе надо силы беречь, вдруг Лена ещё что принесёт.
— Не погоди, разговор есть.
— Какой ещё?
Я сижу на табуретке у койки Шохина. Он пытается зацепить ложкой последние капли компота из стакана. Я молчу. Чувствую, что он к чему-то подводит, но пока издалека.
— Слушай, Беркут, — наконец начинает он, осторожно ставя стакан на тумбочку. — Ты знал, что Лена с Машей дружат?
Это как удар под дых. На секунду у меня в голове пусто. И вот это имя — Маша.
— Лена мне тут как-то сказала. Мол, Маша — хорошая девчонка, только немного упрямая.
— И что? — выдавливаю я наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Шохин хитро улыбается.
— Да ничего. Просто Лена ещё сказала, что Маша вроде как твоя невеста. Это правда?
— Нет, — режу я коротко. — Бред.
— Значит, поссорились? — не унимается он. — Ты бы мне сказал, я бы…
— Хватит, Шохин, — перебиваю его. Голос у меня холодный, я злюсь.— Мы с ней не поссорились, мы расстались. И вообще, давай сменим тему.
Шохин смотрит на меня с лёгкой усмешкой. У него в глазах эта его вечная дерзость — как будто он только и ждёт, когда меня это окончательно выбесит.
— Ну ладно, как скажешь, — миролюбиво бросает он и делает вид, что занят своим бинтом. Но через минуту снова поднимает глаза. — Тогда вот что. У меня к тебе просьба.
— Какая ещё просьба? —настораживаюсь.
— Лена, — говорит он, — на днях собирается день рождения отметить. Просила меня прийти. А я, сам понимаешь, не могу. Боком моим там особо не повеселишься. Да и Лена приглашала меня с товарищем, намекая на ухажёра Маши, то есть на тебя. Вот я и думаю —вместо меня ты можешь сходить?
— Это шутка такая? — спрашиваю я.
— Какая шутка? — Шохин смотрит на меня серьёзно. — Ты ведь не знаешь Лену, она этого заслуживает. Хорошая она. И Маша там будет.
Я напрягаюсь —
вот именно.— Слушай, Шохин, давай без этих многоходовочек, ладно? — я резко встаю и начинаю мерить шагами маленькую палату. — Не влезай туда, где ничего не понимаешь. Ты Лену поздравляй сам, а я не пойду.
— Почему? — не отстаёт он. — Из-за Маши?
— Нет, — снова режу я. — Из-за того, что я туда не хочу.
— Беркут, ты упрямый как осёл, — вздыхает он. — Вот Маша права была.
Я останавливаюсь и смотрю на него.
— Шохин, если хочешь вылечиться быстро, то заткнись.
Он ухмыляется. И чем больше я завожусь, тем шире эта ухмылка становится.
— Ладно, Беркут, не кипятись, — наконец говорит он. — Просто подумай. Это же всего лишь день рождения. Ну побудешь там часок, поздравишь Лену. Это не конец света.
— Это конец разговора, — бросаю я через плечо и выхожу из палаты.
Снаружи я глубоко втягиваю воздух. Душно. Солнце уже зашло, но жара всё равно висит в воздухе, будто не хочет отпускать.
Я иду к себе, но всё ещё злюсь. Зачем Шохину надо было лезть в мою личную жизнь? Девчонки попросили? Нет, друг, так не работает.
Шохин ведь не просто так начал этот разговор. Лена что-то ему сказала. А ту накрутила Озерова.
Мать твою! Пусть сами разбираются. Далась им всем эта Маша.
Навестил раненного товарища, называется.
Возвращаюсь к себе, реально надо пару часов вздремнуть перед заданием.
Едва успеваю вернуться в палатку, ко мне с порога влетает рядовой Мирошников, весь из себя напряжённый.
— Товарищ лейтенант, вас опять ищут.
— Кто? — бурчу.
— Особист, подполковник Власов Антон Анатольевич. Он сказал, чтобы вы немедленно явились в его кабинет.
Особист, значит. Власов редко кого просто так дёргает. Не тот человек. Обычно подкарауливает где — либо и делает вид случайной встречи. И вопросы задаёт — будто, между прочим. Ну, а раз вызывает — значит, что-то важное.
Я бросаю китель на плечи и шагаю в штаб. Поднимаюсь по лестнице, стучу в дверь.
— Разрешите войти, товарищ подполковник?
— Входи, лейтенант Беркутов, садись, — говорит Власов.
Я усаживаюсь напротив него, он молча разглядывает меня с минуту, потом выдаёт.
— Жалобу в военную прокуратуру писать будешь?
— На кого? — отзываюсь спокойно, хотя внутри уже всё напряглось.
— На полковника Петрова, — отрезает он.
Я молчу. Вспоминаю то самое «злополучное» задание — Караван-обманка. Нас отправили перекрывать ущелье, которое должно было стать путём для каравана моджахедов. Но вместо этого мы нарвались на ловушку — попали в засаду. Большие потери, и, если честно, до сих пор кровь стынет от воспоминаний.
— Зачем? — наконец спрашиваю. — Вы хотите отдать полковника Петрова под военный суд? Лишить его пенсии. Впаять ему реальный срок. Вместо того чтобы найти виновников из разведки.
Власов чуть прищуривается, его взгляд становится холоднее.
— Виновники будут найдены. Но и командиры за свои ошибки должны отвечать. Ты понимаешь, сколько наших людей там легло?
Я резко поднимаюсь, руки в кулаки.
— А вы понимаете, что настоящая крыса где-то там, в разведке? Пока мы здесь друг друга под военный суд отправляем, она продолжает сливать информацию. Петров ошибся, но он не предатель.