Рейхов сын

– Но достаточного количества желтой краски в Западной Турции не нашлось.
– не упустил случая вставить шпильку Жигарев.

Келлер кисло поглядел на комбрига.

– Цвет, конечно яркий, заметный… - задумчиво произнес Герман Гот.
– А с какой краской у нас проблем не имеется?

– С белой. И с красной.
– сообщил Альфред Келлер, и, ехидно покосившись на Павла Федоровича, добавил.
– Советские камрады предлагали их смешать, и окрасить самолеты в розовый цвет целиком.

– В розовый?
– генерал-полковник усмехнулся.
– Ну, такой окраски точно никто не применяет, перепутать будет сложно.

Затем Гот помолчал пару мгновений, и задумчиво добавил:

– А знаете, что-то в этом есть.

Бухарест, больница Колтеа

29 марта 1940 г., 10 часов 20 минут

Жители «Маленького Парижа», как, заслуженно, за свои широкие бульвары и парадную архитектуру эклектики называют столицу Королевства Румыния, вполне обоснованно гордятся старейшей в Европе больницей - клиникой Колтеа, возведенной еще в далеком 1704-ом году. Правда, в недоброй памяти 1802-ом здание больницы, возведенной богачами и меценатами, Вакарести, было полностью разрушено землетрясением, но усилиями славного сына Румынии, Давилы, (2) клиника была восстановлена, и ее новое здание, выстроенное в неоклассическом стиле, радовало глаза прохожих нарядным светло-бежевым фасадом и чуточку голубоватым, украшенным шпилем, шлемовидным куполом, а пациентов - просторными палатами и яркими фресками на стенах и потолке.

– Это не больница, это какой-то музей.
– заявил Генка, заходя в палату Бюнделя.
– Как тут можно лечиться, если и дышать-то страшно?

– Так же, как и везде, Гейнц.
– улыбнулся оберягер.
– Лежать подольше, есть побольше и спать послаще.

– Отдыхать в прок?
– Кудрин осторожно опустился на стул и отставил костыль в сторону.
– Это можно. А что ты там такое читаешь?

Курт заложил книгу указательным пальцем и продемонстрировал мальчику обложку.

– Ахим фон Арним, «Бедность, богатство, преступление и искупление графини Долорес».
– прочитал Гена.
– Интересно?

– Ну… - на лице Бюнделя отразилась внутренняя борьба между формулировками «фигня» и «фигня первостатейная».

– А чего тогда читаешь?
– удивился парень.

– А это он на нашу сестру милосердия, Виорику Стан, пытается впечатление умного произвести.
– подал голос с соседней койки санитётерфельдфебель Северин.
– Она как раз сейчас зайти должна была, вот бедняга и терзается этим, с позволения сказать, чтивом.

– Мужчина должен выглядеть в глазах девушки немного лучше, чем он есть на самом деле, Ганс.
– парировал оберягер.
– А это, - тут он постучал указательным пальцем левой руки по обложке, - классика немецкого романтизма.

– Ну да, девушки любят романтику.
– глаза Генки смеялись.

– Конечно.
– согласился Бюндель.
– Ты же на свидании девушке цветы даришь, а не аптечные изделия в коричневой бумаге (3), хотя за ради их применения ты её и позвал.

Кудрин, который с девушкой еще и не целовался-то ни разу, густо покраснел.

– Нет, ты не романтик.
– вздохнул Северин.
– Вот откуда такой цинизм? Я понимаю, у меня, медика, но у тебя…

– Это не цинизм, а здравый прагматизм.
– парировал Курт.

Дверь в палату отворилась, и на пороге появился, в сопровождении хорошенькой медсестрички, оберлейтенант Дитер фон Берне, в накинутом поверх формы белом халате.

– Доброе утро, бойцы.
– поприветствовал он всех троих и, бросив взгляд на книгу, которую Бюндель все еще сжимал в правой руке, укоризненно добавил: - Лучше б ты Устав также учил, герр Стетоскоп.

«Вот на кой черт надо было при Виорике мое прозвище вспоминать?» - раздраженно подумал Бюндель.

«Заставит учить Устав всех троих», печально подумал Северин.

Берлин, Вильгельмплац, 8-9

30 марта 1940 года, 10 часов 00 минут

– Тэк-с, ну - с этим мы разобрались.
– доктор Пауль Йозеф Геббельс отложил в сторону очередной лист бумаги.
– Что у нас есть для завтрашнего воскресенья и начала следующей недели? Фриче, давайте начнем с вас.

Начальник IV отдела Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, отвечающего за прессу, бросил быстрый взгляд в подготовленные материалы.

– Закончена эвакуация в Румынию остатков первого батальона сотого горного полка. В нем выбито, убитыми и ранеными, три четверти личного состава. Для сектора иностранной прессы уже подготовлены публикации о мужестве и самопожертвовании немецких горных стрелков. А вот сектор внутренней прессы по этому поводу в затруднении - только статья о том, что для раненых солдат предоставлены лучшие госпитали и клиники Бухареста, но это уже пас нам от ведомства Риббентропа.

– Что ж вы так?
– усмехнулся уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП, и глава Центрального исследовательского института по вопросам национал-социалистической идеологии и воспитания, Альфред Розенберг, сильно недолюбливающий лично Геббельса, и переносивший это свое чувство и на всю команду «министра правды».

– Я же говорил, герр рейхсляйтер.
– Ганс Фриче пожал плечами.
– Потери там чудовищные.

– Да, про потери нам не надо… - задумчиво произнес Геббельс.
– Про потери, это нехорошо… Фриче, герои там есть?

– Да они там все герои, герр рейхсминистр.
– ответил тот.
– Удерживали перевал полдня против целой… - начальник IV отдела вновь бросил взгляд в свои пометки… - целой дивизии.

– Но ведь такое невозможно, без нужной организации и подготовки, верно?
– поинтересовался Геббельс, и дождавшись утвердительного ответа, продолжил.
– Значит один герой для статей у нас уже есть, так?

– Их командир, майор Шранк?
– Фриче сделал пометку карандашом.
– Полагаю, командиры рот тоже…

– Видите, как просто?
– улыбнулся Геббельс.
– Кто-то еще отличился? Я имею в виду - особенно.

– Пожалуй… да.
– осторожно отозвался Фриче.
– Фаненюнкер Инго Ортруд командовал наблюдательным постом, представлен к нарукавной ленте «Турция». (4) Или, вот! Незадолго до начала боевых действий батальон подобрал и выходил единственного спасшегося с советского парохода, подвергшегося бомбардировке британцев. Подросток, воспитанник интерната. Из-за плохого понимания русского, при оформлении аусвайса записан как Гейнц Гудериан и оформлен, для постановки на довольствие, как кандидат в егеря.