Рейхов сын

– Лейтенанта Луца?
– удивился комбат.
– А что с ним не так?

– А все не так, товарищ майор. Вот я поглядел, по документам он украинец. Только что ж это для украинца за фамилия такая - Луц? А вот для англичанина какого она вполне подходящая.

– Ну, это ты хватанул.
– усмехнулся Арсений Тарасович.
– Откуда б у нас в части взяться англичанину, это во-первых?…

– Внедрили!
– категорическим тоном заявил Ванницкий.

– Фамилия для украинца, это уж ты мне, старому хохлу, поверь, вполне нормальная - и не такое бывает. Это во-вторых. Ну и в-третьих, Луц он такой же, как я Рабинович.

– Вот как?
– насторожился комиссар и незаметно, как ему казалось, потянулся к кобуре.
– Так вы знали, что это не его настоящая фамилия?

– Отож.
– благодушно усмехнулся Вилко.
– Эту историю вся бригада знает. Луценко его фамилиё, только когда он паспорт получал, у паспортистки чернила кончились - едва-едва три первые буквы накарябала. Ну, он-то у нас парень простой, бесшабашный, пожал плечами, сказал «Луц так Луц, какая нафиг разница», и забрал паспорт с такой вот укороченной фамилией.

– И все же странно и необычно это как-то… - пробормотал Ванницкий.

– А ты проверь, не поленись.
– хмыкнул майор.

– Непременно проверю, уж не сомневайтесь, Арсений Тарасович. Очень он мне подозрителен, если честно. Да и командир его непосредственный тоже.

– Хальсен-то тебе чем не угодил?
– изумился в очередной раз Вилко.
– Этот и по документам немец, и по фамилии. Поволжский. Из столицы Немецкой республики он, из Энгельса.

– А точно из Энгельса ли? Может и не поволжский он немец, а вполне себе германский, из тех, что от Гитлера бежали? По политическим убеждениям. А таких-то ведь враги и вербуют, и внедряют, чтобы подрывать обороноспособность нашей Родины.

– Да ну брось, он, когда НСДАП в Германии к власти пришла, еще школьником был. Да и потом, как же не поволжский-то? Я сам з саратовщины, шо ж я, тамошний говор не определю чи шо?

– Эх, доверчивы вы, товарищ комбат.
– вздохнул мамлей.
– В разведшколах и не только говору учат.

– Ну ты еще скажи, что он от большой нелюбви к СССР и Германии в стычке с французскими сверхтяжелыми Char 2C силами своей роты их четыре из всего десяти, какие во Франции были, уничтожил.

– Выслуживался.
– убежденно заявил.
– Втирался в доверие. А покрывал его и Луца - вы не поверите!

– Ну отчего же.
– мрачно усмехнулся Вилко.
– Я много во что могу поверить.

– Покрывал их, внедрял и прикрывал бывший командир батальона, Бохайский.

– Да ты шо?!!
– у Арсения Тарасовича аж челюсть отвалилась от такого поворота сюжета.
– С чего ты взял?

– Так больше некому. И потом он же этот… Из бывших.

Майор наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что ему про себя рассказывал Егор Михайлович за время совместной службы.

– Да ну нет, ты что, Андрей Владимирович.
– помотал он головой.
– Он в Империалистическую просто в кавалерии служил, да и то, только в последний ее год. Не одни же дворяне в кавалерии-то были, окстись - не те времена, когда лошадь только у рыцарей имелась, для борьбы с красными партизанскими отрядами имени товарища Яна Гуса.

– А вот как вы можете уверены быть, товарищ майор? Да и на чьей стороне он был в Гражданскую, это вопрос. Не вычислили же его только по одной причине. Знаете какой?

– Очень интересно это узнать.

– пробормотал Вилко.

– Предшественник мой, ваш однофамилец, кстати, был его сообщником!
– торжествующе провозгласил Ванницкий.

Арсений Тарасович поперхнулся.

– Я ж не просто так говорю, поглядел я его документы, как он дела вел посмотрел - мама моя дорогая! На того же Хальсена сигналов столько, что хоть сарай ими набивай, а он не реагировал, потворствовал, прикрывал. Предатель он прямой, вот оно что значит.
– продолжал меж тем вещать комиссар.
– Теперь же я вот думаю - перевели их с Бохайским, подполковнику, так и вовсе свой танковый полк дали под Астраханью. А, спрашивается - кто? В чьих его повышение интересах? Кому нужен свой танковый полк? Заговор, на самом верху, товарищ майор, заговор!

– Я тебе вот что скажу, товарищ младший лейтенант! Бдительность, это хорошо, конечно, но… - с каждым словом тон майора становился все более и более грозным. Вдруг он осекся, в глазах его мелькнула смешинка, и уже тихим, доверительным голосом он добавил.
– Но прежде чем делать столь далеко идущие выводы, ты и впрямь лучше с товарищем Мироновым посоветуйся.

Полтора часа спустя Арсения Тарасовича, только что проконтролировавшего отгрузку ГСМ для его батальона, окликнул начальник особого отдела бригады.

– К турецкому походу готовишься?
– спросил Миронов не здороваясь.

– Отож.
– кивнул довольный, как наевшийся сметаны кот, майор.
– На днях отправляемся, дел невпроворот. Не могу ж я допустить, чтоб союзники освободили Иерусалим без меня.

С территории собственно Турции Гот и Рокоссовский Вейгана и О`Коннора уже выбили и даже Сирией почти полностью овладели, но среди советских солдат и командиров отправка на фронт по-прежнему называлась походом в Турцию.

– А вот не езди ты мне по ушам, Вилко.
– скривился Василий Михайлович.
– Дела у него, вы гляньте. Если судить по твоей довольной морде лица, с младшим лейтенантом госбезопасности Ванницким о его подозрениях ты беседовал. Ибо если у тебя все хорошо, то кому-то от этого точно погано.

– А то можно подумать, что он тебе о нашем тет-а-тете не доложил.
– еще более довольно ухмыльнулся майор.

– Доложил.
– это слово особист практически выплюнул.
– И еще выразил подозрение, сформировавшееся у него после вашей беседы, что ты бывшему батальонному комиссару не однофамилец, а прямой родственник и пособник. Как, кстати, и полковой комиссар Двадцать третьей танкобригады, Вася Вилков.

Арсений Тарасович затрясся весь от беззвучного хохота, прислонился к стене склада и начал медленно по ней съезжать, ухая, всхлипывая и постанывая.

– Я… надеюсь… - выдавил он из себя, обеими руками утирая выступившие на глазах слезы, -…ты ему… всей правды… не сказал?

– Правды?
– полковой комиссар усмехнулся.
– Не дождешься! Я, знаешь, тоже большой любитель поржать за чужой счет. Как я его сомнения по поводу Луца, Хальсена и Бохайского развеял, этого я тебе не расскажу, довольствуйся фактом, а вот насчет тебя ему заметил, что сам давно имею о тебе подозрение, и велел следить за тобой в оба глаза. Так что учти, Тарасыч.