Рейхов сын
Шрифт:
– Пусть уж лучше здесь.
– заметил Отто.
– В Европе и так хватает дымящих труб.
СС-овцы как-то странно переглянулись после этой, безобидной в общем-то, фразы гауптмана.
– Производства решено переместить в Африку и Переднюю Азию.
– нехотя ответил Грубер, а затем добавил совершенно непонятную для гауптмана фразу.
– Раз уж еврейский вопрос был решен таким занятным образом, в Европе просто не будет нужного нам сырья, а так заодно почистим жизненное пространство на востоке. Но что мы все об этой скучище? Отто, вы ведь воевали с Роммелем, кажется? Расскажите нам о ходе кампании.
Дальнейшая беседа прошла в теплой и дружественной обстановке, и
– Отто, бросьте.
– убеждал его Грубер.
– У нас есть замечательные гостевые аппартаменты, там все уже готово.
– Спасибо, Фриц - не могу. Солдаты - они ж как дети малые, а у меня они уже не первый час без догляду. Я спать не смогу, если не буду знать, что они не под присмотром офицера.
– Ну что ж.
– вздохнул штурмбанфюрер.
– Хотел приберечь подарок до утра, но вручу тогда уж сейчас. Все равно вы на завтрак не задержитесь, я вижу.
Он извлек небольшую шкатулочку из ливанского кедра и протянул ее гауптману.
– Это вам. Производство нашей мануфактуры, так сказать. Идеально подойдет к парадной форме.
Весрейдау открыл ее, и извлек кожаные перчатки дивной выделки.
– Бог мой, какая прелесть!
– воскликнул он, примеряя подарок.
– Замечательная работа! Я вижу вы и впрямь отменное сырье используете.
– Да уж, это не жидовские шкуры, которые шли для производства в Рейхе.
– ответил довольный произведенным эффектом штурмбанфюрер.
– Ну, сомневаюсь, что они на их поставке так уж сильно наживались.
– ответил гауптман.
Все четверо СС-овцев расхохотались его словам так, будто он произнес великолепнейшую шутку.
«Странные они какие-то.
– подумал Отто.
– Действительно, длительная изоляция от общества сильно влияет на людей».
В барак, выделенный для его солдат, он вошел в отличном настроении, да так и замер на пороге. Солдаты ужинали на своих лежанках сухпайком, и это при ломящемся от блюд - в основном мясных, - столе!
– Вы что, охренели?
– Весрейдау даже не разозлился от изумления.
– Вам что, нормальной еды не дают? Линдер, что здесь происходит?
Фельдфебель, которому был адресован последний вопрос медленно, словно нехотя, поднялся со своего места.
– Герр гауптман, мы этого жрать не будем.
– Не по-онял.
– протянул Отто.
По мере того, как фельдфебель давал пояснения, кровь отливала от щек Весрейдау все сильнее и сильнее.
– Водитель наш, из автобата, Сайер, разговорился с местными механиками, которым поручили машины осмотреть.
– Линдер кивнул в сторону молодого парнишки, лет семнадцати, который сидел забившись в самый дальний угол, и глядел на открытую банку тушенки у себя в руках с поразительной смесью ужаса и отвращения во взгляде.
– Спросил у них, что здесь за завод такой, среди пустыни. Оказалось - концентрационный лагерь, где арабов к труду приучают. Заставляют делать различные товары… - фельдфебель сглотнул.
– Из своих соотечественников, герр гауптман.
– Что?!!
– Они… Они смеялись еще так весело.
– раздался из угла какой-то неживой голос водителя.
– Шутили надо мной. Говорили, что арабы - и не люди вовсе. Что их вот только так и можно использовать.
Парнишка всхлипнул.
– Как сырье. Кто работает, тот еще поживет. А кто не работает или заболел - в переработку. Говорили, что тех, кто работает хорошо, мясом подкармливают. Человеческим.
Сайер забился в молчаливой истерике.
–
Вот мы и думаем.– мрачно заключил Линдер, наблюдая как разом несколько солдат пытаются влить водителю в глотку спирт.
– Нам-то из какого мяса ужин приготовили? Может оно еще утром намаз совершало?
Весрейдау поглядел на ломящийся от яств стол, перевел взгляд на свои руки, затянутые в новенькие перчатки, и пулей вылетел из казармы. На улице его, ветерана французской и североафриканской кампаний, вдоволь повидавшего и грязи и смерти, долго, до желчи, рвало, затем он судорожно, будто подарок был пропитан ядом, сорвал перчатки с рук, бросил их в зловонную лужу и припечатал каблуком сапога, шумно глотая воздух.
– Я же говорил тебе, Курт, что этот гауптман точно знает, что у нас за заведение.
– донесся до него голос Грубера, который куда-то шел с пухлым коротышкой по своим делам.
– А ты ныл все про секретность. В Рейхе наше дело понимают и поддерживают все, даже такая вот военная косточка. Как он про жидовские шкуры-то удачно ввернул, а?
Ответ оберштурмфюрера прозвучал невнятно, толи из-за того, что СС-овцы удалялись от гауптмана, толи оттого, что горло его перехватил очередной спазм.
Наконец, отдышавшись, Отто заметил стоящего рядом Линдера, который протягивал командиру свою фляжку.
– Бля, Фредди - мы разве за это умирали?
– хрипло спросил его Весрейдау.
Порт города Брест
12 августа 1941 г., около десяти часов утра
В гавань неторопливо входила U-199 с тремя белыми флажками, обозначающими три потопленных за время похода транспорта.
– Удачно сходили, - заметил стоящий на набережной мичман.
– Главное, что вернулись, - ответил ему молоденький светловолосый лёйтенант.
– Тоже верно.
Субмарина на самом малом ходу пересекла гавань и пришвартовалась у пирса.
– Йоган, собачий сын!
– воскликнул лёйтенант, и двинулся к столь же молодому, но темноволосому и смугловатому лёйтенанту-механику, появившемуся на палубе.
– Мы вас уже похоронили и оплакали!
– Значит век жить буду, - невозмутимо ответил тот, спрыгивая на причал.
– Здравствуй, дружище. Что нового?
– Нового то, - помрачнев ответил светловолосый, - что долго в гавани вы не простоите, так что отдыхайте поактивнее.
– Это с чего бы так? Мы ж только что вернулись. Нам ремонт…
– Будет, - прервал его встречающий, утягивая подальше от чужих ушей.
– Не знаю точно, что затевается, но между Кале и Амстердамом стягивают войска и баржи. Чуешь, чем это пахнет?
– Десантом в Англию пахнет. А ты-то откуда знаешь, про стянутые войска?
– Держу в кабаках уши открытыми, и не особо заливаю глаза. Старший офицерский состав, он тоже отдохнуть любит. От трудов, или что у них там, в штабах, вместо труда. Да и по флотилии слухи ползали, а вчера пришло подтверждение. Будем всеми силами наводить на британских коммуникациях шухер…
– Кого наводить?
– Топить все что плавает. Через неделю начнем - край.
Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр
29 августа 1941 г., 19 часов 00 минут
– Егор Михайлович, а ты чего такой смурной в штабу сидишь?
– удивился вошедший в комнату Вилко.
– Да еще и в полном одиночестве? Взбодрись! Скоро в Турцию отправляемся, опять французов и англичан гонять будем. Взбодрись же!