Режим черной магии
Шрифт:
— Это мой конь, — сказал он заносчиво.
Гипс мешал ему взяться за недоуздок, но конь и так был достаточно послушен.
— А где это написано? — спросила я задиристо — и покраснела, когда Трент показал на висящую за моей спиной табличку. — Ага, — сказала я, отступая.
Ладно, это его конь. Приятно, наверное, не только иметь собственную лошадь, но еще и быть таким богатым, чтобы в лагерь ее с собой брать.
Конь повел ушами, а с другого конца конюшни донесся голос Стэнли:
— Ну, ты сам мундштук заправишь или тебе помочь, задница ленивая? Сделать за тебя? Или чудо-мальчик
Я в испуге попятилась. Трент — просто балованный мальчишка, а Стэнли — хулиган, к тому же злобный.
Трент помрачнел, глянул на меня и крикнул в ответ:
— Да я зубами коня оседлаю быстрее, чем ты двумя руками справишься! Снаружи встретимся.
Я проглотила слюну, и пусть Трент знает, что я боюсь Стэнли — мне все равно. Волна благодарности оторвала меня от стены, я посмотрела на сломанную руку.
— А как она?
Потянувшись, Трент достал с верхней полки копытный крючок с деревянной рукоятью и сунул в задний карман:
— А тебе что за дело?
— А я не говорила, что мне дело есть, — ответила я, скрестив на животе руки. Мне хотелось уйти, но он стоял на дороге.
Трент смотрел на меня.
— А ты плакса. Ревела здесь, я вижу, глаза красные.
Я вытерла лицо тыльной стороной ладони. И почему я плакала, он тоже знает, зараза.
— И что? Мне двенадцать лет. Тебе какое дело?
Он отодвинулся от ворот, и я бросилась в них, оставив открытыми, потому что он собирался выходить, и конь громко топал.
— Я думал, ты в восьмом классе, — сказал он несколько смущенно.
В тридцати футах светился и манил прямоугольник двери, но я осталась в прохладном полумраке.
— Так и есть, — ответила я, держа себя за локоть и неуклюже подаваясь в сторону. — Перескочила через два класса, потому что училась дома. Из-за болезни. Мне в следующем месяце тринадцать.
Тринадцать, а тупа как дуб. Понятно, почему он нравится Жасмин. Богатый, красивый, и лошадь у него своя. Но если ты так в себе неуверен, что позволяешь друзьям себе руки ломать, то ты — дурак.
Трент не дал себе труда привязать недоуздок к столбу, как нас всех учили, и я смотрела, как он осматривает копыта мерина, засунув крюк в карман вместо того, чтобы его отложить. Отпустив последнее копыто, Трент посмотрел на стойку, где висели уздечки, потом резким движением протянул мне повод от недоуздка.
— Подержи его, — бросил он коротко, и я отступила на шаг.
— Я тебе не слуга! — возразила я. — Сам его отвязывай.
У Трента дернулись пальцы:
— Я не буду его отвязывать, пока ты там стоишь. Подержи повод, пока я его взнуздаю.
— Не стану!
Я подчеркнуто скрестила руки на груди, отказываясь брать повод.
Он стиснул зубы, злясь, что я не повинуюсь:
— Я тебе велел взять повод!
Трент схватил меня за руку — здоровой рукой — и выдернул ее из-под другой моей руки. Я ойкнула от его крепкой хватки и ахнула, когда между нами пролетел, вызывая покалывание, импульс лей-линейной энергии.
— Эй! — крикнула я, и он отпустил мою руку.
— Хотел узнать, сколько ты можешь удержать, — сообщил он, довольный собой. — Отец мне говорил, что ты опасна. А я видел котят, которые могут удержать больше тебя.
— Ах
ты дерьмовник! Ты нарочно это сделал! — И тут у меня глаза полезли из орбит: — Да ты же колдун!— И ничего я не колдун, — быстро ответил он, будто проговорился и теперь отвлекал внимание. — Но безвременье держу всяко получше хреновенькой колдуньи вроде тебя.
У меня челюсть отвисла, но он меня разозлил:
— Хреновенькой? А сам ты такой крутой? Да если ты не колдун, так просто человечишко вонючий!
Он посмотрел на меня чуть ли не с облегчением:
— И все равно тебе до меня далеко, — сказал он, хотя щеки у него горели. — Я куда быстрее.
— Кретин, я же болею!
— Да спорю, что ты и звона колокола из лагеря не слышишь!
Сквозь гнев я ощутила сомнение и прислушалась, гадая, не придумал ли он этот звон на ходу.
— И запах хлеба не чуешь, который там пекут, — добавил Трент, решившись оставить коня стоять рядом со мной и идя за уздечкой. — И вообще почти слепая. Я могу прямо в ваш домик залезть и кольцо у тебя с пальца снять, а ты и не почуешь.
— У меня, Эйнштейн, и кольца-то нет, — заявила я надменно. — А я вот могу этот крюк вытащить прямо из твоего кармана, и ты знать не будешь. А уж безвременья — спорить могу — удержу побольше твоего! — У меня пульс зачастил, я задыхалась. — И твоего вонючего коня держать не буду! — Голова закружилась. — И ездить не стала бы на твоей кляче, даже если бы совсем лошадей на земле не осталось!
Перед глазами плыло, я замолчала, довольная уже тем, что стою и не падаю, и старалась дышать, просто дышать. Блин, не хватало при Тренте в обморок хлопнуться.
— Да? — спросил он, повернувшись ко мне спиной. Он протирал коню спину, чтобы подложить попону. — Да он тебе и не дал бы. Он колдунов не любит.
— А вот дал бы, — сумела я пробормотать, чувствуя, как успокаивается сердце. — Он же меня пустил к себе в денник? Не так он крут, и ты тоже. Ты — слабак, — сказала я, желая его задеть. — Ты зачем даешь Стэнли каждый раз себя бить? Один раз дай ему сдачи, и не будет он тебя каждый год молотить.
Трент побагровел, и белесые волосы еще сильнее стали выделяться. Не сводя глаз с коня, он меня старался в упор не видеть, и я поняла, что наступила на больную мозоль. Так ему, балованному, и надо.
Я смотрела, подбоченившись, как он одной рукой пытается вставить мундштук — не той, что надо, из-за гипса. Получилось неуклюже, и коню не понравилось. Он мотнул головой и переступил на месте.
Трент ничего не сказал, а я, чувствуя себя неловко из-за своей реплики про Стэнли, придвинулась ближе. Никак ему этот мундштук не вставить.
— Давай я сделаю, — предложила я с готовностью, и он стиснул зубы.
— Без тебя справлюсь, — ответил он и выругался, когда конь попятился, закидывая голову и готовый встать на дыбы.
Мундштук упал, Трент с трудом удержал коня, не давая ему пятиться в стойло.
Я метнулась подобрать мундштук, пока конь на него не наступил.
— Чего ты психуешь? — заворчала я. — Я знаю, что ты умеешь вставлять мундштук. Давай один раз я тебе помогу. Или ты хочешь позвать Стэ-энли-и?
Имя я протянула с подчеркнуто девчачьей интонацией.