Ричард Длинные Руки – гроссграф

Спина все еще чувствует восторженно-преданные взгляды стражников. Умею, похвалил я себя, с народом разговаривать. Молодец! Понимаю целевую аудиторию. Теперь запомнят: эльфы - сиськи маленькие, жопы холодные. И все, достаточно. Правильные определения должны быть краткими. В смысле, краткие считаются правильными, так как запоминаются.

Простому народу вообще немного нужно. Например, великий Джакомо Казанова, замечательный писатель и путешественник, простому народу известен только как бабник, а великий политический деятель, что Францию из раздробленного феодального государства сделал могучим светским, для них всего лишь кардинал, который хотел трахнуть королеву. Да что там эти, вон великий изобретатель винта, рычага, ветряной и водяной мельницы, а также прочих штук, что перевернули цивилизацию, - для них просто мужик, что бежал по центральной улице голым и кричал непонятное «Эврика!». Наверное, из окна выпрыгнул, когда муж явился.

Вообще простой народ интересуется больше, кто кого трахнул или собирается, чем изменением политического климата в стране. Потому, эльфы: сиськи маленькие, жопы холодные, а об удвоении вэвэпэ я позабочусь, не забивайте себе головы ерундой, ребята.

Зайчик, повинуясь едва заметному движению моего корпуса, остановился на вершине небольшого холмика, скорее бугра. Из-за туч на меня пристально и с напряжением во всем ее облике смотрела, будто странное существо, смертельно бледная луна.

Облака на темном небе застыли в ожидании рассвета немощно-белые, а возле самой луны и вовсе болезненно-голубые. Я всматривался в долину, стараясь представить, что и как расположится. Внизу раздался стук копыт, ко мне поднялись конные сэр Растер и барон Альбрехт.

Я с неудовольствием оглянулся.

–  Не спится?

–  Как и вам, - ответил Растер сурово.
– Сэр Ричард, вам говорили, и я повторю: поменьше теперь рискуйте в одиночку! Рисковать, так уже всем. Наши судьбы повязаны.

Я пробормотал в неловкости:

–  Спасибо, сэр Растер. И вам спасибо, барон. Ничего особенного, просто я меньше трудился, чем вы, потому меньше устал.

–  Все равно, - начал Растер и осекся.

Под землей раздался далекий гул. На грани неслышимости тяжело вздохнуло, почва дрогнула, гул стал громче. Барон Альбрехт взглянул на меня с вопросом в глазах, Растер перекрестился, зажал в кулаке крест и громко забормотал нечто сборное, составленное из первых слов разных молитв, которые где-то услышал и запомнил.

Вершинка холма начала приподниматься, словно огромный крот выталкивал землю. Рыхлые комья осыпались, наверх начал подниматься наконечник исполинского копья. Барон охнул, Растер перекрестился снова. Сверкающий наконечник поднимался и поднимался, наконец закончился, однако продолжал вздыматься на толстом древке.

Я наконец понял, что это не копье, а шпиль. Земля вспучивалась и рассыпалась в стороны уже не комьями, а жирными валами: из земли вырастала крыша, затем начали подниматься стены.

Растер вскрикнул в ужасе:

–  Сэр Ричард, что это?

Я ответил дрожащим голосом:

–  Господь услышал мою молитву и послал зримое свидетельство своей благосклонности.

–  Эт… это… и есть… оно?

–  Оно, - подтвердил я.
– Надеюсь, что оно. Я молил Господа, чтобы помог построить на этом месте крепость, а я за это построю вблизи монастырь и заведу при нем школу. Похоже, что Господь услышал и внемлил…

Растер скатился с коня, пал на колени и громко забормотал молитву. Альбрехт, помедлив, присоединился к нему, но после пары громко произнесенных фраз повернул голову в мою сторону:

–  Сэр Ричард…

–  Да?

–  Все идет по плану?

–  Надеюсь, - ответил я.

–  Но не уверены?

Я пробормотал:

–  Барон, я даже с вами не бываю уверен. А тут такой… партнер, что либо молчит, либо говорит так туманно, что любой адвокат повесится. Толкуй его, как знаешь…

Лунный свет страшно высвечивал массивный и очень высокий донжон. Весь из огромных грубых глыб, так это выглядит, хотя на самом деле дефы нанесли на стены разделительные канавки в палец глубиной, а то литые стены чересчур, а так это впечатляет, впечатляет…

Вокруг донжона рыхлая земля с громким шорохом оседает и расплывается квадратными плитами серого гранита. Двор заблестел, словно вымытый ливнем, лунный свет заискрился в мелких щербинках: я велел оставить плиты шероховатыми, чтобы подошвы не скользили зимой. Вал земли отступает, раздвигается, теснимый создаваемыми тяжелыми плитами. Растер и Альбрехт громко творят молитвы, барон Альбрехт побледнел и часто крестился, этим жестом выдав сильнейшее смятение.

–  Поразительно, - проговорил он дрогнувшим голосом.
– Надеюсь, вы заключили союз с нужной стороной…

Я ощутил недобрый холодок.

–  Барон, вы на что-то намекаете?

–  Сэр Ричард, враг рода человеческого часто помогает людям в обмен на их души.

–  Сэр Альбрехт, - отрезал я, - я предвидел такие… да, такие инсвинуации! Думаете, я зря устроил вчера то представление?

Он, все еще с белым как полотно лицом, снова перекрестился и ответил чуть увереннее:

–  Вы расчетливы, сэр Ричард. Но как бы от успеха не закружилась голова… Дьявол на этом нас и ловит.

–  Так то от успехов, - уточнил я.
– Моих успехов вы еще не видели! Это так, семечки…

Он покачал головой, взгляд испуганно метнулся в сторону холма. Земляные валы по периметру вымощенного каменными плитами двора начали опускаться, словно сугробы грязного снега под жаркими лучами солнца. Взамен с сухим пощелкиванием, будто сухие дрова в огне, пошли вверх широкие и массивные зубцы стен.

В молчании мы смотрели, как толстая стена - четверо стражей в полных доспехах пройдут плечо в плечо - окружила двор, начала подниматься, уже выросла чуть ли не до облаков, но все продолжает подниматься.

Растер пробормотал смятенно:

–  С такой высоты плевком убить можно.

Небо очень медленно светлеет, таинственные ночные облака сдвинулись с места, но за ночь наполовину растаяли, луна поднялась в самый зенит, выйдя на простор небосвода, внизу остались громады облаков. Мир выглядит странным и пугающе незнакомым, а тут еще залитые призрачным светом стены крепости вроде бы перестали расти, однако я чувствую, как в них происходит нечто скрытое даже от моих глаз, внутри каменных глыб снуют дефы, одни тут же засыпают, другие доделывают все, что в моем чертеже…

Звезды медленно гаснут, алая заря проступает робко и стыдливо, мы рассмотрели в сером рассвете, как широкая утоптанная дорога словно река устремляется к высокой толстой стене и ныряет в проем между двумя башнями. Там надолго исчезает, скрытая стеной, башнями, зданиями, а появляется уже из врат на противоположной стороне.

Дорога на замке, это верно, но чтобы это сгладить, смягчить, будет раструблено, что гроссграф создал в самом важном и опасном месте крепость для защиты путешествующих и торговцев, оазис отдыха и восстановления сил, что, собственно, тоже верно.