Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
Раздался приближающийся грохот, словно с вершин горного хребта несется каменная лавина, сметая на своем пути села и города. Засверкали жуткие молнии, меня ослепил всесжигающий свет, я закрылся руками и пугливо посмотрел на шатер.
Из-за горизонта блеснул луч, я отшатнулся, но он мгновенно отыскал меня и выжег сетчатку глаза. Ослепленный, я тер кулаками слезящиеся глаза, передо мной прямо из земли с грохотом и содроганием грунта вырвался поток багрового огня.
Я широко распахнул глаза, никогда не видел Тертуллиана таким, а он быстро принял обычный плазменный вид сгустка чистейшего белого света, загрохотал устрашающе:
–
– Во славу Божью, - ответил я твердо и выпятил подбородок, попробуй оспорь, хрен сумеешь, формула безотказная, под нее подверстать можно все.
– И во славу церкви тоже, кстати. Ты к ней еще имеешь отношение?
Он прогрохотал:
– Да как ты смеешь?
– Тихо, - попросил я, - Тамплиера с дамой разбудишь. Как бы они ни утрудились, могут проснуться.
Он сказал все тем же гневным грохочущим голосом:
– Он чист и свят! И в мыслях не держит того, на что ты намекаешь своим грязным языком!… Не проснутся, не волнуйся. Они оба спят чистым праведным сном и в ночных грезах бродят по этим самым райским кущам, о которых ты так неуважительно… Что ты хочешь?
– Извини, - сказал я покаянно, - это я так спросил, на всякий случай. Вдруг, думаю, эволюционируешь и дальше. Ну как от римского патриция-язычника после раздумий и тягостных сомнений, не получая поддержки от великого и могучего, перешел в христианство! А сейчас нарыл что-то еще, ты же думающий человек… хотя сейчас вроде бы и не совсем… Я имею в виду, не совсем человек, а не то, что ищущий, размышляющий, мыслящий… Мыслить, думаю, будешь, даже если окажешься в червяке или камне…
На миг меня опоясала сплошная стена огня, я очутился будто внутри пламенной трубы, это Тертуллиан в задумчивости или в ярости, святых понять трудно, прошелся вокруг меня на привычной ему скорости.
– Что ты хочешь?
– прогрохотал он снова.
– Чтобы я помог тебе в этом поединке?
– Ну…
Он отрезал:
– Этому не бывать!
– Почему?
– спросил я отчаянно.
– Разве я не прав?
Огненная фигура приняла форму человека, я даже рассмотрел гневно перекошенный рот, оттуда выплескиваются языки пламени, и пылающие глаза.
– А разве он не прав?
– ответил он вопросом на вопрос.
– И нам его правота ближе и понятнее!
– И что?
– спросил я.
– Ну не верю, что всегда была борьба только с черненькими, а беленькие с беленькими никогда не дрались!… Да не за баб или власть, я такое не сказал, не намекай, а за… торжество идей!… Светлых над серыми, а светлейших над светлыми!… Даже хорошее не сдается без боя лучшему… что, скажешь, не так?
Он прорычал:
– А кто сказал, что лучше - ты? Тамплиер не в пример чище!
Я возопил:
– А кто спорит?… Речь о другом!
– О чем?
– А то не знаешь!… Я всю Армландию хочу сделать святой страной… ну, в пределах разумности, а он держит в святости только себя и это место у трухлявого моста!
– Совсем не трухлявого…
– Но всего лишь моста!
– Не только, - возразил Тертуллиан.
– У него замок и три деревни.
– Это больше Армландии?
Он смолчал, сопел и кряхтел зло и раздраженно. Наконец прорычал:
– Я не уверен, что ты не ввергнешь Армландию в еще больший грех. Что-то от тебя серой попахивает. И глаза какие-то красные…
– И спина поцарапанная, - добавил я.
– Тертуллиан, я тебя не узнаю! Засомневался? Боишься рискнуть?… Раньше
Он фыркнул:
– Это ты христианский журавль? Видал я таких журавлей. Где пролетают, трава пять лет не растет.
– Тертуллиан, - сказал я настойчиво, - я пригласил из Зорра отца Дитриха, ты это знаешь?… Как думаешь, зачем?… Я отдал замок с богатыми землями отцу Улфилле, а это такой лютый фанатик!… Как думаешь, зачем? Я уже начал ковать кадры церковной власти!… Ты, как один из отцов церкви, должен оценить и дать мне пряник. Я уже начал одуховнивать Армландию, а что делает мой противник? Он мешает!… Пусть из самых лучших побуждений, но тормозит прогресс, что уже начался… почти, во имя церкви и прогресса!
Он прорычал зло и гневно, напомнив самого Тамплиера:
– Все равно этому рыцарю вредить не стану, он святой человек.
– А я - паладин!
– напомнил я ревниво.
– Мой рыцарско-монашеский сан выше!
– Нет у тебя никакого сана, - напомнил он.
– Паладин - это не сан! Ладно, я же говорю, возьму грех на душу…
– Поможешь?
– спросил я с надеждой.
– Нет, - отрезал он.
– Но и помогать Тамплиеру не стану.
– Какой же это грех?
– вскрикнул я.
– Да и первый у тебя грех, что ли?… Как и у меня?… Главное, чтобы жила страна родная, все остальное тлен. Конечно, жила в святости и благочестии. Ну вот как я.
Он отмахнулся.
– Лучше уж молчи про свою святость. Хотя, конечно, за тебя говорит то, что ничем не воспользовался из сатанинских штук, что набрал на Юге.
– Да я еще не знаю, - признался я, - работают ли здесь. У меня есть подземный вихрь, так я ему сколько раз велел предстать, когда еще попал в кольцо Барьера… Видать, не может через океан. Или вообще у Севера и Юга разные системы вооружения? Даже транспорта, как догадываюсь. Боюсь, что здесь не сработает то, что там просто блистало…
– Боишься?
Я вздохнул.
– Вообще-то должен быть рад. Хотя, если честно, вовсе не рад. Дурак был бы я набитый, если бы такому радовался. Даже праведнику не мешает хороший острый меч и добротные доспехи. Да ты и сам прекрасно знаешь! Кто мне помог добыть меч, щит и доспехи святого рыцаря сэра Арианта?
– И лук, - напомнил он сварливо.
– Но тебе они не помогут.
– Почему?
– У твоего противника, - ответил он серьезно, - доспехи благородного лорда Игнателия. Он всю долгую жизнь боролся с язычеством, нес темным народам свет христианской веры на острие меча, а в конце жизни принял мученическую смерть от своих же отступников, но не отказался под нечеловеческими пытками от веры Христа. За такое он был принят в сонм святых, а его личные вещи обрели чудесные свойства.
– Ага, - сказал я горько, - сам еще тот мордоворот, а теперь на нем и доспехи, как у меня! Ну, спасибо, Тертуллиан, утешил!… Помог.
Он ответил сухо:
– Я пообещал не помогать ему одержать верх над тобой.
– И за то спасибо, - сказал я язвительно.
– Хоть буду биться один на один, а не против двоих!
Утром я постарался выглядеть отдохнувшим и свежим, как огурчик. Тамплиер, к моему удивлению, вышел не из шатра, а из-за него: в руках два свежевыструганных копья, наконечники блестят, заново насаженные на древки.