Ричард Длинные Руки — курпринц
Шрифт:
— Так это же и хорошо, — сказал я бодро. — Не надоест. Главное, что подарок от всего сердца. Важно внимание, так говорят.
Он скривился.
— Я бы на вашем месте выбросил!
— Выбрасывать нехорошо, — ответил я с укором, — другое дело, утром выступим в поход, а зеркало я совсем нечаянно забуду.
Он криво улыбнулся.
— Ух ты, а я бы не додумался. Как вы все просто решаете!
— Я гений, — ответил я гордо. — У меня озарения. А теперь иди, бди на защите родины и нашего передвижного королевства.
Он ухмыльнулся и вышел. Я прислушался к его шагам, вытащил
Когда развязал узел, подосадовал, что не расспросил Иримэ о всех этих штучках. За тысячи лет эльфы могли и сами насобирать всякое, не говоря о том, что это может быть их фамильными сокровищами.
Ладно, решил про себя. Это потом. Сперва зеркало, оно важнее всего.
Я обошел вокруг него, что-то не то, наконец сообразил, что теперь наклоняю голову, чтобы заглянуть в него, чего раньше не делал.
Ах да, то ли мои плечи стали шире, то ли зеркало… гм… сузилось.
Сердце начало стучать чаще и сильнее, а голова снова разогрелась. Я вскочил, ухватился за раму. Ничего не происходит, поверхность такая же мутно-мыльная, под ладонями все твердое и жесткое…
Ну давай же, сказал себе яростно, неужели ошибся, такое произошло само по себе, давай, давай, я же чувствую…
И хотя ничего такого не чувствовал, но твердил себе, шипел, стонал, хрипел, но заставлял мысль концентрироваться на том, как рама сдвигается, правая и левая идут одна другой навстречу…
И они в самом деле пошли, выполняя приказ, которого не слышали уже много сотен лет, а то и тысячелетий, сдвигались и сдвигались, одновременно истончая и саму раму.
Спохватившись, я ухватил за верх и низ, с силой послал руки навстречу одна другой. Здесь пошло легче, словно зеркало все вспомнило и уже не сопротивляется, лишь на ходу исправляет мелкие неисправности, накопившиеся за такой срок.
Я остановился, жадно хватая воздух. Зеркало уже поместится в шкатулку, если бы у меня была еще одна свободная. И чувствую, что могу сжать еще, пусть и немного, если приложу усилия.
По ту сторону шатра все громче звучат голоса, начинают сновать гонцы.
Я сказал громко:
— Зигфрид, военачальников ко мне с докладом!
— Слушаюсь, ваше высочество, — донесся его грубый голос, затем слышно было, как уже тише отдает приказы дежурящим посыльным.
За стенкой шатра послышались шаги, голоса, я узнал быстрый голос Паланта, неспешный рев Сулливана и сдержанный баритон Клемента, потом торопливые шаркающие шаги, это епископ Геллерий, только он ходит так…
Зигфрид приоткрыл полог, убедился, что я в штанах, и сказал собравшимся:
— Его высочество изволит принять вас! Заходите.
В шатер торопливо вошли принц Сандорин, за ним герцоги Мидль, Клемент и Сулливан, потом графы Альбрехт и Макс, последним смиренно вошел епископ Геллерий.
Палант с порога обеспокоенно вскрикнул:
— Ваше высочество! Вы куда исчезли? Все вас обыскались!
Я сказал грозно:
— Зачем? Чтобы оторвать от великих мыслей? И ввергнуть в тревоги мирской суеты? Вот отец Геллерий понимает, что человеку бывает надобно уединение,
чтобы побыть только со Всевышним наедине!.. И чтоб не сопели и не хрюкали над ухом, ибо люди вообще-то еще те свиньи, потому надобно от них и даже от себя подальше, я еще та швиня, за мной нужен глаз да глаз, а кто присмотрит лучше меня самого? И вообще… как, не возвышаясь в мышлении, приблизиться к небу?Он проговорил обалдело:
— А-а-а, так вы для молитвы уединялись?
Я спросил с подозрением:
— А для чего еще можно подумать? Нет, ты скажи!.. И не опускай глазки, по роже вижу, что думаешь! Вон смотри, Макс так не думает! Верно, Макс?
Макс вздрогнул, но ответил подчеркнуто бодро:
— Нет, конечно, зачем мне думать! Я только исполняю приказы вашего высочества.
— Именно в молитве, — сказал я наставительно, — и глубоких размышлениях, как обустроить… гм… мир, я проводил все это время. А теперь рассаживайтесь. Здесь, смотрю, и лавки за это время сменили, нашли чем заниматься!
Альбрехт заметил миролюбиво:
— Значит, ничего более важного не было. Это же хорошо?
Они опустились кто на лавку, кто на стул, смотрят с ожиданием, но лица спокойные и уверенные.
— Теперь хрюкайте о деле, — велел я. — Какие за время моего отсутствия чрезвычайные происшествия?
Все задумались, только Мидль, еще не привыкший к моему невероятному чувству юмора, ответил с недоумением:
— Да вроде бы никаких…
— Почему? — потребовал я.
Он сказал виновато:
— Ну, даже и не знаю…
— Где пехота, — потребовал я, — Макс здесь, а куда от него сбежала пехота?
Макс ответил очень серьезно:
— Как вы и велели, ваше высочество, выступила в заданном вами направлении. Ведут ее мои сотники. Потому и сэра Норберта здесь нет, он с конницей, как всегда, впереди и как бы с песней, хоть и без оной.
— Дорога чистая?
Он кивнул.
— Абсолютно. Даже деревни, как заверяет сэр Норберт, сегодня не попадутся. Потому я догоню завтра.
Я с удовлетворением потер ладони.
— Тогда все идет… как надо. Проверьте еще раз обоз. После обеда выступит конница принца Сандорина, затем герцог Мидль, а последними пойдет, все утюжа копытами, герцог Клемент… Э-э, я имею в виду, его конница, утюжа.
О Паланте и Сулливане промолчал, они как прилипли к Клементу, так и не отлипают. С Альбрехтом ясно тоже, он с небольшой свитой сопровождает меня, так что продолжаем свой беспримерный рейд…
— Первая половина похода складывается прекрасно, — заверил Альбрехт. — Ваше высочество, мы прошли всю Бриттию, не встречая сопротивления… почти не встречая, а сейчас идем уже по Ираму!
— Это я как-то помню, — заверил я. — Могу только подтвердить, что да, впереди нет больших армий, разве что наткнемся на идущую завоевывать Юг…
Альбрехт сказал осторожно:
— Однако можем и обойти?
— Можем, — согласился я. — Скорее всего, и обойдем. Наша задача несколько иная…
Герцог Мидль, что обычно отмалчивается на таких совещаниях, спросил нерешительным голосом:
— Войти в Сакрант и захватить Генгаузгуз?.. Как вы блестяще проделали в Турнедо, внезапным рывком взяли Савуази?