Ричард Длинные Руки - паладин Господа

Двигаясь на цыпочках, я обогнул стол, теперь руки свободны, факел загасил и оставил в широком медном тазе, можно хвататься за молот и за меч разом. Дверь обнаружилась между двумя книжными шкафами. Я толкнул ее и сразу очутился в комнатке поменьше, но уютной, такой же заваленной книгами, фолиантами, свитками.

Здесь полыхает огонь в камине, а боком к нему в очень удобном кресле, вплотную придвинутом к столу, так что, если вздумает встать, придется отодвигать, устроился человек в черной сутане. Капюшон свободно на плечах, открывая львиную седую голову очень старого, все видавшего, все испытавшего, но не растерявшего львиного достоинства, гордости.

Он не видел меня, на столе перед ним – толстенная развернутая книга на специальной дощатой подставке, чтобы строго перпендикулярно глазам, рядом целая стопка этих толстенных фолиантов, все в коже, бронзе, меди, даже серебре.

Если справа от кресла жарко полыхает камин, то слева от кресла круглый столик, на нем широкий медный поднос с ломтями сыра, хлеба, хорошо поджаренными сухариками. Священник смотрит в книгу, а левая рука неспешно опускается к подносу, пальцы вслепую шарят, нащупывают сухарик и так же неспешно, замедленным движением отправляют в рот. Судя по хрусту, у священника с зубами в порядке, не сосет, как леденцы, жрет с жутким хрустом, со смаком, глаза же не отрываются от книги.

Свет падает из стрельчатого окна, там цветные стекла, ярко-синие и ярко-красные, как я и ожидал, ведь Средневековье же, но солнечные лучи на книгу падают почему-то оранжевые, обычный солнечный свет.

Глава 35

Я сделал шаг в комнату, священник уловил движение, взгляд был очень быстрый, цепко охвативший мою громадную фигуру, необычные доспехи, меч за спиной и молот на поясе.

– Здравствуйте, – сказал я с поклоном. – Простите, что вторгаюсь вот так, но я никого не встретил по дороге… Меня зовут Ричард…

– …Длинные Руки, – прервал он. – Слышал. О прибытии двух героев слышали все в Кернеле. Отцу-настоятелю ночью было видение, что если утром напасть на лагерь, то заргов ждет полное истребление. Ну, тех, кто не успеет бежать. Войско спешно выступило, а люд ринулся следом, чтобы разграбить лагерь…

Я с облегчением перевел дух.

– Уф-ф… а меня уже трясло! Что только не передумал…

Он засмеялся, показал большие зубы, желтые, но наверняка крепкие, как слоновьи бивни.

– По вам не скажешь…

– Что?

– Что трясло. Давно не видел такую стать. Паладин?

Я оглядел себя.

– Да вроде нет. Не чую в себе святости. А вот мой напарник, сэр Гендельсон… Я видел, что его вносили в этот дом…

Священник махнул рукой.

– Там дальше еще одна комнатка. С ним лекарь. Это я забрел сюда, чтобы поддержать их… да заодно и порыться в его книгах. Надо сказать, библиотеку он собрал немалую. Что дивно, здесь от старых времен сохранилось намного меньше, чем в южных землях.

Он поднялся, положил закладку в книгу и тщательно закрыл ее, а потом еще и запер на изящный замочек. Заметив мое недоумение, пояснил:

– Не знаю, как в ваших землях, но у нас еще не вывелись дафы…

– Дафы? – переспросил я.

– Да… Может быть, у вас их знают под полным именем, как Элиэзер Сап А-Дапим?.. Но язык сломаешь, а у нас их много, зовем просто дафами. Мелкие, но зловредные твари!.. Если вот так оставить книгу открытой, то даф подкрадывается, прочитывает тоже. И – все, в памяти ничего из прочитанного. Приходится читать заново.

– А на замочек зачем?

– Появились дафы, что умеют стирать не только в памяти, но и в книгах. Зло разнообразно, дорогой рыцарь. И все время выплескивает из своих черных бездн новые исчадия…

– В северных, – пробормотал я, – о дафах и не слыхивали… Да откуда дафы, если книг нет? Нет человека – нет проблемы, нет книг – нет связанных с ними проблем… У нас в Зорре, например, жизнь куда проще и… наверное, безгрешнее. Как Гендельсон?

Священник помолчал, сказал строго:

– Сейчас все в руках Господа. У твоего друга жар, он бредит, никого не узнает. Только называет имя женщины… Я забыл ее имя.

– Леди Лавиния, – сказал я сдавленно.

Глаза его обшаривали мое лицо.

– Да, кажется, именно это имя. Это его дама сердца?

– Жена, – прошептал я.

Он перекрестился.

– Да благословлен будь муж, что даже в таких адских муках помнит о жене, а не о… ведь и прославленные паладины иной раз в видениях, насылаемых дьяволом…

Он умолк, я сказал поспешно:

– Сэр Гендельсон не таков. Он… очень правильный.

– Это дает ему силы бороться, – сказал священник и снова перекрестился. – У него есть из-за чего стоит жить.

– Что-то ему нужно? – спросил я без всякой надежды. – Я имею в виду лекаря?

Священник покачал головой.

– Ничего такого, что вы, сэр Ричард, могли бы дать. Уж извините, но не всегда сила рук…

– Да? – сказал я горько. – Вот уж не думал…

Он не понял, в чем соль, да я и сам не понял, только вяло махнул ему и прошел в последнюю комнату. Там воздух горячий, полыхают два камина, Гендельсон на просторном ложе голый, блестящий от толстого слоя мазей. Правая рука, укороченная по локоть, привязана к телу, дабы не разбередил рану. Лицо выглядит страшно: правая половина красная, во вздувшихся волдырях, наполненных мутной жидкостью, брови сожжены, а над пустой глазницей жутко белеет кость надбровной дуги.

Лекарь обернулся на звук моих шагов, я бы принял его за гору лебяжьего пуха. Я молча поклонился, он предостерегающе приложил палец к губам. Гендельсон явно только что заснул, дышит часто, с хрипами, в груди клокочет, лекарь то и дело выбирает с губ кровавую пену. Гендельсон жутко исхудал, весь жир и все сало истаяло, ушло в топку организма, сейчас это просто крепкий и широкий в кости мужчина, из тех, которым трудно не толстеть, вся их природа такова, что тянет набрать добавочный вес, в то время как другую глисту чем ни корми, все равно за древком от знамени может спрятаться и покакать незамеченно.

Я кивнул, выставил руки, что, мол, все понимаю, удаляюсь. Отступил, неслышно прикрыл за собой дверь. Священник со спины спросил негромко:

– Что-то изменилось?

Я кивнул.

– Спит.

– Слава те Господи, – сказал он и перекрестился. – Это хороший знак.

Я вспомнил кровавую пену на губах Гендельсона, обезображенное лицо, черная тоска сжала сердце.

– Да, – сказал я тихо. – Да. Это хороший знак.

Комната двигалась, в груди была боль, там жгло, будто насыпали перца. Как сквозь шум реки на перекате, я услышал за спиной сочувствующий голос: