Ричард Длинные Руки - паладин Господа

Он уже давно не скреб дракончика, тот распахнул крылья – чистое сверкающее золото! – и перелетел ко мне на колено. Я замер, чтобы не спугнуть, но он посмотрел на меня глазом-бусинкой и требовательно вытянул шею. Я не понял, в чем дело, но он так томно закрывал глаза, что я на всякий случай почесал его под подбородком. Дракончик засопел и выгнул шею круче. Я почесал еще, он почти хрюкал от счастья, топтался на моей ноге, больно вгоняя в толстую ткань мелкие, но острые коготки.

Астальф сказал с непонятным оттенком:

– Теперь вы попались…

– Что, не отстанет?

– Да. Но как вы догадались?

– Все звери и люди, – сказал я, – любят, когда их чешут.

Он прямо посмотрел мне в глаза.

– А вы?

– О, – сказал я, – я еще тот зверь!.. Люблю, когда чешут в обоих смыслах. И женские руки, и менестрели говорят о моих славных подвигах, и король так это снисходительно похлопывает по плечу.

– Снисходительно? – переспросил он.

– Да, – ответил я. – Как любимую собаку. Ласково так это треплет и говорит что-то хорошее. Неважно что, мне хорошо от его королевского голоса. Так и жаждется ради короля куда-то бежать и кого-то рубить и колоть!

Он усмехнулся:

– Да, мне это знакомо. Но странно такое слышать от такого… юного.

– Я юн годами, – ответил я, – но стар душой.

Его седые брови приподнялись, глаза всматривались удивленно.

– Как это?

– Я старался впитывать не только приемы владения мечом, – объяснил я. – В моих краях модно было знать много.

Он помолчал, сказал нерешительно:

– Вы мне нравитесь, юноша. Если бы остались у меня, я бы смог вам раскрыть многие тайны. Научить многим премудростям.

– Увы, – ответил я с великим сожалением, но и тайной радостью. – Мне надо в Зорр.

Он вылез из-за стола, огромный, широкий, массивный, все еще крепкий, как старый дуб, что стоит красиво и величественно до последнего часа.

– Подойди вот к этому окну, юноша, – сказал он.

Я быстро осмотрелся. Дверей больше нет, это последняя из комнат, зато в стене три окна, две обычные и привычные бойницы, железные прутья не позволят влезть даже крылатой собаке, а третье окно тщательно завешено плотной тканью. Над окном торчит грубо вбитый железный прут, или вмурованный, не вбитый, на пруте тяжелый зимний плащ, полностью закрывая окно.

– Можно взглянуть? – спросил я.

– Вы удивительно догадливы, – ответил Астальф.

Я снял плащ, тяжелый, как доспехи, покрутился, выискивая место, опустил на тот же сундук. Затем взялся за покрывало… руки мои дрогнули. Из широкого просторного окна хлынул оранжевый медовый свет. Даже запахло пчелиным воском, медом, травами. Окно занимает, как мне почудилось, едва ли не треть стены. Я настолько привык к узким окнам-бойницам, что сейчас ошалел, застыл. Окно даже огромнее, чем в моей прошлой квартире, вдвое больше, к тому же без рамы, без…

Я осторожно приблизился, вытянул руку. Ощущение было странным, на самые кончики пахнуло свежестью, словно брызнули спиртом или эфиром, что тут же испарился. Стекла не оказалось, да и откуда здесь стекло, но пальцы ощутили сопротивление, словно я в самом деле трогаю странное гибкое стекло, что слегка подается под моими пальцами, но тут же старается вежливо вернуть их на место, как порядочная леди, не давая мужским рукам соскользнуть ниже талии…

По ту сторону окна не дальние горы, как я ожидал, а почти такая же комната. В самой середине длинный стол, похожий на рабочий стол на большой кухне для разделки рыбы, – добротный, на шести толстых дубовых ногах. Три толстых-претолстых книги в стопке. Четвертая закрыта, но из нее торчит шелковая закладка. Листы желтые, изъеденные, со следами капель воска. Три толстые свечи в массивных медных подсвечниках, больше похожих на пепельницы, человеческий череп… только крупноват, такие люди не бывают.

Я ощутил холодок вдоль спины. Череп смотрел на меня пустыми глазницами, но я чувствовал его взгляд, полный нечеловеческой злобы. Не муляж, настоящий череп. На дальней от меня стене окно, точно такое же, как это, а за ним во всю ширь – синий мир гор, синего воздуха, синих облаков. Даже солнце проглядывает через странные облака – голубоватое, будто подсвеченное цветными прожекторами. Я стоял в шаге от окна, руку же опустил, но придвинуться ближе страшился.

– Что это? – спросил я тихо.

Астальф ответил уклончиво:

– Я думаю, что Господь в своей неизреченной милости показывает нам, грешным, что есть еще дивные страны… Но раз уж вы не хватаетесь за крест, не шепчете молитвы и не осеняете себя крестным знамением… а заодно и меня, и все здесь, то добавлю, что сие есть тайна, которую силюсь разгадать.

– Ибо она сделана людьми, – сказал я так же тихо. – Смею добавить, что для тех людей это не было тайной. И даже подвигом. Это было обычным и привычным делом…

Он слушал меня внимательно. Поймав мой взгляд, кивнул, молча указал на два завешенных зеркала. Я спросил почтительно:

– Кто-то умер?

Он в удивлении вскинул брови.

– Почему так решили?

– Ну, когда кто-то умирает, в доме останавливают часы и завешивают зеркала…

– Странный обычай, – сказал он озадаченно. – Интересно, с чем он связан…

– Не представляю, – ответил я.

– Это в вашей стране?

– Увы, да, – ответил я. – А у вас завешивание зеркал…

– Откройте, – посоветовал он мрачно, мне почудился оттенок угрозы, – поймете…

Я очень осторожно, мало ли что там может вылететь, еще укусит, начал открывать зеркало. Оно выглядело как окно, затянутое прозрачной пленкой из бычьего пузыря. Через это окно я увидел просторную, такую же захламленную комнату, как и здесь. И человек там сидел вполоборота к нам, чем-то похож на этого мага-алхимика. Он сидел прямо на полу, рядом с огромным сундуком. Крышка сундука откинута, а человек – толстый, похожий на Деда Мороза, с такой же роскошной седой бородищей, длинной и в крупных кольцах, – держал в руках нечто, похожее на фотоаппарат, рассматривал, близоруко щурясь. На голове колпак с кисточкой, но только желтый колпак, не ярко-красный, как я подсознательно ждал, старческие глаза внимательно всматриваются в непонятную штуковину.

Сундук не просто полон, диковинки вываливаются через края, несколько штук на полу, остальные горкой, опираясь на откинутую крышку. На самой внутренней стороне крышки яркими красками намалеван атлас, такие я сам видел в учебниках истории, где изображались старинные мореплаватели.

Из сундука высовываются старинные подзорные трубы, медные чаши, волчки, ручки от зонтиков, затейливо вырезанные солонки, куски странной ткани…

– Это вы так переговариваетесь с коллегой? – спросил я.

Он не стал спрашивать, что такое «коллега», ответил хмуро:

– Он не видит меня. Но я зрю это помещение всякий раз, словно там из стены смотрит недремлющее око этого зеркала. Да-да, оно никогда не дремлет! Бывало, что я наблюдал сутками. И всегда видел эту комнату.

– А этот маг… то есть, алхимик тоже?

– Приходит не чаще чем раз в неделю, – ответил Астальф. – Сегодня вам просто повезло… Однако, скажу вам, хотя я не представляю, где находится эта комната, но могу сказать, что человек там весьма невежественный.