Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Если бы Лорна выглянула сейчас из окошка, она бы наверняка не узнала бы меня в моих чудо-башмаках и огромном жилете из овечьей шерсти, сплошь покрытом снегом. Дом Лорны частично ушел под снег, хотя и не так глубоко, как наш, а я, воспользовавшись слепящей белиз­ной, царившей вокруг, осмотрел все окна, желая узнать, есть ли кто в доме или нет. Стекла, однако, были покры­ты таким толстым слоем льда, что невозможно было уз­нать, что делается внутри дома, и я вынужден был подойти к двери и постучать, хотя в ответ оттуда вполне, мог грянуть выстрел карабина. Но этого, слава Богу, не про­изошло, и я услышал звук шагов — кто-то вышел в прихожую, — шепот, а затем кто-то срывающимся голосом спросил через замочную скважину: — Кто там?

— Это я, Джон Ридд,— ответил я. За дверями раздал­ся легкий смех, снова зашептались, затем дверь приот­крылась на пару дюймов и тоненький голосок произнес:

— Просунь палец, молодой человек. На нем должно быть золотое кольцо. Но помни: если это не то кольцо, я стащу его, и назад ты его уже никогда не получишь.

Посмеявшись над «страшной» угрозой Гвенни, я про­сунул мизинец в щель. Гвенни тут же впустила меня в дом и закрыла дверь в мгновение ока.

— Что все это значит, Гвенни? — спросил я, поскользнувшись из-за громадных своих снегоступов, но призем­ляясь не на сугроб, а прямо на пол.

— А то и значит, что здесь твою девушку прячут,— бойко ответила служаночка.— Нас здесь заперли, и мо­рят голодом, и впускать нам никого не велено. Жаль, мо­лодой человек, что тебя нельзя есть, а то бы я живо оста­вила от тебя рожки да ножки!

Шутки шутками, но глаза ее блеснули таким голод­ным блеском, что я только и мог произнести: «Господи, помилуй!» Я вытащил большой кусок хлеба, что прихва­тил с собой на всякий случай, и передал его Гвенни. Та буквально выхватила его из рук и метнулась с ним на вторую половину дома, как я понял, к своей госпоже. А я тем временем начал снимать снегоступы, удивляясь, по­чему Лорна не вышла мне навстречу,

Наконец, Гвенни позвала меня, и я нашел свою лю­бимую такою, какою не видел никогда. Голод, холод, а также мое появление, необычайно взволновавшее ее, — все это оказалось для нее непосильным бременем. Она поте­ряла сознание и ныне сидела передо мной, откинувшись в кресле, белая, как снег за окном. Гвенни, приводя ее в чувство, попыталась вложить ей в рот корочку хлеба.

— Принеси воды или снега! — велел я, глядя на эти пустые хлопоты. — Ты, что, не знаешь, что нужно делать при обмороке?

— Я в Корнуолле про такие дела слыхом не слыхива­ла, — призналась Гвенни. — Это что — что-то вроде крово­течения?

— Пойди загляни в мою сумку, — сказал я, усмехнув­шись, потому что сердиться на Гвенни все равно было бессмысленно, — там у меня еще есть хлеб, поешь.

Бедную голодную девочку не пришлось упрашивать дважды. Она тут же вытащила из сумки кусок хлеба, разломила его, и не успел я привести Лорну в чувство, как Гвенни уже проглотила свою порцию.

— А я уж и не надеялась повидаться с тобой, — сла­бым голосом проговорила Лорна, открывая глаза. — Дума­ла, умру, а ты и не узнаешь о моей кончине.

— Ах, Лорна, — воскликнул я, напуская на себя беспечный вид, чтобы шуткой хоть как-нибудь приободрить Лорну (хотя, как вы понимаете, у меня в ту минуту на душе кошки скребли), — а ведь ты любишь меня куда мень­ше Гвенни: та готова просто съесть меня.

— И непременно съем, прежде чем протяну ноги, — смеясь ответила Гвенни. — Я как посмотрела на твои тол­стые румяные щеки, молодой человек, так сразу вспомни­ла про бифштекс.

— Съешь и вторую половину хлеба, Гвенни. А для твоей госпожи у меня найдется кое-что получше. Ну-ка, Лорна, полюбуйся и понюхай: это испекла Анни, так что и завзятому привереде придраться тут будет не к чему.

Я развернул перед девушками платок с большим слад­ким пирогом и начал рассказывать, из чего и как такие пироги делают — берут изюм, миндаль и прочее в том же духе, мелко нарубают, потом добавляют сахар, все это смешивают и начиняют пирог.

Как ни была голодна Лорна, но она не притронулась к яствам, пока не поцеловала меня и не заставила Гвенни взять себе добрый кусище. Когда бедные девушки, нако­нец, насытились, я спросил, что тут происходит.

— Печальные дела тут происходят, Джон, — ответила Лорна, — и я не вижу никакого выхода. Мы обе будем голодать до тех пор, пока я не позволю Дунам сделать с гобой то, чего они давно от меня добиваются.

— То есть, пока ты не выйдешь за Карвера Дуна и пока он не сживет тебя со света, медленно убивая каждый час.

— Медленно? Нет, Джон, быстро, очень быстро. Я ненавижу его так страстно, что не проживу с ним под одним кровом даже неделю.

— Так оно и есть, — кивнула Гвенни, — она его ненави­дит, но я — я ненавижу его в два раза больше.

Я сказал, что так это больше продолжаться не может, и девушки согласились со мной, но что им оставалось де­лать? Даже если Лорна решится бежать со мной и жить в Плаверз-Барроуз, снег вокруг стоял горами и неизвест­но было, сможет ли хрупкая девушка вынести трудную дорогу.

Нужно было решаться. Я знал, что ставлю на карту жизнь и благосостояние всей своей семьи, потому что оз­веревшие Дуны не остановятся ни перед чем, когда обна­ружат пропажу. Но — нужно было решаться.

— Скажи, — обратился я к Лорне,— если я вывезу те­бя отсюда целой и невредимой, ты согласишься жить у нас на ферме?

— Конечно же, дорогой. — Лорна прямо расцвела на моих глазах. — Что лучше — сидеть здесь и ждать смерти пли уехать с тобой?

— Гвенни, а у тебя хватит смелости на побег? Ты последуешь за своей госпожой?

— Да что же мне, тут оставаться, что ли? — возмути­лась Гвенни, и я понял, что и здесь в уговорах нет ни­какой нужды.

Я начал лихорадочно соображать. Отлагательств дело не терпит. Если что-то делать, то делать нужно быстро. Когда Каунселлор понял, что добром ему ничего не добить­ся, он приказал морить Лорну голодом до тех пор, пока она не уступит. Он со своим сынком Карвером, сменяя друг друга, следили, чтобы мимо этого дома мышь не проскочила, но нынче вечером затевалось великое пир­шество в честь нового капитана, и разбойники наверняка ослабят свою всегдашнюю бдительность.

— Погляди-ка, Джон, какой костер они разожгли, — сказала Лорна, надышав для меня маленькое пятнышко на заледеневшем стекле.

Я взглянул. Далеко внизу по течению реки (впрочем, сейчас уместнее было говорить не о течении, а о замерзшем русле) горел огромный костер, освещавший всю до­лину багровым заревом. Именно это последнее заставило было меня перенести задуманное на следующую ночь, од­нако я тут же сообразил, что упустить такой случай было бы с моей стороны непростительной глупостью. Не прой­дет и трех часов, как Дуны будут пьяны, а поскольку впе­реди у них еще целая ночь и для последующих возлия­ний времени хоть отбавляй, к утру Дуны будут мертвецки пьяны. Огонь через несколько часов начнет слабеть, ночной холод усилится, но тем теснее соберутся разбойники у костра. И еще, подумал я, когда эти животные перепьются, смогут ли эти двери и эти стены уберечь Лорну от их бесчинства?