Ричард I Львиное Сердце

Посмотрим теперь, как описывают эти события наши летописцы. В Gesta и Chronica Говдена говорится, что о распоряжении Ричарда отстранить Лоншана от должности общественность да и он сам узнали в сентябре 1191 года. Как уточняется в Chronica, королевское письмо было обнародовано архиепископом Уолтером и Вильгельмом Маршаллом, которые должны были на коллегиальной основе разделить власть с канцлером, так что тот не имел права ничего предпринимать, не посоветовавшись с ними. В этом письме, в частности говорится: «Si ipse (Лоншан) quicquam in detrimentum regni, vel sine consilio praedictorum fecisset, deponeretur, et loco illius institueretur Rothomagensis archiepiscopus» [51] . Но вернемся от описываемого здесь события, имеющего достаточное количество свидетелей, к тому месту, где говорится о поручении, данном Ричардом Уолтеру Руанскому в феврале 1191 года. Автор Gesta и Chronica, причем в последней нашли отражения более поздние его взгляды на эти события, ошибочно полагает, что вместе с архиепископом в Англию был послан также и Вильгельм Маршалл, тогда как последний и не уезжал оттуда, и что оба просто долго не решались предъявить свои письма Лоншану. Это странное поведение архиепископа летописец пытается объяснить обострившимися проявлениями деспотизма канцлера. Вероятно, записывая эти строки, Говден имел перед собой только то письмо в адрес Лоншана, в котором не говорилось об отстранении от должности, а миссия Уолтера характеризовалась лишь как простое коллегиальное разделение власти. В описании февральских распоряжений Ричарда в Gesta еще меньше ясности, и этот источник еще более нас запутывает. Если довериться ему, это может привести к совершенно неверному истолкованию воли Ричарда. Из него мы узнаем, что король посылает архиепископа Уолтера и Вильгельма Маршалла в Англию после того, как ему сообщили о «безобразном поведении и наглости» его канцлера по отношению к Иоанну и всему английскому народу. Поэтому, надо полагать, и появляется следующая фраза: «si vera essent quae ipse audierat de cancellario» [52] . И в данном случае его сменял на посту архиепископ, которому в исполнении его новых функций должна была оказать содействие коллегия юстициариев. Даже если обвинения не подтвердятся, канцлеру все равно предстояло разделить свои полномочия с архиепископом и другими юстициариями. Но упоминавшиеся уже письма этого не подтверждают. Большой ошибкой было бы полагать, что несправедливости, чинимые по отношению к его брату, могли побудить Ричарда к решительным действиям, более того, миссию Уолтера просто наивно сводить исключительно к поискам истины. Будь это так от него потребовалось бы выступление в судебной функции, что означало бы объединение в одном лице судьи и человека, извлекающего выгоду… На самом же деле на усмотрение Уолтеру Руанскому и баронам не предоставлялось ничего, кроме выбора подходящего момента действия. Ведь речь шла не о верности Лоншана, а об интересах короля. Королю необходимо было отмежеваться от канцлера, и поэтому поручение имело не морально-этический, а чисто политический характер.

51

«Если он (Лоншан), причинит кому-либо вред или сделает что-либо вопреки предписаниям, сместить его с должности и на его место назначить архиепископа Руана» (лат.).

52

«Если верно то, что я сам слышал о канцлере» (лат.).

Вновь возникает необходимость несколько забежать вперед: выборы нового архиепископа Кентерберийского Ричард поручает провести Уолтеру Руанскому. И Лоншану письменно приказывается следовать всем указаниям последнего в этом вопросе. В ноябре 1190 года под Аккой умирает архиепископ Бодуэн Кентерберийский. И Ричард вновь стремится поскорее подыскать кандидата на освободившуюся церковную должность. 25 января 1191 года кентерберийским монахам было послано письмо, в котором в качестве королевского кандидата предлагался архиепископ Монреальский. Одновременно Иоанну пересылают письмо, в котором его обязывают оказать давление на монашеский капитул, чтобы заставить принять предложение. Однако королевская кандидатура встретила сильнейшее сопротивление капитула, прикрытое, разумеется, всевозможными отговорками. Среди прочих приводился и довод об оскорблении местных епископов выбором иностранца. На самом деле в то время уже давно было подготовлено назначение приемлемого для монахов Церкви Христа кандидата. Если же говорить о решении Ричарда в данном случае, то оно, как, впрочем, и в случае с Лоншаном, принципиально отличается от подобных решений Иоанна и Генриха, характеризующихся подчеркнуто бравирующим предпочтением фаворитов-иностранцев. В данном случае это лишний раз доказывает, что королю еще не представилась возможность поближе узнать местное духовенство — будущего архиепископа Кентерберийского он еще не разглядел.

Чем же привлекательна была кандидатура Вильгельма Монреальского для Ричарда? С одной стороны, быть может, тем, что Ричарду довелось с ним лично познакомиться во время переговоров в Сицилии, когда тот выступал посредником в конфликте с жителями Мессины и участвовал в мирных переговорах с королем Танкредом, а с другой стороны, быть может тем, что он был доверенным лицом бывшей сицилийской королевской четы, и, вероятно, сестра Ричарда, Иоанна, поручилась за него. Ее супруг, Вильгельм II, призвал его возглавить пышное празднество по случаю основания монастыря в Монреале и сделал архиепископом. И в глазах Кентерберийского капитула, разумеется, его кандидатура значительно теряла в привлекательности из-за разительного сходства гакинггонгского конфликта с еще свежим в памяти палермским.

Трудно объективно оценить данного кандидата еще и потому, что сразу после своего назначения он исчезает из истории. В Gesta и Chronica Говден сообщает о его гибели в 1190 году под Аккой, что представляется абсолютно неправдоподобным. Кроме того, нигде не сыскать даже намека на то, что смерть настигает его еще в качестве выбранного кандидата: ни в официальных письмах Ричарда на родину, ни в письмах капитула Церкви Христа к нему в Палестину о его смерти не упоминается, а ведь в таком случае потребовалось бы новое распоряжение короля, и наверняка бы изменилась стратегия монахов. Во всяком случае, еще в конце ноября 1191 года Уолтер Руанский официально представлял его монахам в качестве королевского кандидата, о чем можно прочесть в одном из его писем из Кентербери. О смерти Вильгельма, даже если бы ее попытались скрыть, наверняка стало бы известно в таком находящемся у всех на виду месте. В данном случае необходимо исключить также возможность, которая в других обстоятельствах вполне могла заслуживать внимания, а именно, — объявленная Ричардом воля не соответствовала его действительным намерениям, а на роль фиктивного кандидата в равной степени подходил как живой, так и мертвый архиепископ. Ведь имя подлинного кандидата наверняка бы дошло до нас, так как, помимо самих монахов, о настоящем выборе короля должно было знать достаточно большое число людей, и, в первую очередь, избирательная комиссия епископов. Но именно епископы и не возражали против назначения архиепископом Вильгельма, и в слухах не фигурировал никто, кроме Лоншана и Уолтера канского. Еще труднее поверить в то, что он осмелился бы претендовать на высочайший пост в церковной иерархии против объявленной королевской воли — подобное злоупотребление доверием навсегда лишило бы его королевской милости. Еще менее вероятно, чтобы тайный выбор Ричарда пал на одного из упомянутых выше. Нелепо было бы наделять новой властью Лоншана, положение которого пошатнулось, назначение же на должность архиепископа Кентерберийского Уолтера и лишение им своего поста в Руане могло бы крайне неблагоприятно сказаться на стабильности в Нормандии, что было бы еще нежелательнее, чем нестабильность в Англии. Следовательно, необходимо исходить из того, что выдвижение кандидатуры Вильгельма Монреальского нельзя рассматривать как обманный маневр и что в конце 1191 года он должен был с полным основанием считаться подлинным кандидатом короля.

Впрочем, причина неудачи данного начинания, скорее всего, и кроется в отсутствии тайного замысла. Одновременно нам как бы демонстрируется абсолютная необходимость применяемой Ричардом в мирских делах тайной дипломатии. Как сообщает Девиз, архидьякон Нортхемитонский, Саварик, в Мессине, в присутствии королевы-матери, которая находилась там лишь четыре дня — с 30 марта по 2 апреля, когда привезла Ричарду невесту, выпросил у последнего письмо с обещанием любого епископства в Англии. За этим вымоленным бланковым чеком скрывалась тонко сплетенная интрига, так как Саварик уже выбрал себе епископство своего родственника Режиналвда Батского: становясь архиепископом Кентерберийским, тот освобождал таким образом место в епископстве Батском, на которое он и рассчитывал. Его нахождение 28 февраля 1191 года в Мессине подтверждается документальна: «teste Savarico archidiacono Northamptonie» [53] — он ходатайствовал тогда перед Ричардом о возвращении кентерберийцам отчужденного ранее имущества, чем и снискал расположение монахов. Приведенная дата интересна тем, что указывает на изначальное сопротивление архидьякона выдвижению кандидатуры Вильгельма Монреальского. Можно предположить таким образом, что, в отличие от будущих выборов, на этот раз о кандидате короля узнали все слишком рано. Инициатива Саварика представляется проявлением нелояльности, о котором придется еще вспомнить, рассматривая его поведение во время плена Ричарда.

53

«Засвидетельствовано Савариком, архидьяконом Нортхемптонским»

Саварик тем временем немедленно отправляется в Рим, где присутствует при избрании нового папы и провозглашении 15 апреля 1191 года Генриха VI императором Священной Римской империи. У него с собой рекомендательное письмо французского короля к Кентерберийскому капитулу в пользу Режинальда Батского. В это время легко вписывается также и письмо Генриха VI в Кентербери, в котором монахам настоятельно рекомендуется прислушаться при выборе нового архиепископа к совету родственника императора, Саварика. Хотя и без этого покровительства Режинальд Батский был весьма желанным кандидатом для Церкви Христа, оба рекомендательных письма в свете будущих событий приобретают ценность ориентира.

В течение 1191 года, в то время, когда Лоншан утрачивал свою власть, вопрос об избрании нового архиепископа Кентерберийского не поднимался, но как только в ноябре того же года Уолтер Руанский становится верховным юстициарием, он начинает готовиться к выборам. И выполнение этого поручения выявляет границы его возможностей: умело лавируя между Иоанном и Лоншаном, Уолтер осуществляет переход власти и удерживает ситуацию в Англии под контролем. Он знал противников и, очевидно, хорошо изучил их тактику. Но при подготовке выборов в Кентербери он, по-видимому, ничего не подозревал о закулисной игре, а его обходительность, которой он так славился, выглядит просто слабостью. К тому же за два года до этого он принимал активное участие в улаживании гакинггонского конфликта и имел прекрасную возможность изучить не только умение капитула плести интриги, но и методы борьбы с ними, используемые Ричардом. С тех пор монахи считали Уолтера Руанского своим врагом, и поскольку его авторитет их вовсе не устрашал, то 27 ноября 1191 года неожиданно и к ужасу Уолтера выбрали архиепископом Режинальда, причем в присутствии его самого и Иоанна, с которым все еще приходилось сотрудничать. Вопрос компетенции, то есть кто вправе выбирать, епископы или монахи, теперь можно было решить только в судебном порядке, и лишь вмешательство наивысшей инстанции избавило верховного юстициария и короля от неприятных последствий: Режинальд Батский умирает уже через месяц после выборов, и в течение 16 месяцев мы не слышим никаких упоминаний о новых выборах в Кентербери или об их подготовке. И только когда Ричард находился в плену, Саварик, тогда уже епископ Батский, начинает плести интриги, на этот раз выдвигая свою собственную кандидатуру на пост архиепископа. Но Ричард теперь идет в наступление, принимая усиленные меры предосторожности. И на сей раз выборы проходят по его сценарию, и уже хотя бы потому, что, в отличие от предыдущих, когда крестовый поход был в самом разгаре, возвращение Ричарда ожидалось со дня на день. Но и кентерберийские выборы 1191 года создали ряд трудностей, с которыми пришлось столкнуться тогда представителю Ричарда.

Лоншана упрекали в злоупотреблении властью, Уолтера Руанского в том, что он использовал ее не в полной мере, но общим знаменателем по отношению к ним обоим было то, что они не являлись идеальными кандидатами на эту должность. Поэтому нельзя упрекнуть Ричарда в непостоянстве лишь за то, что два года спустя он вновь производит смену правительства. На этот раз его выбор останавливается на Хьюберте Уолтере, которого он вновь наделяет одновременно высшей светской и духовной властью. И когда тот в 1198 году уступает свой пост верховного юстициария Готфриду Фитцу Питеру, своему подчиненному, то означало это не потерю им доверия Ричарда, а уступку воле нового папы Иннокентия III, который не желал больше вовлечения архиепископов в мирскую политику, и это нисколько не уронило авторитета Хьюберта Уолтера.

Таким образом, мы приближаемся к главному звену в цепочке мер предосторожности, предпринимаемых Ричардом — его семейной политике. Он не очень опасался, что Иоанн может лишить его английской короны. Главной заботой оставались континентальные владения — он был убежден: если Филипп решится напасть на него, то сделает это в союзе с одним из членов семейства Анжу. Причем выбирать тому приходилось между Иоанном и Артуром. Все мысли Ричарда, вероятно, были заняты этой проблемой, но ни современники, ни историки, видимо, не разглядели всей сложности вставших перед ним задач. Они заключались не только в назначении надежных сенешалей и в мероприятиях военного характера, но, прежде всего, в создании такой политической обстановки, которая бы лишала Филиппа возможности выбора. Мне кажется бесспорной целесообразность определения такого будущего союзника Филиппа, который представлял бы собой меньшее из двух зол. Но напрашивается вопрос, считаем ли мы Ричарда теоретически способным на осуществление этой политики и есть ли надежные доказательства того, что он действительно проводил ее, и в чем могло заключаться это наименьшее из зол.

Всегда неприятно поражало, что он, не назначив наследника, выступил в крестовый поход. Состоявшееся затем в Мессине провозглашение Артура престолонаследником дало повод упрекнуть его не только в упущении, но и в недальновидности. Правда, необходимо представить, к какому маскараду ему пришлось прибегнуть из-за Алисы: ведь его официальная невеста не была его настоящей избранницей, и свадьба с Беренгарией должна была состояться в ближайшее время, — впрочем, важнейшая мера для сохранения порядка престолонаследия, — перед нами уже как fait accompli (свершившийся факт). Так как безопасность Вексена зависела от продолжительности помолвки с Алисой, ему пришлось вести переговоры о заключении брака с другим семейством, в то время, как его официальная помолвка еще не была расторгнута. Эти переговоры были настолько хорошо засекречены, что ни один из летописцев не имел в своем распоряжении информации ни о времени их проведения, ни об их характере. Нам лишь известно, что Ричард перед самым началом крестового похода, в условиях крайнего дефицита времени все же совершил «экскурсию» на крайний юг своего государства, а именно, в графство Бигорр, где приказал повесить одного владельца замка, который ограбил паломников из Сантьяго. За этим следует сообщение о том, что 6 июня 1190 года Ричард был уже в Байонне. Нельзя не заметить, что в это время он находился в непосредственной близости от границы с Наваррой и, вполне возможно, истинная цель его поездки заключалась в завершении переговоров о браке во время встречи с королем Санчо VI. Приезд Беренгарии в качестве невесты к чужому жениху настолько же необычен, как и выступление короля в поход, который мог неизвестно чем закончиться, без назначения наследника престола. Однако между двумя решениями, касающимися семейной политики Ричарда и принятыми в Мессине, — о расторжении помолвки с Алисой и провозглашении Артура наследником — прослеживается определенная связь. Филиппу, пока он находился в Сицилии, нелегко было бы разжечь войну в Нормандии, а также войти в сговор и переманить на свою сторону английского престолонаследника.

И для Ричарда, очевидно, было крайне важно помешать Филиппу, пока тот еще находился недалеко от Франции, найти себе союзника в борьбе против него. Так, не торопясь с провозглашением наследника, можно было выиграть время. Выбор, павший на Артура и чреватый серьезными последствиями, был сделан, когда велись мирные переговоры с королем Танкредом после взятия Мессины, и нашел свое отражение лишь в приложении к имени племянника, которому предстояло жениться на дочери сицилийского короля. В письме, содержание которого передает Говден, не указывая на дату его написания, Ричард информирует Танкреда о результатах переговоров с его представителями. При этом в письме есть упоминание об «Arturum egregium ducem Britanniae, carissimum nepotem nostrum et haeredem, si forte sine prole nos obire contigerit» [54] . Об этом же идет речь и в его письме к папе Клементию, датированном 11 ноября 1190 года. То, о чем здесь говорилось как о само собой разумеющемся, а именно, о праве Артура на престолонаследие, было довольно спорным в правовом отношении, а с прагматической точки зрения — и вовсе абсурдным. Как можно было отдать предпочтение ребенку, которому было всего три с половиной года и которого французский король тотчас же постарался бы взять под опеку, как это уже случалось в прошлом, а не двадцатилетнему Иоанну? Никто не был готов увидеть в ребенке нелюбимого Готфрида и враждебной Констанции наследника королевства, и меньше всех Иоанн. Ведь именно его, а не Артура, который ни до того, ни после не чувствовал по отношению к себе заботу дяди, Ричард незадолго перед этим щедро одарил, так что летописцы и историки опять сделали из этого несколько поспешные выводы о его особенной любви к Иоанну. Когда Ричард в декабре 1189 года покинул Англию, во владении его брата находилось шесть графств, независимых в финансовом и правовом отношении, что затрудняло Лоншану осуществлять контроль над королевством. Во Франции же, напротив, у него было только маленькое, расположенное в центре Нормандии, графство Мортен, которому он и был обязан своим графским титулом. Французская граница была далеко. Его владения в Англии точно так же находились внутри государства, вдали от возможного места вторжения, в юго-восточном Кенте, и далеко от шотландской границы. Коль скоро Иоанна нельзя было интернировать — такая мера предосторожности была бы вопиющей несправедливостью по отношению к нему — то ему нужно было предоставить поле деятельности и определить сферу влияния. И Ричард был весьма далек от того, чтобы слепо ему доверять: замки, расположенные во владениях Иоанна, он сделал своими опорными пунктами, а тот должен был поклясться не посещать Англию в течение трех лет — именно столько Ричард предполагал находиться вдали от своего государства, как впоследствии и оказалось. Но весной 1191 года на семейном совете в Нормандии по ходатайству матери это условие, как известно, было отменено. При этом, вероятно, исходили из следующего соображения: если запретить Иоанну посещение Англии, то единственным местом его пребывания станет Франция, а это было весьма нежелательно. Должно быть, за него поручилась Элеонора, и ей действительно, некоторое время удавалось держать его в узде. Так у верховного юстициария Лоншана и его преемника появилась новая и весьма обременительна» обязанность, с которой необходимо было справляться. Таким образом, готовясь к крестовому походу, Ричард обстоятельно занимался Иоанном и, возможно, постепенно пришел к окончательному решению.

54

«Артуре высокородном герцоге Британском, дражайшем нашем племяннике и наследнике, если волей случая суждено будет нам умереть, не оставив потомства» (лат.).