Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Амбруаз в связи с этим приводит интересный разговор, который произошел в Иерусалиме между епископом Солсберийским и Саладином накануне отъезда Ричарда. В продолжение этой поистине куртуазной встречи мусульманский суверен спросил его мнение о нем и о короле Англии. Епископ сразу же выдвинул на первый план «рыцарские» качества своего суверена, его щедрость и храбрость, которые делали из него, в его глазах, лучшего рыцаря в мире. Саладин согласился, присоединился к мнению о его щедрости, но не поддержал его военную неумеренность, его сумасшедшее безрассудство, которому он не завидовал, предпочитая, будучи принцем, более мудрое и умеренное поведение.

«Саладин начал задавать ему вопросы о качествах короля Англии и спросил, что говорят христиане о его достоинствах. Епископ ответил: „Сир, что касается моего хозяина, я могу с уверенностью сказать, что это лучший рыцарь и лучший воин в мире; он либерален и полон хороших качеств. Я не осведомлен о наших грехах, но если бы можно было объединить ваши качества и его, можно было бы сказать, что в мире больше не найдешь подобных рыцарей, таких храбрых и таких доблестных". Египетский султан выслушал епископа и сказал ему: „Я это знаю, король очень храбр и дерзок; но он нападает как сумасшедший! Каким бы государем я ни был, я предпочел бы иметь либеральность и суждение в меру, чем дерзость без меры”»^{46 [893]} .

893

46 Ambroise, v. 12115.

Сочная речь Амбруаза требует, чтобы в конце этой главы было приведено еще раз суждение Саладина, знавшего толк в рыцарях. Он чудесно резюмирует в нескольких словах образ, который Ричард распространял на Востоке и, вероятно, также на Западе, образ в большей степени рыцаря, чем короля.

«И он сказал: „Я знаю, что король дерзок и смел;

Но сражается он так неистово!

Каким бы высоким принцем я ни был,

Я бы предпочел иметь

Щедрость и здравый смысл,

Чем дерзкое безрассудство"»^{47 [894]} .

894

47 Ibid., v. 12146-12152.

Амбруаз не единственный, кто передает нам этот образ. Арабские историки тоже свидетельствуют о репутации, заработанной королем на Святой земле, репутации щедрого и храброго рыцаря. Арабский хронист Абу аль-Фида утверждает, что мусульмане никогда не имели соперника или врага более достойного, более храброго и менее изворотливого, чем король Англии^{48 [895]} . Другой хронист, Баха ад-Дин, набрасывает его портрет, который, несомненно, понравился бы Ричарду, так как он ставит его на лестнице рыцарских ценностей над его сюзереном:

895

48 См. эту точку зрения Nanai, Abdul Majid, L’image du croisd dans les sources historiques musulmanes, Toulouse, 1997. P. 11-39.

«Король Англии был очень могущественным человеком в своей стране, человеком большой смелости и высоких качеств. Он участвовал в больших сражениях и был создан для войны. Стоя ниже короля Франции по размерам своего королевства и величине своего статуса, он был выше его своими богатствами, более знаменит и доблестен в сражении»^{49 [896]} .

КОРОЛЕВСКАЯ ЩЕДРОСТЬ

896

49 Baha ad-Din, перевод у Gabrieli F., 239.

Что такое щедрость?

В своем «Roman des eles», как мы помним, Рауль де Уден видит Доблесть (в смысле похвального поведения, достойного признания), летящей на двух крыльях — одно называется Щедрость, второе — Учтивость. По его мнению, именно практикой этих двух качеств можно быть оцененным по достоинству. Заметим мимоходом, что автор абсолютно умалчивает о военном смысле слова «доблесть», о чем мы говорили в предыдущих главах. Речь идет о чисто военном качестве, некогда присущем лишь обычной солдатне, к которой сеньоры, государи, короли приобщились, так как всевозрастающая милитаризация так называемого феодального общества заставила их более чем когда-либо смешаться с армией их рыцарей, что привело к зарождению военного товарищества, воспитанного в турнирах и сражениях.

Это товарищество, однако, никоим образом не упраздняет иерархический строй. Рыцарство, которое весь XII век пытается сплотиться в корпорацию элитного войска, — совершенно иное понятие. Как и все корпорации, образовывающиеся следом вокруг других, менее престижных профессий, рыцарство имеет своих хозяев или своих начальников (принцев и сеньоров), своих товарищей (рыцарей), своих «подмастерьев» (конюхов, оруженосцев, знатную молодежь, молодых аристократов, служащих «для оружия» родителю или другу семьи^{1 [897]} ), свой ритуал прохождения (посвящение), своих святых покровителей (святые воины Георгий, Меркурий, Димитрий, Мартин, Феодосий) и свои инструменты характерного труда («рыцарское» оружие, уже описанное). Как и все другие корпорации, но гораздо раньше, рыцарство старается закрыться, завербовать своих членов, сохранив посвящение только для сыновей аристократии й превратившись в кастовое общество.

897

1 О возможности вступления конюхов в рыцари см. Flori J. Les ecuyers dans la litterature francaise du XII sidcle, pour une lexicologie de la socidtd mddidvale // Et c'est la fin pour quoy sommes ensemble (Hommage й Jean Dufoumet). Paris, 1993, II, 579-591. Kohler, Sens et fonction du terme jeunesse dans la podsie des troubadours // Mdlanges R. Crozet. Poitiers. Poitiers, 1966, I, 567-583. Duby G. Au Xlle siecle: les "jeunes" dans la socidtd aristocratique // Annales E.S.C., 1964. P. 835-846; о «bachelers» см. Flori J. Qu'est-ce qu’un bacheler? // Romania, 96, 1975. P. 290-314.

Эта тенденция закрытия характерна и для других корпораций, образовавшихся в конце XIII века. У рыцарства она проявляется почти на столетие раньше. В этом нет ничего удивительного, речь идет здесь не об обычной профессии, а о военной обязанности, которая становится элитной, ознаменованной обрядом посвящения в рыцари все более и более почетным, почти ритуальным — в большей степени благодаря аристократии, чем Церкви, которая пытается навязать свои ценности. Посвящение, аристократические черты которого усиливаются в течение всего XII века, выполняет функцию публичного заявления о вербовке, официально подтверждает право ношения оружия на законной службе у вербующих правителей^{2 [898]} . Социальное развитие приводит к трансформации рыцарства, являвшегося благородной организацией в древнем и социо-профессиональном смысле этого слова (то есть' профессией, достойной и признанной) в собратство знати в социо-юридическом смысле (иными словами, в касту благородных). Этот последний смысл сохранится до сегодняшнего дня и приведет к забвению изначального значения рыцарства.

898

2 Coss, P. R., The Knight in the Medieval England, 1000-1400, Stroud, 1993, 31.

В эпоху Ричарда это движение лишь зарождается. Появляются первые его признаки. Теперь понятно, почему рассмотренная нами военная доблесть, происхождения в основном смиренного и подчиненного (речь шла о качествах, требуемых от солдат в римскую эпоху, как и всегда), была в значительной степени внесена рыцарством по мере его становления в аристократическую и дворянскую среду, дававшую ему новую кровь. Доблесть, иными словами, — это качество обычного солдата, которое стало в эту эпоху добродетелью благородного рыцаря.

Щедрость, наоборот, прошла другой путь. Государи были изначально распределителями, воинами-бенефициариями. Долгое идеологическое восхождение рыцарства (не будем говорить о социальном восхождении, довольно спорном^{3 [899]} ) позволило перенести это аристократическое качество в рыцарскую среду, сделав его одним из рыцарских достоинств.

Восхваление щедрости в литературе XII века, как трубадурами Юга, так и труверами Севера, как жонглерами, так и поэтами и авторами романов, было интерпретировано в социологических терминах превосходными медиевистами — и литературоведами, как и историками, если уместно провести это различие для эпохи Средневековья, поскольку невозможно заниматься историей, не углубившись в литературу, и понимать литературу без глубоких познаний в истории. Романист Эрик Кёхлер, а следом за ним и Жорж Дюби видели в этой похвале щедрости идеологическое утверждение настоящего «социального класса» — класса мелкого бедного дворянства, отстаивающего свою принадлежность к аристократии. Щедрость была феодальной добродетелью, необходимой для обеспечения поддержки социального порядка при помощи распределения богатств в пределах мира аристократии. Эта экономическая необходимость, которая предписывает королю или принцу помочь в нужде «бедным рыцарям», идеализирована, трансформирована в идеологию, в ценность, общую для аристократического рыцарства. Согласно Кёхлеру, эта щедрость, великодушие, которое не отличается от расточительности, была выгодна крупным вассалам и королевской власти, чтобы привязать к себе верность рыцарей. Это качество определяет общий идеал, прекращая трения между мелким дворянством и высокой феодальной властью, способствуя поддержке статус-кво. Куртуазное равновесие большей частью будет основано на этом качестве, которое имеет свое происхождение в мелком дворянстве, до того как будет принято, по причинам своевременности, высшей аристократией. Логично, что щедрость выглядит как выдающееся качество, и что ее основные бенефицианты располагаются в нижнем меньшинстве знати^{4 [900]} .

899

3 См. эту точку зрения Flori J. L’essor de la chevalerie, XI-XII s. Geneve, 1986, противоположную точку зрения Barbero A. L’aristocrazia nella societa francese del medioevo, Bolonge, 1987. и еще более крайнюю в: Barthdldmy D. Note sur le "titre chevaleresque” en France au XIe siecle // Journal des savants, janv.-juin 1994. P. 101-134; Barthdldmy D. Qu’est-ce que la chevalerie en France aux Xе et XIе siecles? // Revue historique. T. CCXC, 1, 1994. P. 15-74; настаивает на предыдущей точке зрения и пытается прийти к компромиссу, насколько это возможно, Flori J. Chevaliers et chevalerie au Moyen Age. Paris, 1998.

900

4 Cp. Kohler E. Observations historiques et sociologiques sur la podsie des troubadours // Cahiers de civilisation mddidvale, 7, 1964. P. 27-51. Kohler E. L’aventure chevaleresque Paris, 1970. Р. 9, 16, 35 etc; Duby G. Problemes d'economie seigneuriale dans la France du ХПе siecle // Probleme des 12. Jahrhunderts. Stuttgart, 1968. P. 161-167.

Это толкование, принятое сначала всеми, недавно поддалось критике после тщательного анализа текстов, разработка которых была возможна, а именно Артуровский роман^{5 [901]} . Щедрость, практикуемая Артуром, согласно романисту Д. Буте, выполняет главным образом политическую функцию, в большей степени, чем экономическую или социального перераспределения, как считал Кёхлер. Ее истоки следует искать не в мелкой знати или рыцарстве, а на более высоком уровне — королевском. Бедное рыцарство позже подхватило эту идею и обернуло ее в свою пользу по причинам социальным и экономическим, что доказывало достаточную силу принципа. Впрочем, эту тему можно встретить гораздо раньше XII века у авторов — «королевских зерцал» каролингской эпохи. Д. Буте видит происхождение щедрости в индоевропейской идеологии, которой были преданы англосаксонские писатели, собиравшие кельтское наследие.

901

5 Boutet D. Sur l’origine de et le sens de la largesse arthurienne // Le Moyen Age, 1983. P. 397-411.