Ричард Львиное Сердце

— Господь Наш Всеблагой! Помилуй их души! — воскликнул Эдгар и перекрестился.

Остальные повторили его жест, молча и мрачно разглядывая покойников.

— Когда собаки-сарацины четыре года назад взяли Сен-Жан д’Акру, они захватили в плен множество христиан! — проговорил Луи. — Не иначе, здесь нашли свою смерть некоторые из этих пленников. Сколько их тут? Десять, двенадцать... пятнадцать человек! Пресвятая Богоматерь! Помоги нам отплатить за их гибель!

И в это время один из воинов, вошедших вместе с рыцарями в страшный склеп, вскрикнул так, что Эдгар и Луи резко обернулись к нему, и даже невозмутимый Седрик удивлённо вскинул брови.

— В чём дело? — спросил он. — Привидение увидел? Или что?

— О... о... Он ше... ше-ве-лится! — завопил воин.

Все посмотрели туда, куда он вытянул трясущуюся руку с киркой. И увидали то, во что и в самом деле было невозможно поверить: одно из прикованных к стене тел дрогнуло, пошевелилось, и вдруг на чёрном, высохшем лице открылись живые, блестящие глаза!

Крестоносцы так оторопели, что на несколько мгновений застыли на месте. Потом Седрик и Эдгар одновременно сделали шаг к прикованному.

— Ты нас видишь, добрый человек? — спросил Седрик. — Ты слышишь наши слова? Кто ты?

Губы прикованного шевельнулись, из них вырвался слабый хрип.

Седой Волк нагнулся и поднёс ко рту узника свою флягу, с великой осторожностью влив ему несколько капель воды. И тогда они услыхали голос, очень тихий, но ясный:

— Слава Иисусу Христу! Я вижу лица людей!

Узник говорил по-французски, но с заметным акцентом, и это означало, что он находится в совершенно здравом уме: не то он не понял бы, на каком языке к нему обращаются и не отвечал бы на нём.

— Как тебя зовут? Откуда ты? — снова спросил Седрик, и его голос непривычно дрогнул.

— Моё имя Григорий. Я — монах с Афона... Лекарь... Приехал сюда, чтобы... чтобы лечить больных... Я — византийской веры, но меня благословил отец-настоятель... Сказал, что на Святой Земле, у Гроба Господня между христианами не может быть споров... Потом меня взяли в плен магометане, когда этот город был ими взят. Я... был среди госпитальеров, что лечили раненых и... и не оставили их, когда все отступали. Мне предложили уйти, потому что я не крестоносец... но... я остался. Они... они хотели, чтобы мы отреклись от имени Господа и приняли их веру. Никто не согласился. И нас замуровали здесь. Раз в день сбрасывали лепёшку и спускали кувшин воды. Мы делили всё до крошки, до капли... И молились. Потом стали умирать. И... я остался один! В последнее время никто уже не спускал сюда воду и пищу — я мог только слизывать влагу со стен — её много течёт сквозь камни... Я молился Пресвятой Богородице, чтобы пришли люди и чтобы я мог сказать... о том, что мне открылось здесь...

Узник говорил всё тише, судорожно глотая воздух, и слушавшим начало казаться, что он бредит. Но вдруг он снова очень ясно произнёс:

— Мне нужно увидеть короля Англии Ричарда. Я хочу сказать, что его ждёт, и что он должен будет сделать.

— Ничего себе! Это не похоже на бред! — вырвалось у Эдгара.

— Постойте-ка! — прошептал между тем Луи. — Что это так трещит? И... Может, я от всего этого схожу с ума, но сдаётся мне, что стены этого колодца стали двигаться!

И тут все увидали, как камни стен, противоположной той, к которой был прикован Григорий, действительно пришли в движение, стали медленно расползаться, и меж ними потекли струйки земли, а в своде, по краям закрытого створками отверстия, появились длинные трещины, и сам свод стал вздрагивать и словно бы опускаться.

— Башня рушится! — крикнул Седрик, первым пришедший в себя. — Наша ловушка сработала раньше, чем мы ожидали. Прочь! Все прочь отсюда, или нас раздавит, как лягушек! Эдгар! Быстро разбивай эту цепь!

Кузнец перевернул кирку тупой стороной и ударил по одному из ржавых звеньев с такой силой, что оно разлетелось пополам. Седрик подхватил монаха на плечо и ринулся к проходу, в который уже пролезали его спутники.

Они бежали по прорытому ими подземному ходу, а сверху на них струями текла и осыпалась земля. Башня содрогалась, оседая и проваливаясь, как старый пень, под которым кроты изрыли землю.

Когда землекопы выбежали в ров, навстречу им кинулись перепуганные оруженосцы:

— Из стен падают камни! — кричал Ксавье. — Одна стена башни треснула и из неё выпал огромный кусок! А сарацины наверху вопят так, будто они уже в аду...

— Там они и будут! — крикнул Эдгар, поворачиваясь к мрачному силуэту Проклятой башни и потрясая над головой сжатыми кулаками. — Вот вам, губители христианских душ! Получили!? Вот вам!!!

С равнины донёсся звук рога. Воины Ричарда Львиное Сердце, увидав, как на их глазах разрушается Проклятая башня и падает одна из примыкающих к ней крепостных стен, чуть отступили, чтобы не попасть под падающие камни, но ожидали возможности вновь идти на приступ. Теперь их натиск мог быть уже не бесцельным!

— Вперёд! — закричал Седрик, подхватывая одной рукой своё оружие и кольчугу, другой продолжая бережно прижимать к себе почти невесомое тело христианского мученика. — Мы должны увидеть короля! Кто знает, сколько сможет протянуть бедняга-монах?.. Вперёд!

Глава десятая Пророчество

В то время, как отряды англичан штурмовали Проклятую башню, а девять землекопов прорывали тоннели, чтобы её разрушить, со стороны порта более суток продолжался упорный бой, который вели французы во главе с графом Анри Шампанским. Мушиная башня была в полтора раза ниже Проклятой и не столь хорошо защищена: в ней было меньше бойниц, а ограждение её верхней площадки, достаточно низкое, позволяло стрелять по этой площадке из больших луков. Однако ров в этом месте был шире, чем с восточной стороны. Он подходил вплотную к башне и окружающим её стенам, а на стенах, мощных и широких, были установлены камнемётные машины. Но всё это не только не остановило французов, но лишь ещё больше подняло их боевой дух. Они совершали атаку за атакой, при каждом наступлении успевая сбрасывать в ров мешки с песком, камни и обгорелые доски — останки своих осадных башен, сожжённых ещё прошлой весною. В конце концов в нескольких местах ров стал достаточно проходимым, и вперёд бросились таранщики. Они, конечно, не рассчитывали пробить стену: при её толщине и мощи это едва ли представлялось возможным, но отвлекли на себя внимание защитников Мушиной башни, в то время, как несколько десятков воинов установили осадные лестницы по обе стороны башни. Эти лестницы примерно на туаз не доставали до верха стены, и благодаря этому сарацины не могли отталкивать и опрокидывать их сверху. Французы взбирались по ним вереницей, верхние хватались за край стены, подтягивались и оказывались наверху. Со стены было довольно легко перебраться на башню, а потому Али аль-Фазир поспешно приказал своим воинам разрушить перекидные мосты, соединяющие эту часть крепостных стен и весь портовый бастион с остальными башнями. Падение Мушиной башни ещё не означало падения крепости, однако если французы закрепятся на ней, порт будут контролировать они, да и овладение крепостью станет уже вопросом времени...

Но вскоре шейх аль-Фазир получил известие, которое заставило его забыть о том, что происходило прямо под его ногами. Он стоял на верхней площадке Мушиной башни под защитой одного из её зубцов и наблюдал за очередной волной штурма, когда примчался его вестовой Рамиз-Гаджи и, задыхаясь, крикнул:

— Неверные псы сумели разрушить основание восточной башни! Стены дали трещины и разрушаются! Рухнула и часть восточной стены! Ещё немного, и они с востока войдут в город!..

У командующего вырвался целый залп проклятий, он воздел руки к небу и тут же уронил их, словно понимая, что чуда, о котором он хотел просить, уже не произойдёт... Впервые этот опытный и непреклонный воин оказался перед обстоятельствами, которые обрекали его на поражение. Он знал, что его гарнизон и весь город уже два месяца голодают, и им неоткуда ждать подмоги. Подвоз продовольствия с моря прервался давно: корабли христиан захватывают или топят большинство судов, и теперь никто из магометанских мореходов не рискуют подходить к берегам Акры. Армия султана Салах-ад-Дина ещё в прошлом году подступила почти вплотную к лагерю крестоносцев, однако те сделали несколько удачных вылазок и доказали, что нападение на них приведёт к страшным жертвам. Мамелюки султана возроптали и стали требовать, чтобы он отвёл войска от Птолемиады. А тут ещё стало известно, что в Палестину вступили отряды германцев, и они вот-вот тоже будут под стенами Акры. И неустрашимый Саладин устрашился! Он словно позабыл, что Фридрих Барбаросса погиб, а его сын Генрих довёл до арабских земель всего около пяти тысяч крестоносцев. Стотысячная армия султана отступила и укрылась в горах Каруба, не собираясь возвращаться. А теперь ещё прибыли армии франков и англичан, и этот сумасшедший король, который верхом гарцевал под стенами самой неприступной акрской твердыни, будто призывая на себя стрелы... Он казался и впрямь безумцем, но нет, то было, выходит, не безумие, а хитрость: отчаянные и на вид совершенно бесполезные атаки англичан лишь отвлекали защитников гарнизона, в то время как наступающие каким-то невероятным образом сумели разрушить фундамент Проклятой башни!

— Ступай назад, Рамиз! — приказал шейх Али. — Если стена рухнет, и враги Аллаха пойдут на приступ, постарайтесь хотя бы задержать их.

Он проводил глазами юношу, которого, как он сам прекрасно понимал, только что послал на верную смерть, и с высоты Мушиной башни ещё раз окинул взором крепостные стены и город. Надежды нет! Воины в страхе и унынии. Он не раз и не два уже слышал их речи о том, что Аллах отвернулся от своих верных сынов...

Али-аль-Фазир вновь посмотрел на восток и содрогнулся: на его глазах от верхней части Проклятой башни отломился громадный кусок, будто невидимый чудовищный топор рубанул по ней сверху и наискосок... Часть площадки и стены со страшным грохотом, который был слышен даже на большом расстоянии, рухнул на прилегающую к башне стену, сметя с неё десятка два воинов, и оставив в стене огромную выщерблину.

— Аласар! — подозвал шейх одного из воинов, который вместе с другими пытался достать стрелами франков, вновь тащивших к Мушиной башне свои приставные лестницы. — Сними свой пояс, он у тебя белого цвета... Привяжи его к копью и спустись к франкам [39] . Ты ведь знаешь их язык. Рамиз знает лучше, но я отослал его... Скажи тому, кто ими командует, что мы просим прекратить штурм. Мы сдаёмся. Эмиру я тоже пошлю сообщить об этом. Я знаю — он не станет возражать. Скажи франкским вождям, что я прошу принять меня в их лагере, чтобы обсудить условия сдачи города.

39

Франками мусульмане называли вообще всех христиан.