Ричард Львиное Сердце

— Слушаюсь, повелитель! — ответил Аласар и, бросив свой лук, принялся поспешно разматывать пояс. В его чёрных глазах сверкала сумасшедшая радость, которой он и не пытался скрыть. Он тоже не хотел умирать!

Не прошло и получаса, как над стенами крепости и над равниной протрубили рога, и задолго до полудня шум сражения повсеместно стих. Граф Анри Шампанский, успевший прочно занять часть западной стены со стороны порта, не стал отводить своих рыцарей, но велел закрепиться на новых позициях: чем закончатся переговоры, сказать трудно, а отказываться от достигнутого успеха было бы просто смешно!

Не отступили от полуразрушенной восточной башни и англичане. Они лишь отошли на безопасное расстояние, потому что оседание Проклятой башни могло продолжиться. Часть воинов и рыцарей, однако, вернулись в лагерь, и с ними вместе — король Ричард. Едва стало известно о том, что комендант Акры предлагает переговоры о сдаче города, Ричарда охватил порыв ликования — он верил в успех своего дерзкого плана, но не ожидал таких скорых результатов. Однако спустя короткое время силы покинули короля — приступ лихорадки, самый жестокий за всё время болезни, свалил его с ног, и он не сумел даже сесть в седло — рыцари, испуганные этой внезапной, столь необычной слабостью могучего монарха, соорудили носилки из копий и плаща и отнесли своего предводителя в его шатёр.

— До чего же ты довёл себя, сумасшедший мальчишка! — воскликнула, не войдя, а попросту вбежав в шатёр, королева Элеонора и склонилась над сыном.

По лицу, шее, плечам и рукам Ричарда струями стекал пот.

— Не воображайте, матушка, что я умру, и вы станете править Англией в одиночку! — проговорил король, стараясь не стучать зубами и пытаясь улыбнуться.

— Очень мне нужно на старости лет возиться со страной, в которой ты, а ещё раньше твой отец натворили столько глупостей! — в тон ему вскричала Элеонора. — А потом, неужто ты позабыл, что за тобой, если ты вздумаешь умереть, трон наследует твой младший братец, заносчивый дурак, гордец и трус? Если уж я так говорю о собственном чаде, то оно того и стоит... Ты не самый лучший король, какой может быть, но ты всё же куда лучше старухи, которой пора подумать о спасении души, и молодого надутого глупца! На-ка вот, выпей: эту настойку мне дали в монастыре Святой Троицы в Кентербери. Монахи уверены, что от лихорадки она помогает лучше других лекарств.

С этими словами женщина опустилась на колени возле постели сына, приподняла ему голову и поднесла чашку, куда налила из пузатой глиняной бутыли густой ароматной жидкости.

Ричард глотнул раз, другой, допил всё до конца, и дрожь в его теле и впрямь почти сразу унялась.

— Хорошая штука! — теперь он уже улыбнулся по-настоящему. — Крепкая, как вино. Можно ещё, а, мама?

— Я бы не советовала. Те же монахи сказали, что, если выпить этой штуки слишком много, можно впасть в буйство. А ты и так бываешь буен, Ричард! Утром выпьешь ещё чашку. А сейчас лежи спокойно и гони вон всех своих рыцарей. Условия сдачи города отлично обсудит и Филипп-Август. Воевать он не мастак, зато очень хорош, когда ему сдаются... Сейчас придёт Беренгария — я попросила её подогреть для тебя вина.

Львиное Сердце нахмурился:

— Вот это зря! Не очень бы я хотел, чтобы молодая жена видела меня в таком состоянии... Ещё подумает, что вышла замуж за хилую развалину!

Элеонора искренне рассмеялась:

— Правду говорят, что чем сильнее и отважнее мужчина, тем дольше он остаётся ребёнком. У тебя было столько женщин, а ты их вовсе не знаешь! Женщины любят восхищаться подвигами. Но не меньше того любят жалеть, сострадать, перевязывать раны и прикладывать к горячему лбу возлюбленного влажный платок. Важно только давать им возможность чередовать одно с другим. Успокойся: увидев тебя таким, эта девочка влюбится ещё сильнее!

Решительная королева не только посоветовала сыну «гнать вон всех рыцарей», но и отдала приказание охранявшим шатёр воинам, чтобы к королю никого не впускали. Однако едва ли нашёлся бы такой караульный или даже дюжина караульных, которым удалось бы не пропустить куда-то Седрика Сеймура. Он попросту отшвырнул от входа в шатёр троих или четверых воинов и вошёл.

Ричард в это время только что задремал. Рядом с ним находились лишь две женщины. Юная королева Беренгария пристроилась возле его постели прямо на ковре и нежно положила голову на плечо мужа. Её чёрные, как уголь, волосы широким плащом укрывали могучую грудь короля. Элеонора сидела в кресле, возле небольшого стола и читала, доказывая тем самым, что по-прежнему обладает хорошим зрением: на столе горела лишь одна свеча в маленьком бронзовом подсвечнике.

Когда из-за полога послышались возмущённые вопли стражи, и в шатёр вошёл старый рыцарь, Беренгария тихо ахнула, а Элеонора быстро обернулась к вошедшему и даже едва не вскочила с кресла, но удержалась.

— Что это такое?! Что это значит, сир Седрик? Как вы посмели?..

Седой Волк, увидев бледное, влажное от пота лицо Ричарда и испуганно расширенные глаза Беренгарии, слегка смутился и заговорил почти шёпотом:

— Право, я не хотел бы быть грубым, ваши величества! Однако есть одно важное дело, которое нужно довести до ушей короля... Мне сказали, что он сильно захворал, да я и сам это уже вижу. Вот и думаю теперь, возможно ли его разбудить ради того, чтобы он услыхал нечто важное, чего завтра может уже не услышать?

— О чем вы, мессир? — так же тихо спросила Элеонора.

Седрик коротко рассказал об узнике-монахе, которого он и молодые французские рыцари нашли в темнице под Проклятой башней и о его желании увидеть английского короля и рассказать нечто важное.

— Может, это его бредовое видение, но очень может быть, что и нет! Ведь он единственный выжил в этом страшном склепе, да ещё в последнее время жил без пищи и почти без воды. Не зря же Господь дал ему на это силы, и, возможно, ему действительно явилось некое откровение. А жизнь его висит на волоске, это и наш лекарь подтвердил, так что если ждать, скажем, до вечера либо до утра, пока король проснётся, то может оказаться поздно!

Элеонора Аквитанская раздумывала всего несколько мгновений. Она подошла к постели сына, слегка отстранила Беренгарию и осторожно положила руку на плечо спящего:

— Ричард! Проснись!

Король открыл глаза и обвёл шатёр стремительным взглядом.

— Ба-а-а! Наш герой явился! Сокрушитель вражеских башен и колебатель крепостных стен! Не иначе как вы пришли за заслуженной наградой, мессир, а?

— Он пришёл не за этим, — возразила Элеонора. — Ради этого ни он, ни тем более я не стали бы тебя будить. Послушай...

И Ричард Львиное Сердце услыхал только что поведанную Седриком историю, на этот раз из уст своей матери.

При всей своей кажущейся резкости и беспечности король был на самом деле человеком, вовсе не чуждым мистического настроения. И хотя он далеко не всегда был усерден в молитве, его вера была глубокой и искренней. Поэтому сообщение Седого Волка он воспринял более чем серьёзно.

— Вы говорите, монах совсем слаб и истощён? — произнёс король, нахмурив брови и привставая на постели. — Так не добьёт ли его лишнее напряжение? Может быть, ему лучше будет поспать, а уже потом говорить со мной?

— Он может не проснуться, ваше величество, — сказал Седрик.

— Ну что же... Тогда, Беренгария, подай-ка мне одежду. Я, пожалуй, сяду в кресло, не то представьте, какое будет зрелище: умирающего монаха приносят к немощному королю, и они беседуют, лёжа друг против друга! Нет уж! Ступайте, ступайте за этим бедным страдальцем, мессир, а я пока приведу себя в пристойный вид.

Вскоре носилки, на которых заботливо укутанный плащами рыцарей лежал монах Григорий, внесли в шатёр английского короля.