Ридер
Шрифт:
– Нету дома. Села нет. Ничего нет. Пожгли. Одна судьба теперь. Воевать.
И такая неизбывная тоска была в этом! Спорить не стал. Но себе отметил, что может же быть другая дорога в этом мире. В конце концов, слышал, что на соседних территориях есть купцы. Да и оружие кто-то делает. Надо будет подкинуть парню идею. Да и самому поискать по перспективнее будущее.
Близился час Икс. К вечеру мы должны были подойти к вражеской цитадели. А утром получить ценные указания, что делать. Остога, как вернулся из шатра Ноа в памятный день моего первого боя, так и пребывал в
Его распоряжения были редкими и четкими: “Спим рядом с меер. Оружие иметь под рукой.”
Или: “С краю не располагаемся. Держаться ближе к обозам”.
Для меня было загадкой, что сможет сделать придремавший около костра часовой. Один на весь лагерь.
Второй бой случился не по планам нашего ноа. Противника мы жаждали увидеть только около крепости. И не ранее чем через день. А они случились снова ранним утром. В этот раз мы не успели даже толком проснуться.
Ржание меер разбудило меня. Оно сопровождалось еще и активным боданием коричневой головы. Спросонья, конечности плохо слушались. Может подсознание было по талантливее меня, но в таком состоянии я все делал автоматом. Принял первый удар, стоя на одном колене. Отдача, волною прошлась по всему телу, разгоняя адреналин по крови. Меч врага соскальзывает по моему и с силой входит в землю. Этого мне хватает, чтобы хорошенько прорезать ему бедро, что маячит аккурат напротив глаз. Его вой вплетается в общий шквал криков. Он не боец, но меч противника все же откидываю подальше.
Передо мной еще двое. Новый всплеск адреналина. Становится даже весело. Опять принимаю удар одного мечом. А вот второй меч принять не чем, кроме как самим собой любимым. Но неминуемого удара не происходит. Вдруг второй патлатый соперник получает мощный удар в бок и улетает куда-то в гущу сражения. Мы с первым даже зависаем, пока не понимаем, что это мой меер. Кысь, со злобным шипением поворачивается к тому, с кем я сейчас изображаю застывшую скульптурную группу. Потом ловко разворачивается задом и смешно елозя толстой попой оборачивается на нас. В прищуренных ореховых глазах отражается какой-то активный процесс. Да он просто целится так!
– озаряет меня. Озаряет и моего врага. Он с тонким писком расцепляет наши мечи, чтобы ударить Кыся. Дальше как в тумане.
ОН. ХОТЕЛ. УДАРИТЬ. КЫСЯ. Мой вопль, пожалуй, слышали все. Яростно, пользуясь мечом как дубиной, надавал чуваку ударов куда пришлось. Когда тот упал, я остановился оглядываясь. Битва утихала и смещалась в сторону шатра Ноа. Накануне, подлец Ноа Тоа, увидев наши попытки останавливаться в центре, отправил нас за обозы. То есть на самый край. Поэтому мы приняли основной удар. Взгляд стал искать своих. Вот сидит Валио и один из близнецов. Вот Остога прихрамывая идет к повозкам. Второй из близнецов уже во всю занимается мародерством, шаря по карманам убитых. Даже Кысь бегает среди стихающего хаоса, угрожающе подвывая в голос. Хотя другие мееры предпочитают держаться подальше во время сражений. Но нигде нет Варна.
Его я нашел ближе к основному стану.
– Варн! Дружище! – не верилось, что этот неутомимый и неубиваемый парень просто лежал, беспомощно уткнувшись в землю.
– Оставь его, – устало сказал Остога. – Он не жилец. Как тан говорю.
Мне было плевать на танов и в целом на всю эту шихову междоусобицу. И если смысл драк и
сражений едва улавливал, то ценность жизни точно знал. Это установка моего мира. И не вам ее переделывать, уважаемый капитан.У меня появилась цель в этом мире. А когда у меня появляется цель, то препятствий не существует!
Вот уже стою на коленях над Варном и ищу раны. Синяк на скуле и распоротая от бедра до низа нога, откуда хлещет кровь. Перетянуть ногу ремнем. Еще минуть пятнадцать мечусь по полю, требуя травницу. Нахожу старую женщину со вселенским пофигизмом и незамутнённым переживаниями разумом.
– Идемте. Там раненый. Да скорее же! – но удается добиться от нее только мешочек высушенной в труху кровоостанавливающей травы. И тут понимаю, что скорой помощи не будет. Не приедет она сюда, в баальбекские леса. Все! Вызовы в этот мир не принимаются. И здесь я самое медицински подкованное лицо.
Дальше жизнь потекла в мареве безумия. Вот я отрываю рукава от своей рубахи и накладываю на рану, бессвязно шипя: “Потерпи, братан. Мы им всем! ... Мы их всех...!”
Вот кипячу воду и завариваю гадость, данную старой травницей, чтобы пропитать повязку. Спускаются сумерки, а я шарюсь по ближайшей проселочной дороге выщипывая крохотные листики растения, напоминающего подорожник, молясь, чтобы это был его местный аналог. Утром меня осеняет, что в куртке осталось пол пачки аспирина. И жизнь начинает играть новыми красками. На следующий день Варн ненадолго приходит в себя.
– Витер! – отводит меня в сторону Остога. – Послушай. Был приказ Ноа и завтра выдвигаемся домой. Я потяну время, как смогу, чтобы уйти последними. Но, ты понимаешь, что ты останешься здесь один с ним? На приграничной территории.
– Понимаю. Но Варн прикрыл меня. Моя очередь сделать все для него. Как сделал бы для тебя, Остога. А иначе… Зачем это все? – кажется, от недосыпа, сказал это вслух, судя по потемневшему лицу командира.
– Ших с тобой, – обозлился тан и резко развернувшись пошел к костру.
Побрел и я выполнять священные функции сиделки. Сменить повязки. Для этого отстирать, прокипятить и вымочить их в отваре. Сварить что-нибудь лечебное. Отвести в кустики Варна. Это занимало много времени, сил и все мое внимание. Как сиделка я был более успешен, чем воин. Использовал все методы. Даже помню момент, когда шептал наши, земные молитвы, глядя в незнакомое звездное небо, сидя перед костром. Дошел и до того, что нашептывал нечто шаманское на повязки типа «заживай скорее, прошу тебя». И наше русское «у собачки боли, а у Варна заживи». И потому как бормотал это на исконном русском, то стали поглядывать на меня пугливо и уважительно. Градус уважительности и пугливости возрос, когда Варн резко пошел на поправку на четвертые сутки. Здоровый организм, после нескольких часов накануне на грани, решил справиться с этим испытанием. И Остога не подвел с задержкой.
Уходили последними. Я помог сесть в седло исхудавшему Варну. Шатающийся воин сев, вцепился в свою меер, но усидел. И началась долгая изматывающая дорога домой. Это было еще хуже, чем в тот раз, когда только попал сюда. Никто не шутил и не смеялся.
Мы тащились еще медленнее, чем повозки. Старая лекарка, приписанная к обозам все время смотрела на меня неодобрительно, поджав губы. Подозреваю, что большинство воинов скопытилось именно из-за ее привычки не мыть руки. Уговорить упертую каргу разместить товарища в телегу удалось только через несколько часов.