Рифейские горы

Он целовал внутреннюю сторону руки, там, где была особенно нежная кожа, а другая рука ласкала открытую шею. Айна со вздохом прикрыла глаза, задышала неглубоко и часто. Пускай, пьян, пускай. Она уже знала, что Лидас так поступает из страха быть отвергнутым. А сейчас его не хотелось прогонять почему-то.

– Моя горячая... Моя... сладкая, моя милая Айна... Прости меня... Прости, я не думал совсем...

Айна не дала ему договорить, поцеловала прямо в губы - сама!
– быстрым лас-кающим поцелуем.

Лидас толкнул её спиной вперёд на высокую подушку у изголовья, сам придвинул-ся ближе. Чувствуя его руки, вес его тела на себе, Айна закрыла глаза, откидываясь головой на подушку.

Лидас в последнюю минуту вспомнил про телохранителя, но Айна опередила его странной просьбой:

– Пусть останется. Я хочу, чтоб он остался...

Айвар стоял как раз напротив, с места не мог сдвинуться, - после этих слов!
– и госпожа глаз с его лица не сводила, смотрела с нескрываемой мстительностью во взгляде, с улыбкой на полуоткрытых влажных губах.

Она мстила за непокорство! За то, что не видела обожания в его глазах! За то, что он отказывается от того, что предлагают ему с такой настойчивостью!

Или она показывает тебе, как надо вести себя с ней? Потому что знает, что сам ты ещё ни разу не был близок с женщиной.

Да! Она просто играет с тобой! Забавляется твоей неопытностью, твоей неиску-шённостью, твоей растерянностью и смущением.

Но зачем мстить именно так? Зачем?

Айна видела, что он отводит глаза, старательно смотрит мимо них, видела, как он покраснел от стыда и смущения. Ей хотелось смеяться. Он видел её в минуты близо-сти с другим мужчиной, и под этим взглядом каждое её движение, каждый поцелуй становились более страстными, более сильными. Она делилась своей страстью не только с мужем, своим взглядом она точно приглашала этого неопытного мальчика поиграть с собой. Пусть видит, чего он лишает себя.

Никогда ей ещё не доводилось так играть с мужчиной, с молодым, красивым, с неопытным мужчиной. Нравилось чувствовать себя властной, красивой, способной на то, чего раньше в себе даже предположить не могла.

Да, именно об этом говорила Дариана! Вот она, власть женщины! Вот она, её сила! Стоит только увидеть этот страстный блеск в глазах варвара. Он хочет тебя, он тоже тебя хочет, так же, как и другие, как все, кого ты знаешь. Вот, пусть и мучается те-перь от неутолённого желания, негодный мальчишка...

Лидас касался губами шеи, возле самого уха, шептал что-то нежное и приятное на слух. Айна его почти не слушала. Только один мужчина занимал сейчас её мысли и чувства, этот варвар, которого так приятно было изумлять своей откровенностью, своим бесстыдством.

Прикрыла глаза, подставляя губы для поцелуя, а когда глянула снова, телохраните-ля уже не было. Сбежал! Приказ нарушил!

Айна рассмеялась. Добилась, добилась своего! Довела до последней капли.

– Иди... Иди ко мне...- прижала голову Лидаса к груди, запуская пальцы в волосы на затылке.

* * *

Она уже начала ходить по комнате, дня три как поднялась, по сообщению Альвиты, и теперь при виде Кэйдара попятилась, настороженно глядя исподлобья. В руке простой костяной гребень, волосы переброшены на правое плечо мягкой золотой волной почти до середины бедра.

Кэйдар долго молчал, разглядывая рабыню. Этого пристального внимательного взгляда боялись все слуги в доме, начинали глупо нервничать, вспоминая все свои грешки и проступки. Эта же виэлийка оставалась спокойной внешне, прикрываясь волосами, смотрела сквозь них без страха быть наказанной.

– Почему ты не сказала никому?- спросил прямо в лоб, как говорится, но даже этот вопрос её не смутил.

– А зачем?

– Это был мой ребёнок! Ты не имела права молчать...- он пошёл к ней, но Ирида отступила, отпятилась спиной к стене.

– Пока он во мне, он только мой. Кто, кроме меня, может решать, жить ему или нет?- в каждом слове, в каждой нотке голоса вызов, и даже во взгляде.

– Думаешь, я разозлюсь и отправлю тебя на кухню или отдам в прачки?- усмехнул-ся, довольный собственной догадливостью.

– Мне всё равно, что со мной будет!- вскинула голову, будто ростом хотела стать повыше. Он поймал её за подбородок, держал крепко, не освободиться.

– Неужели?

Рука его, другая, от низа живота и вверх по груди поднялась до открытой шеи, легла на затылок, сильно запрокидывая голову, так, что даже рот приоткрылся. Впил-ся в губы так, будто душу хотел выпить этим поцелуем. Девчонка забилась, ударила руками в грудь, корябая через ткань паттия зубами гребня.

– Ну?.. Неужели... всё равно?..

В глазах её плескались ужас, отвращение и беспомощность.

– Не бойся! Я не трону тебя, пока не трону.- Улыбнулся, отпуская. Рабыня отступи-ла вдоль стены до самого столика, но так не было ничего, чем можно было бы защи-титься, только плоская миска с фруктами, вода в высокой кружке без ручки.

– Стина, - он назвал имя одной из наложниц,- со дня на день должна родить. По всем приметам это будет мальчик. Тогда, может быть, я вообще тебя больше не трону... Если, конечно, не соскучусь именно по тебе.

– От меня вы ничего не дождётесь! Я лучше с лестницы брошусь, чем...- не дого-ворила, опустила голову.

– Чем что?- смотрел на неё с улыбкой, будто лепет ребёнка слушал.

– Чем змеёныша вынашивать! Да ни за что на свете!- она глазами сверкнула гневно, с ненавистью.

– Так вот как ты, значит, к господину своему относишься,- Кэйдар головой пока-чал.- Этот змеёныш - твой шанс получить свободу, плата за волю.

– Мне не нужна воля за такую плату!- выкрикнула ему в лицо Ирида с тем отчаян-ным бесстрашием, с каким отказалась тогда за ужином снять с себя одежду.

Кэйдар рассмеялся, удивлённо вздёргивая правую бровь. Отчаянная девчонка, смелая до глупого. Не боится говорить прямо в глаза всё, что думает.

– Тебя в следующий раз будут держать под постоянным присмотром. Я обязательно распоряжусь... Ты его первая увидишь, когда он родится, а потом я посмотрю: смо-жешь ли ты его убить... Вы, женщины, глупые, как все самки, за детёныша готовы под стрелы лезть. Так что не надо говорить того, чего сама не знаешь.

– Это я-то не знаю?- в порыве возмущения Ирида сама шагнула ему навстречу.- Я уже чувствовала его в себе! Да, вам, мужчинам, никогда не понять этого. Но смерть его не на мне, она на вашей совести!