Рифейские горы

– Да, я видел, как их подчиняют,- усмехнулся с горечью.- Брошенные на берегу младенцы, изнасилованные женщины...

– Ты смеешь упрекать меня, раб?- Айна отступила, убирая руки.- Разве кто-то давал тебе на это право?

– Я жду приказаний, госпожа. Если их нет, я пойду переодеваться.- Таким тоном с ней ещё никто не разговаривал. "Да как он смеет?! Кто ему позволял так вести се-бя?"- ладонь выбросила даже неожиданно для себя самой. От второй пощёчины варвар уклонился, спросил:

– Это всё? Я могу идти?

Вышел, не дожидаясь её разрешения.

"Грубое животное! Варварская кровь! Таким голосом со мной... Да я высечь тебя прикажу! И посмотрим ещё, как ты после этого заговоришь... Варвар!- сидела на краю ложа, зажав руки в коленях, слёзы возмущения и гнева превратились в слёзы обиды и одиночества.- Лидас! Где мой Лидас? Ты один меня любишь. Только ты готов на всё ради меня..."

* * *

– Их кормили хлебом из гнилой муки. Плесень даже на рыбе,- Лидас надломил белую хлебную лепёшку, долго смотрел на пористый излом будто мог плесень уви-деть на хлебе, подаваемом к столу Императора.

– В такую погоду неудивительно,- Кэйдар хмыкнул, чуть взмахнул рукой, подавая слуге знак: долить вина в бокал.- Но если работы нет, то и кормёжка не обязательна в обычном виде. Они же не работают во время дождя?

– Нет. Строительство приостановлено, но Миид сказал: выгоняли на отсыпку насы-пи, наращивали дамбу. Это тоже работа, нелёгкая работа.

– Надо устроить показательную порку. Или казнить каждого пятого,- посоветовал Кэйдар.- Ты распорядился насчёт беглых?

– Пятеро до сих пор не найдены.

– Куда они денутся в горах в такую погоду? Без еды, без оружия, без проводников.

– Их ищут. Охрана уже навела порядок. Я сам всё лично проверял перед отъездом,- при этих словах Кэйдар усмехнулся. Для него авторитет зятя мало значил, и своего отношения он не скрывал. Лидас поджал губы, нахмурился, но вслух ничего не ска-зал, отвернулся, беря с блюда маленькую булочку, политую сладким сиропом.

Айна сидела чуть в стороне и внимательно, с непонятным интересом разглядывала мужа. Черноволосый и белокожий, как и она, этим он очень напоминал потомствен-ного аристократа. Тёмно-карие глаза, открытый лоб, на него падала одна только прядь и, подсыхая, дерзко вилась. О, Лидас постоянно воевал со своими кудрями. Он носил волосы чуть длиннее принятого у аэлов стандарта моды и, сколько Айна его знала, постоянно мучился с ними, пытался разгладить, уложить в причёску. Но влаж-ный гребень помогал мало, равно как и подслащенная вода.

Он старше Кэйдара на два года, а её - на все четыре, но так не скажешь. Лицо молодое, высокие скулы и всегда гладко выбритый подбородок. Лидас следит за собой, настоящий чистюля. Вот и сейчас, сразу же с дороги приказал приготовить себе ванну и только после вышел к ужину.

Он очень редко улыбается, это Айна поняла лишь в эту минуту. А ещё он мало рассказывает о своём прошлом, о своей жизни. Он замкнутый какой-то, чужой тебе. Чем он живёт вообще? Чем занимается?

Строит поместье. Официально для Властителя, по-настоящему же хочет перебрать-ся туда сам, подальше от города, поближе к горам. Он не верит в то, что власть мо-жет перейти к нему, не стремится к власти. Даже жить собирается отдельно, своёй семьёй.

Для Правителя Лидас очень мягок характером. За все пять лет он ни разу не приказал высечь кого-нибудь из слуг, никого не ударил сам. Кэйдар знает эту его слабость и постоянно бьёт в одну точку. Со стороны они приятели, родня, но Айна, как всякая женщина, за внешними репликами и ответными улыбками чувствовала постоянное противостояние двух соперников, двух мужчин, обладающих немалой властью. Вот только Лидас постоянно уступал, чаще молчал или делал вид, что из-дёвка не достигла цели, осталась попросту незамеченной, непонятой.

– ...Это дело нельзя так оставлять. Лучшему скульптору Столицы проломили голо-ву. Взбунтовались против существующих порядков. Раб не имеет никакого права на это. Он не смеет поднимать руку на свободнорождённого. Не смеет выступать про-тив воли хозяина, даже если тот вообще перестанет его кормить.

Есть единый закон, заведённый раз и навсегда, и если он не выполняется, нужно срочно принимать меры.

Кэйдар говорил громко, с раздражением в голосе, но его возмущение адресовыва-лось не нарушителям закона, а Лидасу. Он здесь, он в городе тогда, когда в горах до сих пор бродит шайка беглых рабов! Как можно быть таким мягкотелым?

– Когда ты поедешь ещё раз?

Лидас в ответ плечами пожал, ответил не сразу:

– Мне обещали доложить обстановку...

– Когда беглых поймают, ты, как хозяин, должен быть на месте,- Кэйдар довольно бесцеремонно перебил его.- Кто будет следить за выполнением казни?

– Я не собирался никого казнить.

– Это как? Встретим их гирляндами из цветов как победителей?

Лидас поморщился: ирония здесь вообще казалась ему неуместной.

– На рабов в эту зиму выросла цена. Хорошего работника купить сложно...

– Хорошего работника всегда купить сложно! Лучший работник тот, кто получает от тебя жалование каждую неделю...

– Ну, ладно. Если ты настаиваешь, я поеду ещё раз,- неожиданно согласился Ли-дас.- Хоть завтра.

Поедешь со мной?.. Хотя нет, я возьму с собой Виэла.- у Айны при этих словах сердце невольно сжалось, как иногда бывает при плохом предчувствии, но внешне она никак не выказала своего беспокойства.

* * *

Они напали неожиданно. Лидас даже растеряться не успел, хорошо хоть вовремя пригнулся к шее коня, и стрела, летевшая в грудь, попала в ключицу возле самой шеи, туда, где даже лёгкая кольчуга не прикрывала.

Айвар еле успел подхватить своего хозяина, не дал ему упасть с коня, и, когда выпрямился, один из беглых уже шёл на него с мечом. Рваная одежда, несмотря на начало зимы, спутанные волосы, неопрятная борода. Он выглядел старше Айвара раза в два, но двигался легко, и меч его казался продолжением руки. Как удобно и свободно он лежал в длинной жилистой руке, покрытой знакомыми полосами - следами от бича.

Раб оскалился, по-волчьи вздёргивая подбородок, сверкнул ненавидящим взглядом из-под свисающих мокрыми сосульками волос, предупредил, надвигаясь ещё ближе:

– Я полгода жил одной мечтой: намотать на кулак кишки свободнорождённого...

Айвар, перешагивая через Лидаса, на ходу выдернул меч из его ножен. Чуть подвигал ладонью туда-сюда, разминая кисть и примериваясь к новому, незнакомому оружию. Длинный, как все аэлийские мечи, с тяжёлой крестовиной рукояти, но сба-лансирован просто прекрасно, сужающееся лезвие, как у кинжала. Нет, это не аэлий-ский меч: без всяких украшений, но с вытравленным заклинанием на незнакомом языке прямо через всё тело меча в два ряда, вдоль канавки, разделяющей лезвие.