Рифтеры (Сборник)

«Он убивает людей, – испуганно подумал Дежар­ден. – Устраивает утечки, чтобы у него был предлог убивать людей...»

– Мы помогаем ему справляться с этой пробле­мой, – сказала Роуэн. – И контролируем его.

Дежарден прикусил губу.

Патриция покачала головой, на ее бледном лице мелькнуло легкое неодобрение:

– Бетагемот, доктор Дежарден. Лени Кларк. Если вам надо о чем-то беспокоиться, переключитесь лучше на них. Поверьте мне, Кен Лабин – это часть решения, а не проблемы. – Она слегка повысила голос. – Не так ли, Кен?

– Я не так хорошо ее знаю, – отозвался тот.

Ахилл, встревожившись, бросил взгляд на Роуэн:

– Так он нас слышит?

Та предпочла говорить не с ним, а с Кеном:

– Ты знаешь ее гораздо лучше, чем думаешь.

– У вас же есть... психологические портреты, – сказал Лабин. Он говорил неразборчиво, действие нейроиндукционного поля, похоже, затрагивало лицевые мышцы. – Пшихолог этот. Шкэнлон.

– У Скэнлона свои трудности, – возразила Роуэн. – У тебя и Кларк много общего. Общие взгляды, общее происхождение. Будь ты на ее месте...

– А я на ее месте. Пришел же я сюда. – Кен облизнул губы, струйка слюны заблестела в уголке рта.

– Справедливо. Но представь, что бы ты делал без информации, допуска и без... поведенческих ограниче­ний. Чем бы ты занялся?

Лабин не ответил. В сиянии прожекторов лицо за щитком шлемофона казалось безглазой, высококонтрастной маской, а кожа почти светилась.

Роуэн сделала шаг вперед:

– Кен?

– А эт легко, – наконец произнес он. – Я бы начал мстить.

– Кому конкретно?

– Энергошети. Мы же пытались нас убить.

Линзы Роуэн засветились от резкого притока информации.

– Ее ни разу не видели рядом с офисами Энергосети.

– Она на кого-то напала в Гонкувере. – Тело Лабина прошил спазм. Голова безжизненно поникла. – Ишкала Ива Шкэнлона.

– Насколько нам известно, тот был ее единственной зацепкой. И ниточка никуда не привела. По нашим сведениям, Кларк ушла с Тихоокеанского побережья не­сколько месяцев назад.

– У Лени есть счеты не только к нам. Например, она могла отправиться домой.

Роуэн нахмурилась:

– То есть к родителям?

– Кларк упоминала Су-Сент-Мари.

– Ну а если не сумеет добраться до родителей.

– Тогда не знаю.

– Что бы сделал ты?

– Я бы продолжил искать...

– Предположим, твои родители мертвы, – подала следующую мысль Роуэн.

– Вы что, убили их раньше?

– Нет. Предположим, они уже умерли... умерли очень давно.

Лабин неуклюже покачал головой:

– Люди, которых так ненавидит Лени, живее всех живых.

– Предположим, Кен, – Патриция начала терять терпение. – Теоретически. У тебя есть счеты к Энергосети и к родителям, и ты знаешь, что ни до тех, ни до других не доберешься. Что ты сделаешь?

Его губы шевельнулись, но не вышло ни единого слова.

– Кен?

– ...Я перенаправлю гнев, – наконец выжал из себя Лабин.

– В смысле?

Он дернулся, словно слепая марионетка, большую часть нитей которой перерезали.

– Меня нагнул сам наш мир. И я... хотел бы ему отплатить.

– Хм. – Роуэн покачала головой. – В принципе, именно этим она сейчас и занимается.

Как выяснилось, одного распятия хватило. Ахилл был чист, хотя и не застрахован от инфекции; вторая операционная стояла наготове, но выскоблить ему внутренности не желала.

А желала всего лишь превратить его в камбалу.

Комната ужасов Лабина сбавила обороты. Стол перестроился в кресло; убийца сидел в нем, а механический паук бегал по его телу на ногах, похожих на суставчатые усы.

В соседнем кубе точно такое же устройство блуждало по коже Дежардена. Он уже получил около полудюжины инъекций с искусственными вирусами, и все они содержали код для разных последовательностей белков, устойчивых к воздействию Бетагемота. В следующие несколько дней будут и другие уколы. Много уколов. Через неделю начнется лихорадка; тошнота уже подступала.

Паук собирал образцы: бактерии с кожи и волос, содержимое кишечника, делал биопсию внутренних органов. Время от времени он погружал хоботок толщиной с волос прямо в плоть, вызывая легкую боль. Обратная реконструкция была очень коварным делом. Без мер предосторожности откорректированные гены могли изменить микрофлору в кишечнике столь же легко, как и ткани самого хозяина, а кишечную палочку из симбионта превратить в рак, стоило лишь перевернуть пару оснований. Особо пронырливые бактерии даже научились подсовывать собственные гены вирусным переносчикам и таким образом проникали в человеческие клетки. Де­жарден уже скучал по старым добрым микробам, которые всего-то питались антибиотиками.

– Ты ей не сказал, – произнес Лабин.

Роуэн оставила их на попечение техники. Ахилл смотрел на соседа сквозь два слоя мембран и пытался не замечать, как по коже от страха ползут мурашки.

– О чем? – в конце концов спросил он.

– Что я снял тебя с Трипа Вины.

– Да? С чего ты так уверен?

Паук Лабина взобрался к нему на шею и требовательно постучал по нижней губе. Убийца послушно открыл рот: маленький робот провел по внутренней стороне щеки одной из конечностей и спустился обратно на грудь.

– Иначе она бы не оставила нас одних.

– А я думал, ты у нее на поводке, Горацио.

Он пожал плечами:

– На одном поводке из многих. Не имеет особого значения.

– Еще как имеет.

– Почему? Неужели ты думаешь, что прежде я себя не контролировал? Неужели бы снял тебя с Трипа, если бы искренне считал, что ты пошел бы на утечку?

– Да легко, если сам же планировал ее и заткнуть. Разве не в этом твоя проблема? Ты ведь подставляешься, чтобы убивать людей?

– Значит, я – чудовище. – Лабин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. – А ты тогда кто?

– Я?

– Я видел, как ты развлекался при нашей первой встрече.

Дежарден покраснел, ему стало душно:

– Это всего лишь фантазии. В реальности я никогда не делал ничего подобного. В реальности я вообще сексом не занимаюсь.

Лабин приоткрыл один глаз и чуть заметно улыбнулся:

– Не доверяешь себе?

– Я слишком сильно уважаю женщин.

– Неужели? Как-то твои взгляды не слишком вяжутся с твоим хобби.

– Это нормально. Это всего лишь спинной мозг. – Когда он узнал, что агрессия и секс в мозге млекопитающих идут по одним и тем же путям, что его постыдный секрет – это наследие миллионов лет, общее для всех, пусть цивилизованный разум это и отрицает, Ахилл испытал невероятное облегчение. Но Лабин... – Как будто сам не знаешь. Ты же кончаешь каждый раз, когда убиваешь кого-нибудь.