Римский период, или Охота на вампира

– Ага! Явился, жидок! Порубить как капусту! Яйца отрезать!

Поскольку этот спектакль шел без антрактов, круглосуточно, Яша не спал первые трое суток, боясь то грузина, то Хмельницкого, то мнимого сифилитика, то кавторанга, и только после того, как с тихой подсказки Гитлера Яша вмазал Хмельницкому по уху, тот отвязался…

Конечно, Яша понимал, что произошла трагическая ошибка – его явно с кем-то перепутали. Его арестовали вместо кого-то другого, неизлечимого, и не собираются ни лечить, ни обследовать, а протестовать или звать врачей бесполезно – стоило постучать в дверь и потребовать врача, как в палату радостно врывались санитары-уголовники, отбывающие здесь свои лагерные сроки, и принимались отводить душу – избивать всю палату. А на зачинщика тут же натягивали мокрую смирительную рубашку и привязывали к койке, плотно прибинтовывая его к этой койке еще и длинными мокрыми полотенцами. Высыхая, эти полотенца сдавливали тело так, что останавливалось дыхание…

На седьмые сутки, после двух таких пеленаний, Яша перестал звать врача и начал, как футболист, сходить с ума и тихо плакать…

На восьмые его вывели из палаты, провели через коридор и втолкнули к «политикам». Среди них не было никаких знаменитостей, о которых Яша слышал по «голосам», – ни Буковского, ни Григоренко, ни кого-то еще. «Политиками», которых объявили шизофрениками, были тут двое приятелей-студентов (у них нашли «Архипелаг ГУЛАГ» и «Хронику текущих событий»), один литовец (он пытался на надувном матраце переплыть Финский залив) и два донбасских шахтера (вместе с Владимиром Клебановым они хотели создать «Независимый профсоюз трудящихся СССР»). Кроме этих, были тут два иностранца – юный марксист из Бразилии, который в поисках коммунистического рая «зайцем» проник в Монтевидео на советский сухогруз «Красин», двадцать шесть дней провел в трюме и был обнаружен полумертвым во время разгрузки «Красина» в Ленинградском порту. После шести месяцев допросов в Ленинградском КГБ, где из него выбивали признание в шпионаже, а выбили только зубы и барабанные перепонки, возвращать его в Бразилию сочли непрезентабельным и упрятали в психушку. А вторым был француз – прибыв в Москву легально, как турист, он влюбился тут в русскую девушку настолько, что, женившись на ней, каким-то немыслимым образом сумел остаться в СССР, устроился токарем на шарикоподшипниковый завод, спокойно произвел на свет двух детей и несколько тысяч колец для шарикоподшипников, но затем стал обивать пороги заводского профсоюза с вопросом: «Что вы тут делаете? Почему столько лет не проводите забастовку с требованием повысить рабочим зарплату?» Добродушный председатель заводского профсоюза сначала посылал этого француза по одному общеизвестному в России адресу, а когда это не помогло, тяжело вздохнул и позвонил в КГБ…

Выслушав Яшину историю («За обрезание в психушку? Это что-то новое…»), «политики» объяснили Яше, что КГБ не ошибается, но что Яше еще повезло – обычно в «наблюдательной» новобранцев прессуют по месяцу и больше, причем с уколами в задницу аминазина в таких дозах, что трое суток после этого ни лечь, ни встать. Так что у Яши режим щадящий, подготовительный, вот только к чему его готовят, этого «политики» не знали. Одно стало ясно Яше – попасть в психушку куда проще, чем думают те, кто беззаботно прохаживается по той же, за окном, Кропоткинской улице. Оказывается, стоит сделать даже не шаг в сторону от курса партии, а только подумать, туда ли мы идем, или если туда, то верной ли дорогой, и – пожалуйста, по всей стране есть сеть учреждений, где тысячи людей за счет любимого государства, в специальных условиях посвящают этим размышлениям круглые сутки, месяцы и годы. И сотни врачей, химиков и фармацевтов в погонах и без таковых постоянно работают над созданием препаратов, способствующих этому мыслительному процессу, – аминазин, сульфазин, барбатулит, трифтазин, тизерцин, галоперидол, мелипрамин, циклодол…

Когда Яша, как человек вдумчивый по природе, но с пылким национальным воображением и начальным химическим образованием, полученным в пищевом институте, представил себе армию этих специалистов, денно и нощно создающих на основе фенотиазина и бутирофенона все эти средства для резкого повышения температуры тела и кровяного давления, токсического воспаления печени, лихорадки, напряжения и судорог мышц, слабости, спазмов мозговых сосудов, потери координации движений и пр. и пр., – ему стало страшнее, чем в «наблюдательной». Там хотя бы была надежда на то, что рано или поздно врачи выяснят свою трагическую ошибку, извинятся и выпустят Яшу на волю. Но когда он понял, что попал в систему, когда своими глазами увидел целую палату совершенно здоровых людей, которым сами Морозов и Лунц – эти светила психиатрии – поставили диагноз «вялотекущая шизофрения» только потому, что один из них пытался бежать из СССР, а второй, наоборот, прорвался в СССР, а третий и четвертый читали Солженицына, а пятый и шестой в своем собственном пролетарском государстве хотели создать свой пролетарский профсоюз… Боже мой, но ведь тогда все, что угодно, можно назвать шизофренией, даже и обрезание! И – все, и – крышка, конец, отсюда нет выхода!..

Но – за что? И почему именно его? Разве мало в стране обрезанных? Или был какой-нибудь указ, что обрезание наносит урон советской власти? Неужели он пропустил этот указ?

Яша метался по ночам в койке, мысли скакали с одного на другое. Господи, каким нужно быть отпетым мерзавцем, чтобы создать сульфазин – раствор очищенной серы в персиковом масле, который при внутримышечном введении вызывает резкий скачок температуры и тяжелую лихорадку! И ведь создают, работают, изобретают, получают за это зарплаты и премиальные, а потом идут домой, к любимым женам, детям, к своим родителям и любовницам… «Папочка, как твои дела? Что ты сегодня делал?» – «Сегодня, доченька, у меня очень удачный день. Я получил мелипрамин – чистый гидрохлорид иминодибензола! Он так повышает глазное давление, что у врагов советской власти глаза будут вываливаться из орбит!»

И – вываливаются!

Но если такие специалисты правят бал, если у них вся власть, то… Барух Ата Адонай! Какому Богу молиться? Кто спасет? Даже Гитлер не додумался сажать своих врагов в психушки! Устраивал процессы над коммунистами, сажал их в тюрьмы, а евреев и цыган сжигал в печах, но ведь это же старо, как чистое варварство и инквизиция! Психушки для инакомыслящих – вот прогресс! Никаких следственных процедур, судов, приговоров, сроков, обжалований, амнистий! Профессор Лунц, доктор Линдау или любой другой психиатр могут – по анонимке соседа, которому приглянулась ваша жилплощадь, по доносу ревнивого мужа или по указанию КГБ – поставить тебе диагноз «вялотекущая шизофрения», «параноидный синдром», «психопатоподобный распад личности» или просто «снижение интеллекта» – и все, кранты, и ты в этой психушке навсегда, и выход, как говорят «политики», отсюда только один: раскаявшихся могут квалифицировать выздоровевшими и отдать под суд за совершенные (в безумном состоянии!) антисоветские действия. А суд, естественно, отправляет вас в лагерь по статье 58 прим, 70 или 190…

Конечно, «политики», как люди принципиальные, не желали ни в чем раскаиваться, хотя отсюда, из психушки, лагерь кажется чуть ли не санаторием – там никого не колют аминазином, там сосед-уголовник не носит халат санитара и, следовательно, ты можешь постоять за себя, там зеки работают на свежем сибирском воздухе лесоповалов и знают, сколько дней или лет осталось до освобождения. Рай!

У Яши не было амбиций и принципов этих «политиков», но в чем ему раскаиваться, в чем признаваться и за что идти в лагерь? Разве он занимался пропагандой обрезаний, бегая со своим обрезанием по улицам? Разве он расклеивал листовки с призывом «Долой крайнюю плоть!»? Разве он вышел с этим обрезанием, не дай Бог, на Красную площадь, как тот татарин, который облил там себя бензином и поджег? Разве он обрезался в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию? Или он навязывал обрезание своим русским корешам в радиомастерской? А что, если Лунц и Линдау сами обрезаны?..

Так за что ему идти в лагерь?

Терзаясь этими раздумьями, Яша ворочался в своей койке у параши, пытаясь согреться под тонким суконным больничным одеялом. По вечерам, когда Морозов, Лунц, Печерина, Тальце, Табанова, Линдау и другое начальство отбывали по домам, котельная, то ли ради победы в соревновании по экономии мазута среди психбольниц, то ли с целью продажи этого мазута налево, резко снижала температуру батарей отопления, заставляя пациентов больницы мерзнуть, а обслуживающий персонал согреваться медицинским спиртом и интимными отношениями друг с другом.

Не приняв никакого решения и свернувшись клубочком, Яша уже собрался уснуть, когда дверь в палату открылась, вошли два санитара и, не сказав ни слова, грубо, за ворот, подняли его и повели к двери.

– Куда? В чем дело?

– Иди, сука! Не спрашивай!

Коридор с охранниками, лестница, еще один коридор с охранниками, дверь в палату. Неужели опять к психам?

– На, жри!

– Что это?

– Таблетки. Доктор прописал. Ну!

– Как прописал? Меня еще никто не смотрел!

– А чё на тебя смотреть, бля! Жид – он и есть жид! Жри, говорю, пока силой не запихали!

– Да что за таблетки? Как называются?

– Сыворотка правды. Чтоб не физдел! Глотай, сука!

Яша, давясь, проглотил шесть таблеток.

– Открой рот!

Яша открыл.

Убедившись, что он не спрятал эти таблетки за щеку, а действительно проглотил, санитары открыли дверь и втолкнули его в полутемную палату. Слыша, как дверь за его спиной запирается наружным засовом, Яша присмотрелся – в узкой палате было всего лишь две койки, одна пустая, а на второй лежал длинный мосластый парень примерно Яшиных лет, но с залысиной, лошадиным лицом и тяжелым взглядом. «Буйный? Тихий? Будет бить или насиловать?» – лихорадочно думал Яша, сжавшись в темноте на своей новой койке и держа наготове кулаки и колени. Зачем санитары дали ему эти таблетки? Целых шесть! Что эти таблетки сделают с ним? Поднимут температуру? Ударят по сосудам? Отключат координацию, чтобы он не смог сопротивляться нападению этого дебила?

29

– И будет, когда выведет тебя Господь в землю Хананеев и Хиттеев и Емореев и Хиввеев и Иевусеев, которую Он клялся отцам твоим дать тебе, – землю, текущую молоком и медом, то совершай служение в сем месяце: семь дней ешь опресноки, а в день седьмой праздник Господу. И скажи сыну своему в тот день так: это ради того, что сделал со мною Господь при выходе моем из Египта… Этот праздник называется Песах…