Ринг за колючей проволокой

– Андрей, ходи на минутку.

Бурзенко знал его, не раз встречал у Левшенкова. Роман был польским коммунистом.

– Надо бить морду. Крепко бить!

Роман просил помочь ему. У них в блоке появился новый заключенный, бывший каратель. В лагерь он попал за кражу продуктов со склада. Он откровенно хвастает тем, что вешал русских партизан, жег их дома, насиловал партизанок.

– Когда я сказал ему: «Ты, пся крев, за это ответишь перед русскими», – он бросился на меня и пытался задушить.

Вместе с Андреем в польский барак пошли летчик Алексей Мищенко, который занимал место погибшего Каримова, и сибиряк Григорий Екимов.

Каратель – рослый, длиннорукий, с выступающей нижней челюстью, – увидав Романа, оскалился, обнажая редкие крупные зубы.

– Пришел, большевистская холера!

Роман ответил на оскорбление.

Каратель соскочил с нар и двинулся к Роману. Не подозревая, что рядом с ним стоят русские, он начал ругаться и грозить, что сейчас расправится с польским коммунистом так же, как расправлялся с русскими партизанами и партизанками.

– Тут тебе не Россия, тут мы хозяева! А тебя, Роман Крипиневич, холера большевистская, задушу, как котенка.

Андрей преградил путь карателю. Тот зарычал:

– Отступись!

Рядом с Бурзенко встали Алексей и Григорий.

– Мы – русские партизаны.

Каратель от неожиданности оторопел. Потом круто повернулся и бросился к окну.

Добежать он не успел. Его перехватил Алексей Мищенко. Каратель брыкался, кусался, визжал. Ему скрутили руки, выволокли в умывальню, сунули головой в цементную ванну для мытья ног и держали так, пока он не захлебнулся.

Трое русских пленников действовали стихийно, молча, решительно. Они ни о чем не договаривались, понимая друг друга с полунамека. Все вышло как бы само собой. Гнев и ненависть, переполнявшие их души, вырвались наружу.

Эта расправа над карателем сразу сблизила Андрея с новичком летчиком Алексеем Мищенко и сибиряком коммунистом Григорием Екимовым. Дружба, рожденная в совместной борьбе, самая надежная и верная.

В ту же ночь, лежа на жестком матраце, Алексей Мищенко показал Андрею самодельную записную книжку.

– Веду учет раздавленным гадам. Ты не знаешь, как звали карателя?

– Нет, не знаю…

– Надо у Романа спросить.

Бурзенко перелистал страницы, исписанные карандашом, прочитал фамилии предателей и вернул книжку владельцу.

– Где же ты их ухлопал?

Тот ответил спокойным шепотом:

– Здесь, в Бухенвальде. В карантинном блоке и Малом лагере.

Бурзенко тоже был в Малом лагере, там у него было много знакомых.

– Ты в каком блоке жил?

– В пятьдесят шестом, – ответил Мищенко. – А ты?

Они проговорили чуть ли не до рассвета. Мищенко рассказал о себе откровенно, он догадывался, что боксер связан с подпольщиками. Летчик жаждал борьбы. Андрей узнал, что весною прошлого года, в те дни, когда он с Усманом и Ефимом Семеновичем бежали из концлагеря и пробирались на восток, самолет Алексея Мищенко был сбит в неравном воздушном бою. Из горящей машины Мищенко удалось выпрыгнуть с парашютом. Приземлился он на вражеской территории, в перестрелке был ранен в левую ногу, упал. Попытался подняться, но в это время получил удар прикладом по голове и потерял сознание. Так он попал в плен. Был в концлагерях под Орлом, Смоленском, Ноймарком. В Ноймарке создали подпольную группу, готовили групповой вооруженный побег. Но осуществить побег не удалось. Гестаповцы, догадываясь, что в лагере действует подпольная организация, схватили наугад капитана Филиповского и Алексея Мищенко. Истязали их ужасно. Голых, окровавленных, волоком тащили перед товарищами-военнопленными, запугивая их ужасами пыток, если они не выдадут организатора подполья. Гестаповцы не знали, что руководители у них в руках. Но как они ни бесились, никто из товарищей по лагерю ничего не сказал. Наконец палачам надоело возиться с пленниками, и они отправили их в город.

– Мы с Филиповским все время ждали расстрела. К вечеру в коридоре тюрьмы послышался шум множества шагов и голосов. Они приближались к нашей камере. Сердце мое екнуло. Мы, не сговариваясь, поцеловались, пожали друг другу руки, приготовились к смерти… Вот загремел замок, раскрылась стальная массивная дверь. Из коридора на нас смотрели гестаповцы. Во взглядах любопытство и страх. Посыпались возгласы: «О! Комиссар! Руссиш комиссар!» Тюремщик им объясняет, что «нас поймали вовремя, опоздай гестапо на день-другой, и мы подняли бы восстание в лагерях всей Померании». Так мы поняли, в чем тут дело, что это за экскурсия. Очевидно, следователь гестапо, решив получить очередной чин или орден, раздул «дело». Нам стало ясно, что виселицы не избежать. Но, как видишь, нас не вздернули, а бросили сюда, в Бухенвальд.

Глава тридцать четвертая

Вымыв умывальник, прибрав барак, Андрей направился за кипятком для бака. Он шел и, размахивая пустыми ведрами, насвистывал любимую песню:

Кто весел – тот смеется,Кто хочет – тот добьется,Кто ищет – тот всегда найдет…

Эта песня как нельзя лучше отвечала его душевному состоянию. Он хотел и, следовательно, добился своего, он искал и нашел то, к чему стремился… Встречному эсэсовцу он так лихо откозырял снятием шапки, что тот только самодовольно ухмыльнулся.

– Андрей, подожди, – из дверей ревира махал рукой Пельцер. – Ты что не заходишь?

Бурзенко повернул в ревир.

– В гости к старым друзьям всегда со всем удовольствием.

У Пельцера, несмотря на приветливую улыбку, в глазах была грусть. Это заметил Андрей.

– Ты что, старина, печалишься?

– А ты что, не знаешь? Разве радоваться есть время?

– Моя веселость никого не страшит. Я не Смоляк.

– Да нет, я не об этом, – Пельцер посмотрел на Андрея долгим взглядом.

– Умирают только один раз, – не унимается Андрей, – и хуже смерти ничего не бывает.

– Бывает и хуже, – и, немного помолчав, Пельцер спросил: – Ты Костю-моряка давно встречал?

– Костю? Черноморца? Недавно… – Андрей задумался: «Когда же мы в последний раз виделись?» – Ну, недели полторы, две тому назад… А что?

– Почему он не показывается? Не случилось ли беды с ним какой?

– Костя из огня выскочит и в воде не утонет.

– Ты еще юн, молодой человек. Я слышал, к ним в кочегарку фрау Эльза заглядывала. Там, где побывает Эльза, всегда трупы остаются… Хуже гадюки она, чирей ей на всю голову…

Андрей принес кипяток, залил бак. Спрятал ведра. «Странно, почему Пельцер о Косте беспокоится?» Андрей задумался. Когда же, действительно, он в последний раз встречался с Костей? Стал перебирать дни, недели. После памятной ночи, когда они вместе лупили зеленых, черноморец забегал только раза два. А потом? Потом продукты из кухни начал приносить другой товарищ. Испанец Перессо. Андрей спросил у него, где, мол, Костя, но тот по-русски не понимал. И вот уже продолжительное время с Костей они не встречаются. Беспокойство Пельцера передалось Андрею. «А вдруг и в самом деле с Костей что-либо случилось? Может, ему помощь нужна? А я песенки распеваю». И Андрей направился к старосте блока. «Попрошу поручение на кухню, – решил он. – Надо бы повидаться с Костей».