Rise

— Сегодня все на меня кричать будут? — недовольно спросил я, и схватил сэндвич, рассудив, что нормально поесть мне все равно сейчас не дадут. — Все расскажу, только потом. Завтра утром, встретимся в десять в старом кабинете ЗоТИ. Ладно?

— Ладно, — со вздохом сказал Алекс. — Тоже мне, друг называется, даже письма не написал, — проворчал он, и уже мягче добавил: — Ты хоть в порядке?

— В относительном.

— Что-то случилось, да?

— Да. Ты извини. Мне надо через полчаса быть у Грейнджер, ей отчитываться. Так что я поем, а ты пока рассказывай, что тут нового.

— Да ничего, — он пожал плечами. — Занятия как занятия. Амелия со мной не разговаривает. Похоже, она меня ненавидит, так что я сделаю еще одну последнюю попытку извиниться, а если ничего снова не выйдет, то постараюсь перестать о ней думать, если тебе интересно.

— Считаешь, что тебе легко это удастся? — спросил я. Сердце застучало быстрее. Я чувствовал свою вину перед другом.

— Нет, конечно. Но другого выхода не вижу.

— Вы должны поговорить, — сказал я.

— Да, но не сегодня, да и, честно говоря, вряд ли это чем-то поможет. Ей противно, а мне уже слишком трудно, я виноват перед ней.

— Что за бред? — не выдержал я. — Вам обязательно нужно помириться!

Алекс только хмыкнул в ответ. Вообще-то я не имел права голоса в этой ситуации, отчасти я был ее виновником, и мне бы молчать, но я не мог. Слишком уже завяз в этой истории.

— Я, пожалуй, уже пойду, меня ждут.

— До завтра, — отозвался Алекс, внимательно посмотрев на меня. — Стой, а что за след на шее?

Он напомнил мне о еще одной моей нерешенной проблеме. Я за эту неделю я совершенно об этом забыл, а делать этого было категорически нельзя. Нужно было позаботиться о своей безопасности.

— Тоже завтра, — отмахнулся я. — Но хорошо, что ты обратил внимание. Спасибо.

Я кивнул ему на прощание и направился в лабораторию Грейнджер, готовясь выслушать кучу упреков. Она, как я и предполагал, была уже там, сидела за письменным столом и читала какую-то книгу. Волосы ее были распущены и непослушными локонами спадали на лицо. Войдя без стука, я нахально направился к дивану, на котором обычно тренировался, и невозмутимо пересел с кресла на него.

Гермиона бросила на меня колючий взгляд. Я молчал, пытаясь уговорить себя оставаться спокойным.

— И? — не выдержала она.

— Что? — невинно отозвался я.

— Я жду рассказа.

— Что ты хочешь услышать?

— Я хочу знать, где тебя черти носили?! — сказала она и подошла к дивану, смотря на меня сверху вниз.

— Неужели никто не мог сказать тебе об этом? МакГонагалл была в курсе, и пусть даже она уехала, Помфри тоже знала, где я.

— Помфри? Я спрашивала у нее. Все, что она мне сказала, так это, что мистер Малфой получил по поручению директора МакГонагалл рецепт на зелья для больницы Святого Мунго, и, что раз его нет в школе, то, возможно, он в Лондоне. На этом все! Даже твои друзья ничего мне не сказали.

— Они и сами не знали, — отметил я.

— Замечательно! — повысила она голос. — Я спешу к нему на тренировку в прошлую субботу, а он не приходит! Мало того, он исчезает из замка почти на неделю, никому ничего не сказав! А потом спокойно возвращается и абсолютно невозмутимо глядит на меня бесстыжими глазами! Как это называется?

— То, что с тобой сейчас происходит, называется истерика, — сказал я раздраженно. — А я должен был уехать, и не понимаю, с какой стати я должен отчитываться, когда ты в тот день побежала на свидание с Грином!

— А это тут причем? — опешила она, и моргнув несколько раз, уставилась на меня удивленными глазами.

— Ни причем. Просто… я не обязан оправдываться, — смутился я.

— Ты можешь просто сказать, что произошло?

Я вздохнул и закатил глаза.

— Так хочешь знать? Хорошо, — пошарив по карманам, я отыскал то уже порядком потрепанное письмо, которое я получил в прошлую субботу от мамы. Молча передав его Гермионе, я откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.

Несколько минут царила тишина, потом Грейнджер опустилась на диван прямо рядом со мной.

— Я тебе сочувствую, — тихо сказала она. Злости в голосе как ни бывало. — Все так серьезно?

— Более чем, — хмуро отозвался я. — Он ходит, ест, спит, но молчит и не подает никаких признаков мысли. Мама просто в ужасном состоянии, — я бессильно уронил голову на руки.

— Ты должен был все рассказать мне, — она неуверенно положила руку мне на плечо. Я вздрогнул от неожиданности. Как же давно мы не сидели с ней вот так близко. Только жалость может подтолкнуть ее к более теплому поведению по отношению ко мне.

— А смысл, Грейнджер? — выпрямившись, спросил я. Она убрала руку, а я сразу же почувствовал как тепло, еще секунду назад согревающее мою душу, отдаляется.

— Возможно, я бы смогла как-то помочь, — неуверенно пожала плечами Гермиона.

— Ты себя слышишь? “Помочь”… Люциусу Малфою? Да все вокруг считают, что он получил по заслугам. Даже я! — мой голос дрогнул на последней фразе. Я поморщился.

— Малфой… — растерянно выдохнула она.

— Уверен, мракоборцы не станут искать того стражника, а не зная, что за заклинание попало в отца, ни один целитель ничем не сможет ему помочь, — меня начало бить мелкой дрожью. — Понимаешь, Грейнджер, мне жаль не его, а маму, на ней лица нет, — я закрыл лицо руками.

— Все наладится, — она снова дотронулась до моего плеча.

— Нет, — отрицательно помотал я головой и посмотрел на нее.

— Возможно, найдется какое-то зелье, которое ему поможет.

— Ты помешана на зельях, — ухмыльнулся я.

— Но ведь для тебя мы нашли зелье. Может быть, и ему подберем, — не сдавалась она.

— “Мы”? Грейнджер, ты себя слышишь? Это ты нашла зелье, практически придумала его.

— И что? Ты мне помогал, ты отлично разбираешься в зельях. Так что принимайся за поиски информации, а я помогу советом, если нужно.

— Не надо быть такой доброй, — с горечью сказал я. — Пока вообще неизвестно, что будет. И давай сейчас закроем эту тему. Я ужасно устал.

— Как хочешь, — пожала она плечами и вздохнула. — Ладно, давай поговорим о твоих тренировках. А что это у тебя с шеей? — спросила она вдруг и машинально потянула руку к ссадинам, которые все еще выделялись на моей бледной коже.

Я перехватил ее руку.

— Ай! — вскрикнула она. Разжав пальцы, я увидел на ее запястье огромный синяк.

— А у тебя что с рукой? — удивился я.