Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Едва достигнув апогея, советская политика начала разрушаться. Весной и летом 1934 года попытка урегулировать отношения с США провалилась. Позднее, в том же году, после смерти Барту во Франции тоже все пошло наперекосяк. Новый министр иностранных дел Лаваль положил конец политике Эррио, Поль-Бонкура и Барту, задушил франко-советское сближение и выхолостил окончательную версию франко-советского пакта так, что от него осталась лишь оболочка. На Лаваля давила не только советская сторона, но и Чехословакия с Румынией, в особенности Бенеш, Титулеску и некоторые из французских коллег, поэтому он не мог открыто порвать с Москвой. Ему приходилось маневрировать, чтобы обхитрить оппозицию, хотя он с поразительной откровенностью признался Потемкину, что для Франции предпочтительнее сделка с нацистской Германией, чем союз с СССР. Лаваль приезжал в Москву на встречу со Сталиным в мае 1935 года. Он предложил переговоры на уровне штабов, чтобы укрепить пакт, который он же и уничтожил. Перед встречей со Сталиным Лаваль заезжал в Варшаву к Беку и заверил того, что он против «русофильского флера» во французской политике. Лаваль вел себя двулично. Он обещал Москве как можно быстрее ратифицировать пакт, а сам откладывал эту процедуру, так как надеялся заключить какое-нибудь соглашение с Германией или хотя бы продвинуться на пути к нему. Пакт все еще не был ратифицирован, когда в январе 1936 года Лаваль лишился власти. Его правительство сменил кабинет Сарро, который смог добиться ратификации пакта в Национальном собрании, хотя и не на лучших условиях. Франко-советские отношения тянулись еще какое-то время, но Лавалю удалось свести к минимуму размах франко-советского сближения. Получается, что у Литвинова остались
А что удивительного? Можно ли отмыть черного пса добела? Литвинов и Сталин полагали, что да.
Худшее было впереди. В декабре 1935 года Лаваль и новый министр иностранных дел Хор были пойманы на попытке заключить грязную сделку по поводу Абиссинии. Дело было нечисто, но даже Литвинов пошел бы на подобное, если бы удалось все провернуть тихо и с согласия Абиссинии. Целью было удержать Италию на своей стороне в борьбе с нацистской Германией. Однако случилось прямо противоположное. Муссолини бросился прямо в гостеприимные объятия фюрера, а французы и британцы принялись обвинять друг друга. Ванситтарт утратил свое влияние в британском МИД в самый неподходящий момент. Хору пришлось уйти в отставку, что не было большой потерей. Но на его место пришел никто иной, как Иден, что в свою очередь не стало большим приобретением. Тем не менее он оставался надеждой Майского и Литвинова. Майский полагал, что Иден на его стороне. Полпред ошибался. В феврале 1936 года этот вздорный молодой человек, восходящая звезда Консервативной партии, затормозил англо-советское сближение. В 1930-е годы отношения между Лондоном и Москвой так и не пришли в норму.
По поводу Польши… что тут скажешь? Она подписала пакт о ненападении с нацистской Германией в январе 1934 года, отказавшись от советских предложений о сближении. Министр иностранных дел Бек полагал, что Польша сможет всех перехитрить и купить себе десяток безопасных лет. Бек никого не слушал. Литвинов пытался предупредить его о том, что польская политика — безумие, но министр отказался его слышать. Остальные видели более ясную картину: дипломаты по всей Европе говорили, что Польша выбрала себе опасную компанию. Румыны, чехословаки и французы пришли к тем же выводам. Бенеш, Титулеску, Мендрас, Литвинов, Стомоняков, Потемкин и Сталин полагали, что Польша идет на смертельный риск. Польша сговорилась с нацистской Германией, а Бек стал «лакеем» Гитлера. Заискивать перед Берлином было бесполезно, поскольку, если Гитлер решил бы реализовать свои территориальные претензии к польскому правительству, неизбежным результатом стал бы «четвертый раздел» Польши. Тут к гадалке не ходи — и так понятно, что Польша обречена. Эта судьба была ей уготована задолго до 1939 года. Когда Бек слышал такие комментарии, он криво улыбался: поляки, мол, лучше знают свои интересы. Вообще-то нет. Пока что польское правительство саботировало советскую коллективную безопасность и взаимопомощь, в особенности в Бухаресте (охотясь за Титулеску), а также в Берлине, Лондоне и Париже. Везде, где могли, поляки вставляли СССР палки в колеса.
Одним светлым пятном стала отставка Лаваля в начале 1936 года — еще одна одинокая падающая звезда, быстро сгоревшая в суматохе дебатов во французской Палате депутатов о ратификации франко-советского пакта. Ратификация пакта стала пирровой победой. Одобрение документа-пустышки привлекало все больше и больше сторонников внутренней оппозиции. Можно подумать, Франция могла бы обойтись без своего самого могущественного европейского союзника. Какая трагедия! Так распалась советская система коллективной безопасности и взаимопомощи. США вышли из игры, так же как и Италия и Великобритания. Франция держалась, но искала уважительный повод, чтобы уйти (в случае с Лавалем не такой уж и уважительный).
А потом для всех начались страшные потрясения. Не прошло и трех месяцев от 1936 года, как вермахт вошел в демилитаризованную Рейнскую область и устроился там как у себя дома. Франция и Великобритания даже не попытались вышвырнуть немцев. Для бездействия было много причин. Британцы не были готовы к войне. Французы боялись, а начальник штаба генерал Гамелен подсчитывал каждого немецкого солдата два или три раза, чтобы оправдать бездействие численностью вермахта. Франция, вероятно, и решилась бы что-то предпринять, но только вслед за англичанами, а те под руководством Идена предпочитали не воевать с вермахтом, а грезить о соглашении с Гитлером. Таким образом, верховное командование Германии смогло спокойно укрепить рейнскую границу с Францией, ликвидировав потенциальный плацдарм, откуда французская армия могла бы прийти на помощь своим союзникам в Центральной и Восточной Европе. Не стоит думать, что эта капитуляция прошла незаметно для Праги, Бухареста, Белграда и Варшавы, но британские и французские правящие элиты (за исключением Манделя), кажется, не понимали, насколько неприятно они выглядят в глазах этих стран. Францию больше нельзя было считать сильным и надежным союзником. Она капитулировала и легла к ногам англичан, отдав внешнюю политику им на откуп. Во Франции были сильные лидеры, такие, как Пери слева или Мандель справа. Не все французы были готовы сдаться. Но они не могли раскачать правящие элиты, по крайней мере эти двое: коммунист и еврей, противостоявшие орде французских «пацифистов». Этим зрелищем наслаждались в Берлине, но в других столицах его находили душераздирающим. Литвинов, прийдя в ужас, попытался придумать наилучшую возможную трактовку этих событий, которые шли вразрез с интересами СССР. С учетом советского восприятия нацистской угрозы европейскому миру и безопасности, какой ему или Сталину еще оставался выбор?
Подумать только! Советская сторона наивно пыталась заставить западные страны возродить Антанту времен Первой мировой войны против еще кайзеровской Германии. Советские лидеры отказались от марксизма? Вовсе нет, просто они видели в Гитлере угрозу миру и безопасности в Европе. В «Майн кампф» Гитлер кратко изложил свой план установления господства во всей Европе. СССР пытался объяснить, что либо следует объединиться против этой угрозы, либо придется принять немецкую «Срединную Европу». Однако советские призывы остались без внимания. Европейские элиты не верили тому, что видели собственными глазами или о чем читали в «Майн кампф». Потенциальные участники антинацистской коалиции откололись один за другим.
Многие западные историки на протяжении долгого времени (а сейчас еще чаще, чем раньше) утверждают, что Сталин, несмотря на все его заверения, оставался безжалостным лжецом и бессовестным большевиком, помешанным на идеях мировой революции, а советские предложения о сотрудничестве против нацистской Германии были обманом, военной хитростью и так далее. Вы уже слышали все эти аргументы. Можем мы просто предположить, что у Запада были честные убеждения, а у СССР нет? Конечно, Запад не был един: не все отказывались от предложений СССР.
Черчилль, Ванситтарт, Мандель, Поль-Бонкур, Кот, Титулеску и другие были готовы к сотрудничеству. Они говорили: у нас нет выбора, придется забыть о разногласиях, это единственный путь к безопасности и защите от нацистской Германии. Без СССР они не могли и надеяться на победу. По мнению некоторых историков, западные правящие элиты были неспособны понять истинные мотивы СССР, то есть коммунистов, однако некоторым это удалось. Когда мы говорим, что была альтернатива капитуляции Гитлеру, это не значит, что мы рассуждаем задним умом. Существует масса свидетельств, из которых напрашивается ровно один вывод: западный взгляд на советскую внешнюю политику, представленный авторами от Адама Улама до Шона Макмикина, оказывается не совсем корректен в рамках более широкого контекста, который вытекает из анализа огромного массива российских архивных данных. У Улама и его современников не было к ним доступа, а Макмикин просмотрел документы лишь поверхностно и исказил факты в свою пользу.Рейнский кризис стал развязкой череды мрачных событий в Европе. Мрачными они были для тех, кто пытался вместе с СССР выстроить коллективную безопасность для борьбы с нацистской Германией. Весной состоялись парламентские выборы во Франции. Как вы помните, на фоне беспорядков на площади Согласия в феврале 1934 года французские левые и левоцентристские силы объединились против, как они полагали, фашистской угрозы внутри страны. Некоторые утверждали, что этот хаос был неудавшимся фашистским переворотом. Вначале союз сформировали коммунисты и социалисты, а потом к ним через год присоединились радикал-социалисты, и они все вместе сформировали предвыборную коалицию — Народный фронт — для борьбы на выборах весной 1936 года. Правые и правоцентристы испугались. Произошел раскол. Рикошетом ударивший, как видят читатели, по франко-советским отношениям. В то же время после длительных переговоров в Лондоне на тему того, что делать с вермахтом в Рейнской области, в Москву вернулся Литвинов. В разговоре с французским послом Альфаном он пытался держаться невозмутимо: все нормально, франко-советский пакт ратифицировали, лучше такой пакт, чем никакой. Переговоры в Лондоне прошли нормально, хотя тут Литвинов приукрасил [1293] . СССР все еще придерживался политики коллективной безопасности, и поэтому будь что будет, но Францию нужно было сохранить. Скрипучую французскую «опору» необходимо было заменить на что-то из более качественной стали.
1293
Alphand. Nos. 163–165. 4 April 1936. DDF, 2e, II, 45.
С Майским Литвинов был более откровенен. Если уступить Гитлеру, то он только потребует еще больше. Что нужно сделать, чтобы его остановить? В Париже обсуждали какие-то безумные предложения, вроде того, что следует наложить «частичные санкции» на Германию, что лишь свидетельствует о том, в каком отчаянии были те, кто хотел сдержать нацистскую угрозу и добиться мира, но не понимал, как это сделать. Трудно было смириться с тем фактом, что единственной реалистичной политикой, которая могла бы остановить Гитлера, был крепко сжатый кулак [1294] . Некоторые видели это четко, а другие отказывались видеть. Они не понимали, кто на самом деле их главный враг. Некоторые британские консерваторы не видели врага вовсе, а кто-то был абсолютно уверен, что это СССР. Французский посол Франсуа-Понсе написал мрачный отчет, в котором описал реакцию британцев в Берлине на ввод вермахта в Рейнскую область. Один из секретарей посла Фиппса полагал (Франсуа-Понсе узнал это из надежного источника), что «англичане должны радоваться немецкому перевооружению, “потому что однажды им понадобятся немецкие солдаты для борьбы с Россией”» [1295] . Понятно, что это был всего лишь какой-то служащий, однако кроме него подобных взглядов придерживались многие официальные лица и политики. О том же говорил Франсуа-Понсе, и это подтверждается французскими отчетами из Лондона.
1294
М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 19 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 11–13; М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 мая 1936 г. // Там же. Л. 4–6.
1295
Francois-Poncet to Flandin. No. 485, secret. 1 March 1936. DDF, 2e, I, 577–579.
Конечно, британская германофилия тоже принимала разные формы. Так, например, премьер-министр Британии Стэнли Болдуин не видел смысла подталкивать Германию к новой войне, поскольку «вероятно, это закончится лишь тем, что Германия станет большевистской» [ 1296] . Ванситтарт утратил влияние в МИД. Он сказал Майскому, что его взгляды не изменились, но сам он оказался в несколько более «сложном положении». Ванситтарт надеялся, что «все переменится к лучшему», надо только подождать [1297] . Однако его прогнозы не оправдались.
1296
Bouverie T. Appeasement: Chamberlain, Hitler, Churchill and the Road to War. New York: Tim Duggan Books, 2019. P. 90.
1296
Bouverie T. Appeasement: Chamberlain, Hitler, Churchill and the Road to War. New York: Tim Duggan Books, 2019. P. 90.
1297
М. М. Майский — в НКИД. 9 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 220. Д. 1582, Л. 177–178, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1936 г. URL:(дата обращения: 12.12.2023).
Во Франции Потемкин продолжал наносить визиты, пытаясь оценить настроения французской элиты. Он встретился в Лионе с Эррио, который пришел в себя после своего разочаровывающего поведения в Париже во время Рейнского кризиса. По мнению Эррио, единственной осью обороны против нацистской Германии может стать Лондон — Париж — Москва. Любые другие участники не справятся.
Затем стороны начали обсуждать французскую политику и предстоящие выборы. По словам Эррио, коммунисты смогли добиться важных результатов, в том числе определенное преимущество есть у социалистов. Радикал-социалисты, скорее всего, останутся при своих голосах. Правые слишком сильно увеличат количество мест. Эррио не стал рассуждать о том, какая партия их потеряет, но кому-то придется их лишиться. По его мнению, подобный расклад политических сил мог привести к власти правительства Даладье. Президент Лебрен консультировался с Эррио относительно будущего кабинета и мимоходом заметил, что Даладье непременно уберет коммунистов с министерских должностей. Эррио отметил «глубокое, хотя и скрываемое нерасположение к коммунистам, но и близость его к Лавалю, с которым его роднит германофильство». На Даладье также оказывал сильное влияние журналист де Бринон, который выступал в поддержку франко-немецкого соглашения. За Даладье нужно было пристально следить. Не исключено было, что он включит Лаваля в свой кабинет. Потемкин, вероятно, надеялся, что с Лавалем покончено, но нет. Эррио признался, что, возможно, ему самому предложат присоединиться к новому правительству, и он не стал бы отказываться от этой возможности, но только не с Лавалем на важной должности и уж, конечно, не в МИД. Он говорил, что не может работать с человеком, подписавшим франко-советский пакт и «затем сделавшим все, чтобы сорвать его ратификацию или превратить в простой клочок бумаги». Прогерманская и проитальянская политика Лаваля «разрушила… на международные связи Франции и приблизила торжество двух фашистских диктатур» [1298] . Так-то оно так, да только к победе фашистов привела еще и нерешительность, раздробленность и слабость некоторых французских правительств и министров, в том числе самого Эррио.
1298
Беседа с Э. Эррио [21 апреля в Лионе]. Выдержка из дневника В. П. Потемкина. 26 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 20. П. 167. Д. 828 (подпапка 1). Л. 124–120.