Ритмы улиц

Школьные дворы в двухтысячные представляли весьма странное зрелище. Найти на стадионе разбитую бутылку было настолько легко, что это встречалось смехом. Казалось, что дворник просто обходит учебное заведение стороной. А уж железные штыри и непонятные балки детьми воспринимались, как новые тренажеры.

Об один из таких «тренажеров» Мари и запнулась. А в кустах обнаружила еще одну интересную находку — металлическую пластину. Которая вошла в колено, срезав кожу до самого сухожилия.

В первую секунду, глядя на то, как с её колена свисает приличный такой ломоть кожи и мяса, Мари не поняла, больно ей или нет. Видимо, сказался шок. Она лишь смотрела, как что-то белое (черт, это что, кость?!) быстро исчезает под потоком алой жидкости. А после, с запозданием, чувства всё же включились, и Маша заорала. Пронзительно, на весь двор. Испуганные друзья бросились к девушке, поднимая её на ноги и зеленея от вида Маши. Но, справившись с первым шоком, двое мальчишек — среди них и Свят — подхватили испуганную и плачущую Машу под руки и почти понесли домой.

За три минуты — ровно столько длилась их дорога — вся правая нога Мари до колена окрасилась кровью. Алая дорожка окропила и землю, четко послеживая маршрут подростков. Маша уже не плакала — слез не осталась, она лишь тихо подвывала, потому что ей было больно. И страшно — боялась она, в первую очередь, реакции мамы.

Которая была весьма предсказуема — женщина, увидев, в каком состоянии принесли ее дочь, бросилась к ребенку, и, едва сдерживая тошноту — она боялась вида крови — повела ребенка в ванную. Там, отмыв ногу и забинтовав колено — повязка тут же пропиталась алой жидкостью — Машина мама вызвала такси и повезла дочь в больницу.

Ей наложили три шва. Без анестезии. Мари чувствовала всё — как жжется чистый спирт, как игла входит в кожу, с трудом и треском разрывая ткань, она почти слышала, как скрипит месталлическая нить, которой скрепляли разорванную кожу. Четко зафиксировав ногу в выпрямленном положении, девушку «обрадовали» — ходить ей так придется четыре недели. И после этого еще столько же разрабатывать ногу и учиться нормально ходить. А это значит — "прощай" нормальный выпускной, "до свидания" танцы.

Жизнь пирата Мари по вкусу не пришлась — не иметь возможности согнуть ногу было для нее сущим мучением. За партой сидеть было тоже не очень удобно. Да что там парта — девушка не могла надеть штаны без посторонней помощи!

Но куда хуже этого был процесс реабилитации. Когда Маше сняли швы, она начала учиться сгибать ногу. Давалось это с трудом — колено начинало болеть, стоило сделать малейшее резкое движение. Да и мышцы уже привыкли к определенному положению. Учиться пришлось гораздо дольше, чем прогнозировали врачи. Поступать Маша ездила с палочкой, возвращалась — уже чуть сдвигая ногу. На сантиметр, но это было уже хоть что-то.

В августе — когда пора было уезжать из Ярославля — Мари уже более-менее ходила, но при малейшем касании колена любой поверхности — даже легкого стука ладонью было достаточно — оно взрывалось болью, и нога автоматически выпрямлялась. И проходила эта боль только спустя несколько часов.

Полностью здоровой Маша почувствовала себя только к концу первого курса. Но тогда она уже и не думала о танцах, лишь утвердившись в мысли, что это было лишь её хобби. Мама так вообще категорически была против того, чтобы её дочь танцевала. Ей даже не нравилась мысль, что Маша работает с командой танцоров — вдруг с её ребенком что-то снова приключится.

А сама Мари банально боялась. Она по-прежнему любила танцевать — и ближе к пятому курсу снова начала так расслабляться. Но её нога больше не была настолько подвижной, и многие элементы были ей не под силу. А может, она и могла их исполнить, но мешал барьер, возведенный в голове. И основан он был именно на страхе. Маша боялась снова упасть, и пораниться. Кто знает, вдруг новая травма обернется куда более серьезными последствиями?

***

— В общем, вот таким было падение знаменитой Манеки, — подытожила Мари в конце своей истории, — На память о том дне у меня остался симпатичный шрам в форме полумесяца и легкая неприязнь к миру танцев. Поначалу я еще тосковала по всему этому — танцам, драйву, музыке. Но потом привыкла. И первое время с вами мне было неуютно, потому что каждый из вас был живым напоминанием той части жизни, которую я пыталась забыть.

Мари бросила на меня выразительный взгляд, и я кивнул, понимая, что она тоже вспоминает и наш танец, и откровенный разговор, который был до этого. Она будто просила меня не рассказывать ничего, и я не мог её ослушаться. Мне даже льстило, что я все равно знаю больше остальных.

— Маш, — осторожно спросил Кирилл, и я поразился серьезности его тона, — Скажи честно — тебе плохо с нами?

— Что? — встрепенулась девушка и бросила на парня непонимающий взгляд, — С чего такой вопрос?

— Просто нам не хочется, чтобы ты ненавидела нас за то, что мы — те, кто мы есть, — пояснил Денис.

Да уж, чувак разъяснил так разъяснил. Однако, Мари поняла наших Лелика и Болика.

— Ребят, — улыбнулась девушка, — Вы что такое говорите? Я люблю вас. Каждого из вас, — её взгляд скользнул по моему лицу, и я почувствовал, как к щекам прилила кровь, — Да, поначалу мне было непросто, но я ни разу не пожалела о том, что пришла к вам. Каждый из вас стал мне дорог. Поэтому, даже не думайте об этом. А молчала я просто потому, что мне не хотелось вспоминать. Ну, и потом — у каждого могут быть свои секреты.

— Ты права, — кивнул Ефим, — И спасибо, что теперь доверилась нам.

— Обращайтесь, — хмыкнула девушка, поднимаясь на ноги, — А теперь, после сказочки на ночь — все по номерам, отдыхать. Завтра вы должны порвать всех. Иначе Манеки будет за вас стыдно.

— Есть, мэм! — крикнули мы хором и засмеялись.

Не знаю, как парням, а мне стало легче. Минус одна тайна в жизни нашей загадочной девочки. Не люблю секреты — они вносят раздоры в дружный коллектив. А потом — я всё еще разгадывал эту загадку по имени Мари, взламывая её хитрый код поэтапно, медленно и со вкусом.

***

Я думал, что после баттлов на крыше меня будет сложно удивить. Ведь что может быть более чудным, чем плясать под порывами ветра на высоте десяти этажей? Теперь я знаю ответ на этот вопрос. И скажу честно — я прямо слышу, как дедушка Ленин ворочается, не понимая, за что ему это и почему он не может добиться тишины и покоя даже после смерти?

— Красная, мать её, Площадь! — воскликнул Димон, когда мы приехали на место и выгрузились из огромного автобуса.

— Площадь, мать ее, Красная! — вторил ему Демид, озираясь.

Действительно, где еще орги могли собрать такую толпу — танцоров со всей России, их друзей, болельщиков, зевак и просо случайных прохожих? Только на самой крупной и знаменитой площади страны.

— Умерьте свои восторги, — с улыбкой попросила Мари, — Это всего лишь самое знаменитое место в Москве.

— Всего лишь, — хмыкнул Ефим, пряча усмешку в бороде.

— Так, регистрация, жеребьевка, выступление, победа. Все поняли наш план? — спросил я негромко, когда мы уже заходили за ограждение.

Все кивнули, и Мари послала мне ободряющую улыбку. От неё в этот раз не зависело ровным счетом ничего. Её задача была проста — снять видео нашего выступления и, в случае проигрыша, вытереть наши слезы. Надеюсь, платки ей не понадобятся.

Скажу так — для меня всё прошло, как в тумане. Видимо, сказалось напряжение. Хоть я и храбрился, но страх поражения шептал мне в голове всякие гадости.

Шепот прекратился, стоило подойти нашей очереди. По результатам жеребьевки мы выступали двадцать шестыми. Всего команд, если вам вдруг интересно, было сорок. В общем, этап начался в обед, а наш черед пришел только в шесть вечера.